Текст: Андрей Цунский
А то испакостит кто-нибудь бумажный лист или монитор буковками, какая, мол, ты плохая, террористическая, никаким разумным доводам не внемлющая, и что якобы правильно написал о тебе один Том Клэнси (между прочим, Том Клэнси – да! То есть ирландец, а не то, что вы подумали). Объяснит такой умник, как ты порочна, упряма, недоговороспособна, не берешь денег, когда дают, не способна услышать голос разума, себе на уме, и склонна к излишествам по части алкоголя, и… В результате создается весьма симпатичный образ!
Но нет на свете образа, который невозможно испортить, и вот ты снова исчезаешь, когда слишком громко звучат и смешиваются чарующие звуки The Pogues, Blood or Whiskey, или Celtic Woman, тебя затаптывают стройнейшие и красивейшие ноги танцовщиц Riverdance, потому что, когда их столько - не знаешь, какие выбрать, а на все разом ни у кого не хватит ни обаяния, ни сил. After few scoops (через несколько подходов к снаряду) забьет истинный ирландский дух отрыжка, вызванная парами Tullamore Dew – кто там вспомнит, что этот «Туламор» на самом-то деле Tulach Mhór, а не надпись на этикетке? И как же важно помнить, что ты и не книга рекордов, и не жестянка ты с пивом, и что ты не сизый дым, а надпись фломастером на бумажке по-русски «Свит килларни» ничуть не лучше английской надписи на пачке - Sweet Кillarney.
А у тебя эти слова означают вовсе не вредную смесь для задымления легких, ни один компонент которой не имеет к тебе отношения, и ни один грамм которой, кстати, не приносит тебе никакого дохода. У тебя это Cill Airne, «Килль Арьнэ», возродившийся после бесчинств орда Кромвеля городок на холме, где две трети населения уже забывают потихоньку ирландский язык не со зла – а по отсутствию практики, хотя собор Святой Марии, замок и аббатство Макросс держат в сияющем порядке – как святыни.
Как же понять народ, который сохраняет свой дух, даже если говорит по большей части на чужом языке? Попробуем - по тем удивительным высотам духа, которых достигают великие его представители.
«Пойдешь со мною в Дублин? Чё, в Дублин? – а пойду, блин!», как писал лидер международной группы «Рождество» Степан Печкин. В последний день осени 1667 года родился в Дублине самый знаменитый ирландец из всех. Джонатан Свифт.
Богата ли Ирландия? Если речь о деньгах, то нет. Дружна ли? О, не спешите.
«Ты кто такой?» — «А сам ты?»
«Я кто такой?» — «Да, ты». — «Мы протестанты».
«А мы — католики». — «Ах, вот как!» Хряск!
Потом везде валяются останки…
Да, Бродский. Да, не про Ирландию. Но отчасти и про нее. Католики и протестанты – это не только про колониальную политику Англии. Католики, кто они в ирландском контексте? Ясное дело, ирландцы! А протестанты? Англичане? Да? You coddin? (Шутите?). Англичане… ну и англичане попадались, конечно. Это не вчера началось и не завтра может кончиться, хотя вроде бы кровь не льется теперь. Но разум человеческий - кто сможет поручиться за долгое его превосходство над глупостью...
«Всеми разделяется убеждение, что вареные яйца при употреблении их в пищу испокон веков разбивались с тупого конца; но дед нынешнего императора, будучи ребенком, порезал себе палец за завтраком, разбивая яйцо означенным древним способом. Тогда император, отец ребенка, обнародовал указ, предписывающий всем его подданным под страхом строгого наказания разбивать яйца с острого конца. Этот закон до такой степени озлобил население, что, по словам наших летописей, был причиной шести восстаний, во время которых один император потерял жизнь, а другой – корону. Мятежи эти постоянно разжигались монархами Блефуску, а после их подавления изгнанники всегда находили приют в этой империи. Насчитывают до одиннадцати тысяч фанатиков, которые в течение этого времени пошли на казнь, лишь бы не разбивать яйца с острого конца. Были напечатаны сотни огромных томов, посвященных этой полемике, но книги Тупоконечников давно запрещены, и вся партия лишена законом права занимать государственные должности. В течение этих смут императоры Блефуску часто через своих посланников делали нам предостережения, обвиняя нас в церковном расколе путем нарушения основного догмата великого нашего пророка Люстрога, изложенного в пятьдесят четвертой главе Блундекраля. Между тем это просто насильственное толкование текста, подлинные слова которого гласят: «Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее».
