"Театральный роман" М.Булгаков, читает Андрей Цунский
Текст: Андрей Цунский
Пролог
«Пред нашим представленьем мы просим со смиреньем нас выслушать с терпеньем»
Я знаю, что вы очень умны, образованны, начитанны и эрудированны – как и то, что все эти слова – не синонимы. Особенно в вашем случае. Но побудьте несколько минут еще и молчаливы. Ваше молчание позволит людям молодым или открывающим для себя еще одну интересную страницу, совершить самостоятельное открытие.
Афиша
Знаете ли вы этого человека в белом парике? Предположите, кто это? Не вспомнили? В голову не приходит? А, вам показалось, что у него подведены глаза, и нос какой-то… неестественный? Тем, кому все же нужна подсказка – еще одна попытка.
Вот перед вами афиша. Ничего не замечаете? Одна фамилия должна быть вам знакома, более того, она тут напечатана дважды!
Об этом человеке мы знаем, что он был врачом, журналистом, писателем, драматургом. Но не все знают, что он занимался еще и театральной режиссурой, а кроме того – выступал даже в качестве актера – и не где-нибудь, а… Но это тема огромная. Мы только приоткроем немного дверь, чтобы вы смогли увидеть знакомые и незнакомые тени, а перспектива коридоров, комнат и большой сцены получила бы шанс вас заинтересовать.
За стенами МХАТ
Нет. Это не театр, это двор Клуба писателей на улице Воровского – ну, то есть на Поварской. Это четверг, 17 апреля 1930 года. Здесь Михаил Афанасьевич Булгаков без всякого грима, он в обществе коллег по газете «Гудок»: рядом с ним художник Михаил Файнзильберг - брат Ильи Ильфа, Евгений Петров, Юрий Олеша, поэт Иосиф Уткин. Фотоаппарат в руках самого Ильфа. А где-то за кадром, в зале клуба, в эти минуты прощаются с лежащим в гробу Маяковским.
Еще недавно встреч Булгакова с Маяковским в этом доме ждали любители скандалов. И зря. Играли в бильярд (оба знали толк в этом деле), и Маяковский подначивал:
— Разбогатеете окончательно на своих тётях манях и дядях ванях, выстроите загородный дом, и огромный собственный бильярд. Непременно навещу и потренирую.
- Благодарствую. Какой уж там дом!
- А почему бы?
- О, Владимир Владимирович, но и вам клопомор не поможет, смею уверить. Загородный дом с собственным бильярдом выстроит на наших с вами костях ваш Присыпкин.
Маяковский выкатил лошадиный глаз и, зажав папиросу в углу рта, мотнул головой:
- Абсолютно согласен.
Маяковский много навредил Булгакову. А потом вдруг прекратил вредить. Сам внезапно – но закономерно – стал жертвой травли. Что в стаях не редкость.
А Булгаков ответить Маяковскому не мог. Слишком многим нужно было бы отвечать – Киршону, Шкловскому, Литовскому, Керженцеву и десяткам других. Маяковский незадолго до смерти понял, что его ждет, но не ожидал, сколько друзей его предаст. У Булгакова иллюзий не было. И пистолет был приготовлен.
На следующий день после этих похорон, 18 апреля, Булгаков около семи вечера приляжет подремать – но его разбудят телефонным звонком. Да это тот самый звонок Сталина, и в финале – иезуитская реплика:
- Вы где хотите работать? В Художественном театре?
– Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
– А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся.
Вождям невыгодно, когда люди известные и талантливые один за другим добровольно уходят из жизни. Они иногда пригождаются, их стоит экономить. Да и «Дни Турбиных» нравились. Тактика Сталина в отношении тех, кого он хотел оставить в живых – известна. Запугивать – но не до смерти. Гнуть – но совсем не ломать. Это ведь всегда можно сделать. Когда вам скажут, что Булгакова Сталин «облагодетельствовал» – не верьте такому рассказчику. Для знатоков театра здесь будет уместна фотография Олега Табакова. Ехидная. Зачем – ну, у вас есть все, чтобы разгадать это с помощью поискового сервера и любви к театру.
Таким образом, Булгаков был без сучка без задоринки принят в Московский художественный академический театр. Но был ли он там желанным – вопрос… Да что там вопрос. Их отношения так и остались историей неразделенной любви.
Отношения с МХАТом начались еще в середине двадцатых годов. «Дни Турбиных» появятся именно здесь. Большая часть булгаковских пьес написана именно для этого театра. Интересно другое. Кем можно взять литератора в театр? Завлитом? Но у них уже был.
Булгаков принят туда режиссером-ассистентом. И к тому же – по совместительству. Только был ли он нужен театру в этом качестве и что же это за должность?
