Александр Баргман: "О чем бы Толстой ни писал, я вижу стремление к гармонизации жизни"

Текст: Елена Боброва/РГ

Чем привлекла вас пьеса Ханоха Левина?

Александр Баргман: Из-за недостатка интереса к одному из самых талантливых драматургов ХХ века. Я влюблен в этого автора, он не оставляет меня равнодушным, не отпускает, заставляет совершать работу над собой - не всегда приятную, но необходимую. Я с радостью вставил в пролог к спектаклю фрагменты из других пьес Левина.

В них есть беспощадность к человеку, хлёсткость, вывернутость взгляда на привычные, ставшие обыденными "категории", из которых, кажется, и состоит жизнь. Но жизнь ли это или набор правил, которым почему-то надо следовать? В центре пьесы - люди, живущие между проклятием и чудесами. А мы как раз живем в такое время. Главный герой Ламка открывает для себя опасный, иллюзорный путь - жить чувствами. Осознанно зачеркивая рассудочные барьеры. У Левина счастливых финалов нет, и никто не проживает счастливую жизнь. И только в снах, в мечтах, в воспоминаниях на пару секунд они обретают ощущение необходимости, нужности, направленности чувства и на себя.

Во времена депрессий, принято считать, народ жаждет развлечений. Но это явно не ваше поле.

Александр Баргман: Возможно, подобное отвлечение и нужно, и важно. Яркий театр быстрого спасения. Но пусть будет сложнее, неопределеннее, недосказаннее. Когда остаются воздух и ветер внутри и снаружи, а мир и темы не упрощаются, а звучат по-прежнему полифонично, но получают все же светлое отражение.

Политический театр вас не увлекает?

Александр Баргман: Я ставил и "Ночь Гельвера" об истреблении евреев в Германии, и "Наш класс", о том, как одноклассники - евреи и поляки - в войну оказались по разную сторону баррикад. Когда меня сильно припекает и становится невыносимо терпеть издевательства человека над человеком, я кричу - ставлю такие спектакли. Но сейчас не хочется, и я взял "Трепет моего сердца" из нежелания заниматься тем, что за форточкой.

Нас растаскивают на мелочи, на чудовищную вседозволенность в соцсетях, на потерю "своих" по крови, по мировоззрению, по ценностям. В театре может сохраниться диалог со зрителем о внутреннем мире.

В кино тоже. Так случилось с фильмом "Клятва": ваш герой Наум Балабан, главный врач психбольницы в Симферополе, в Великую Отечественную спасал во время оккупации жителей от нацистов.

Александр Баргман: Я рассматриваю свидание с Наумом Балабаном как подарок. Когда думаешь о таких людях, понимаешь, что всем нам надо высмеять себя, таких порой слабых, завистливых, амбициозных.

И все же не хотели вернуться к истории Наума Балабана уже на театральной сцене?

Александр Баргман: И да, и нет. Все-таки, чтобы сочинить такой спектакль, во-первых, нужно выключиться из других работ на год-полтора, а во-вторых, поверьте, пребывать в зоне размышлений о Холокосте - это серьезное испытание. Я дважды ставил спектакли на эту тему, так что знаю по себе, как это выедает изнутри. Хотя меня все равно не оставляет идея сделать спектакль по документальному роману Анатолия Кузнецова "Бабий Яр" или инсценировать "Тяжелый песок" Рыбакова, который я бы посвятил прежде всего своему отцу, Льву Рувимовичу Баргману, пережившему войну, эвакуацию, расстрел нацистами близких, друзей в родном местечке Гайсин Винницкой области.

Вы сказали, что хотите ставить спектакли о любви. Знаете уже - какие?

Александр Баргман: Сейчас готовлюсь к тому, чтобы в Липецке поставить "Русский роман" Марюса Ивашкявичюса - пьеса о Софье Андреевне Толстой, в которой самого Льва Николаевича на сцене нет, но при этом все в этой пьесе пронизано его мыслями.

Как заметил Павел Басинский, который о Толстом написал четыре книги и кое-что в нем все-таки понял, - и для него Софья Андреевна остается загадкой.

Александр Баргман: Фантастическая женщина: прожить жизнь рядом с гением, думаю, было колоссальным трудом. Льва Николаевича несовершенство мира касалось сильно и кровно, как и собственное несовершенство. Это была главная женщина его жизни... О чем бы Толстой ни писал, в его исследовании человеческой природы я вижу стремление к просветлению, пусть это и утопия, - к гармонизации пространства жизни. Он писал про семью и тягу к семье. А это всем нам близко и понятно.

Источник: rg.ru