А это Свифт. Его Гулливер, и его описание страны лилипутов. Тоже не про Ирландию. Но отчасти и про нее. Кстати, даже это слово, сейчас обозначающее людей маленького роста, придумал тоже он.
Но не подумайте, что Свифт издевался над религией – странно было бы ждать такого от Декана – по-русски это значит отца-настоятеля – собора Святого Патрика в Дублине. А вот люди у него восхищения не вызывали.
В некоторых книгах о Свифте можно встретить мысль о том, что, де, ирландцем он себя не ощущал, патриотом не был… Eejits… (это не какое-то ужасное ругательство, что-то вроде «недоумки», но предоставляю вам возможность заполнить пространство в скобках любым энергичным словом по вашему выбору).
Так все же, любил ли Свифт ирландский народ и был ли патриотом?
Пожалуй, для ответа на этот вопрос вам стоит знать историю о фартингах Вуда. И начать нужно издалека.
Некая Эренгард Мелюзина фон дер Шуленбург, герцогиня Мюнстерская и герцогиня Кендал (это одна женщина, а не три) щедро дарила свои ласки королю Георгу I. Продолжалось это еще с тех времен, когда король был скромным герцогом Ганноверским и жил в Германии. Герцогиня родила Георгу трех детей, составила ему личное счастье, следом за ним перебралась в Лондон, а законную жену будущий король еще в 1694 году просто засадил в тюрьму, и стало ему хорошо. В общем, обычная история для монархов, дело житейское. Все бы слава богу, вот только Георг был уже староват, и стала Мелюзина задумываться, на что ей придется жить, когда августейший снова отправится в Вестминстерское аббатство, но уже не на коронацию и в горизонтальном положении. За личную жизнь королей часто платят целые народы.
Именно при Георге I настоящим правителем государства стал первый министр, тогда еще не называвшийся премьером, но фактически возглавивший кабинет. И был это кавалер орденов Бани, Подвязки и прочих интимностей, лорд казначейства сэр Роберт Уолпол.
Но власть его была не безраздельна.
Мелюзина активно играла в политику, сначала продавая титулы и даже должности. Но это торговля розничная, причем разовая, даже ПБОЮЛ не откроешь. За десять тысяч фунтов (по тем временам и сумма-то небольшая) вернула из изгнания лорда Генри Болингброка, которого Уолпол предпочел бы видеть на веревке, а веревку на суку. Но Мелюзина могла кое-что, что и Уолполу было не по силам.
Мелюзине захотелось продать что-то такое, что не станет причиной политических раздоров при дворе. Она обратила свое внимание в сторону патентных прав. И вскоре среди покупателей оказался некий торговец из Вулверхемптона, Уильям Вуд. Медник и жестянщик по основному роду занятий и проходимец по призванию, он всегда пытался пролезть в политику с пользой для своего бизнеса. И тут ему открылось золотое дно (а Ирландии – медная крышка).
Вуд заплатил Мелюзине все ту же таксу – 10 тысяч фунтов (на весах у подобных персон – вернуть из-за границы преступника и угробить экономику целой страны стоит примерно одинаково). И та предоставила ему патент на чеканку монет для Ирландии.
«Не все ли равно, кто будет чеканить монеты?» - спросит иной читатель. О, нет. И далеко не пустой вопрос, что это будут за монеты.
По Британии уже скакала золотая «кавалерия святого Георгия» - соверены достоинством в двадцать шиллингов звенели золотые кроны, дабл-крауны (двойные кроны), «ангелы», лорели, райолы, полусоверены, - все из золота, гинеи (гинея была - двадцать один шиллинг, по весу золота - с 1717 года). Это были не просто «настоящие деньги» - начеканив на реверсе золотого «юнайта» шотландскую и английскую короны, Яков I повелел на реверсе сделать надпись faciam eos in gentem unam – соединяю вас в один народ. Права и вольности англичан вместе с этой монетой через карманы и кошельки приходили и к шотландцам.
Так что же собрался чеканить этот Вуд? В 1722 году он исхитрился получить патент на чеканку 360 тонн полупенсовиков и фартингов специально для Ирландии. Ему лично приносило это 30 пенсов за фунт в течение четырнадцати лет – то есть за все 360 тонн сто тысяч фунтов – и не медных, а уже золотых, хотя и за ежегодную плату в размере 800 фунтов стерлингов - королю. Как вы сказали? за «откат»? Такой процент, как утверждают знающие люди, сейчас в одной знакомой нам стране - это не то что не откат, а даже не коробка спичек. Причем нарезанные им медяки имели хождение исключительно в Ирландии – и нигде больше.
Ирландцам король-немец с английского трона бросил в лицо горсть медяков.
В то же время стараниями министра Уолпола и других ирландское сукно и ирландскую шерсть запретили продавать не то что в Англии - а вообще везде, кроме самой Ирландии. Пытались навязать ирландцам разведение льна. Кучка интриганов, мздоимцев и негодяев при корольке, которому было плевать даже на Англию, играя в свои игры вокруг британского трона, ради нарядов, украшений, должностей и балов бросили в нищету и голод целый народ.
В 1724 году издателю Хардингу доставили в типографию рукопись под заглавием «Письмо торговцам, ремесленникам, фермерам и всему простому ирландскому народу относительно медного полупенса, выпущенного неким Уильямом Вудом с целью ввести его в обращение в этом королевстве. Письмо это показывает, каково значение его патента, какова ценность его полупенса, обязан ли кто-нибудь принимать этот полупенс и как надлежит себя вести, если Вуд или кто-либо другой попытается насильственно навязывать этот полупенс. Письмо это хорошо иметь в каждом семействе».
Автор подписался. Как «М.Б. Суконщик». Поскольку гонорар за издание рукописи платить было некому, а язык был настолько ясным, что и картинки не требовались, Хардинг немедленно напечатал письмо, сколько хватило бумаги. Оно разлетелось мгновенно – еще бы! Ведь автор писал о ненавистных всей стране вудовских медяках.
«Говорят, что председатель ирландского парламента имеет доход в 16 000 фунтов в год; так вот, ему придется нанять двести пятьдесят лошадей, чтобы доставить домой свой полугодовой доход, и нужно будет иметь несколько погребов в доме, чтобы эту сумму хранить».
Председателю парламента стало очень неуютно.
«Было бы очень тяжело, если бы, если бы Ирландия оказалась на одной чаше весов, а этот человек Вуд на другой; если бы перевесила его чаша другую, то есть наше королевство, с которого Англия получает дохода - и хорошими деньгами - не менее 1 000 000 фунтов в год, а ведь это больше того, что англичане получают со всего остального мира».
И призывает людей к действию:
«Что касается меня лично, то я уже решил, что делать: у меня в лавке есть немалый запас ирландских сукон и шелков, и вместо того, чтобы принимать вудовскую дрянную медь, я намереваюсь предложить моим соседям, мясникам, пекарям, пивоварам и другим товар за товар. А то небольшое количество золота и серебра, что я имею, я буду беречь как кровь сердца моего до лучших времен или до минуты, когда ничего не останется, как подыхать с голода...»
Через несколько месяцев после публикации письма произошло следующее:
- Автора знали все
- Подтверждения его личности официально не было никакого.
- Ирландцы стали вести себя, как в письме и рекомендовалось.
- Королю пришлось назначать в Ирландию нового наместника.
- За доказательный донос на автора письма ввели награду.
- Означенную награду не получил никто.
- Уолпол потребовал от нового наместника ареста Свифта.
- Новый наместник лорд Картерет ответил ему, что для ареста потребуется десять тысяч солдат и готовность к войне. И добавил: «Я правлю Ирландией с соизволения доктора Свифта».
О, он не шутил и не преувеличивал. Самому Свифту он говорил: «Я знаю, что весь Дублин считает вас своим покровителем и беспрекословно послушается любого вашего приказания…»
На площади перед собором Святого Патрика собралась шумная толпа – ожидалось солнечное затмение. В толпе ругались, спорили, даже дрались, и Свифту надоело такое безобразие. Свифт послал служку на площадь с сообщением, что раз люди ведут себя так безобразно, он отменяет затмение. Толпа с сожалением разошлась…
В Дублине не было дома, где не лежала бы на полке книга «Писем суконщика», не было улицы без десятка его портретов.
А королю пришлось «вудовский медяк» отменить.
Что же сам Свифт? Избрался в парламент? Объявил себя королем Ирландии? Взял со всех по шиллингу и разбогател?
«Ну что вы, он же умный, и главное разумный человек! Нельзя пытаться так примитивно монетизировать «капитал доверия» или перенести его без потерь в реальную власть. В таком положении лучший вариант – замер рейтинга и серия встреч с представителями местных элит, и одновременных консультаций с представителями различных групп влияния в Лондоне, и…» - дорогой политический консультант! Вы серьезно решили, что Свифт, десять лет пребывавший в качестве секретаря, помощника и литературного советника возле великого Уильяма Темпла (уж почитайте сами, кто это был), – разбирался в политике хуже вас?
Свифт написал великие «Путешествия Гулливера». Похоронил двух близких ему женщин. Каковы были их отношения – вы можете узнать в обозначенных самим Свифтом пределах: читайте «Дневник для Стеллы» (Свифт Дж. Дневник для Стеллы. — М.: Наука, 1981) и не читайте тех, кто пытается воссоздать на бумаге передачу «Без стыда рыбка из пруда» в исторических декорациях. Он написал несколько очень едких памфлетов, например, «Скромное предложение»:
«Я уже вычислил, что стоимость содержания ребенка из бедной семьи (в этот список я включаю всех поселян, владеющих хижиной, чернорабочих и четыре пятых фермеров-арендаторов) равняется примерно двум шиллингам в год, включая сюда и лохмотья. И я думаю, что ни один джентльмен не пожалеет дать десять шиллингов за тельце хорошего, жирного младенца, из которого, как я уже сказал, можно приготовить четыре блюда превосходного питательного мяса и угостить за обедом приятеля или просто подать на стол, когда семья обедает без гостей. Таким образом, помещик научится быть хорошим хозяином и завоюет себе популярность среди своих арендаторов. А мать ребенка получит восемь шиллингов чистой прибыли и будет в состоянии работать, пока не произведет на свет другого младенца.
Люди более бережливые (я должен заметить, что время требует бережливости) могут еще вдобавок содрать и кожу; из надлежащим образом обработанной кожи младенца могут быть изготовлены превосходные дамские перчатки, а также летняя обувь для изящных джентльменов».
Это под каким же псевдонимом?
Да без всякого псевдонима. После того как из-за «Писем суконщика» пострадали издатель и книготорговцы, Свифт не счел нужным скрываться.
Был ли он патриотом? Был ли он священником? Политиком?
«Я всегда ненавидел все нации, профессии и всякого рода сообщества; вся моя любовь обращена к отдельным людям: я ненавижу, например, породу законников, но люблю адвоката имярек и судью имярек; то же самое относится и к врачам (о собственной профессии говорить не стану), солдатам, англичанам, шотландцам, французам и прочим. Но прежде всего я ненавижу и презираю животное, именуемое человеком, хотя от всего сердца люблю Джона, Питера, Томаса и т. д. Таковы воззрения, коими я руководствовался на протяжении многих лет, хотя и не высказывал их, и буду продолжать в том же духе, пока буду иметь дело с людьми», - писал он Александру Поупу.
«Он не любил Ирландию!» - крикнет один дурак.
«Он не любил священников!» - крикнет дурак номер два.
«Он не любил людей!» - крикнет дурак номер три - самый важный и умной внешности.
А приятнейшей чертой ирландцев кажется мне та, благодаря которой никто не написал донос на Джонатана Свифта. Что это за черта?
Непросто жить среди тех, кто этого не знает.