Между подмостками
Кстати, Булгаков работал еще в одном месте. Точнее – в двух. С 1 апреля его взяли в одно учреждение, находившееся на Малой Дмитровке, 6. Знакомый адрес? Да разумеется! Но только тогда там был не Ленком, а ТРАМ – Театр рабочей молодежи.
Тогда еще не жена Булгакова – Елена Сергеевна Шиловская записала в дневнике: «Я как раз была у М. А. на Пироговской, туда пришли Ф. Кнорре и П. Соколов (первый, кажется, завлит ТРАМа, а второй — директор) с уговорами, чтобы М. А. поступил режиссером в ТРАМ. Я сидела в спаленке, а М. А. их принимал у себя в кабинете. Но ежеминутно прибегал за советом. В конце концов я вышла, и мы составили договор».
Почему Булгаков продолжил работу в ТРАМе? Да потому, что «благодеяние» Сталина и щедрость МХАТа были невелики. Он писал брату:
«Деньги нужны остро. И вот почему: в МХТ жалованья назначено 150 рублей в месяц, но и их я не получаю, т. к. они мною отданы на погашение последней 1/4 подоходного налога за истекший год. Остается несколько рублей в месяц. Помимо них, 300 рублей в месяц я получаю в театре, носящем название ТРАМ.
…денежные раны, нанесенные мне за прошлый год, так тяжки, так непоправимы, что и 300 трамовских рублей как в пасть валятся на затыкание долгов», – писал Булгаков брату Николаю.
Днём Михаил Афанасьевич был занят в Камергерском, во МХАТе, а потом бежал на Малую Дмитровку в ТРАМ. Такой график работы он смог выдержать почти целый год. 14 марта 1931 года он окончательно оттуда уволился. Но и это не все. Во время работы во МХАТе у Булгакова сложился творческий союз с драматургом Натальей Алексеевной Венкстерн. В 1931 году она попросила его поставить спектакль по ее пьесе «Одиночка» на Мясницкой, 42. Нет-нет, не в газете «Аргументы и Факты» – тогда ее еще на свете не было. По этому адресу располагался Агитационный театр Института санитарной культуры! Названия спектаклей говорили сами за себя: «Конец Андрея Ивановича», «Доктор Егор Кузнецов», «Люди в белых халатах», «Цианистый калий» и «Почему у вас нет детей». Директором института была Софья Николаевна Волконская, она приглашала на работу весьма неплохих режиссеров и актеров, в основном из Театра Вахтангова. Булгаков был в этом театре консультантом по литературной части – да и тема была ему близка, вспомнить хоть его «Записки юного врача». Кстати, и с Театром Вахтангова Булгаков тоже был связан рабочими отношениями: в 1926 году именно для него он написал «Зойкину квартиру». Постановку запрещали. У чиновничества и кормящегося вокруг него племени доносчиков всегда была страсть – запрещать все талантливое и актуальное. Их очень раздражает способность людей видеть и думать. Но даже в то время театры могли найти способ себя защитить, и «Зойкина квартира» прошла на вахтанговской сцене почти двести раз за три года.
Театрального образования у Булгакова не было. Его… ни у кого не было. У Станиславского, у Мейерхольда, у Немировича-Данченко – не было режиссерских дипломов, вообразите. Однако Булгаков дилетантом точно не был. Ассистент режиссера должен был очень много знать о готовящейся к постановке пьесе, разбираться в тонкостях исторических обстоятельств, знать обычаи и характеры стран и времен, следить за точностью цитат – и не только словесных, видеть в сценическом решении аллюзии и намеки… Без дела сидеть ассистенту не приходилось. Булгаков был очень высокообразованным человеком. Но было ли это режиссурой?
Почему Булгаков не стал режиссером
Есть люди, которым кажется, что всю работу делает драматург, постановщику остаётся только читать ремарки и напоминать актерам, чтобы учили текст. Увы, бывает и так.
А настоящий режиссер видит спектакль не только из зала – но и со сцены. Ставит актеру задачу, которую, может быть, и на разрыв трудно – но все же возможно выполнить. И такие требования во МХАТе были не просто высоки.
– Пламенная любовь, – продолжал Иван Васильевич, – выражается в том, что мужчина на все готов для любимой. – И приказал: – Подать сюда велосипед! …
Бутафор выкатил на сцену старенький велосипед с облупленной рамой. Патрикеев поглядел на него плаксиво.
– Влюбленный все делает для своей любимой, – звучно говорил Иван Васильевич, – ест, пьет, ходит и ездит. ...так вот, будьте любезны съездить на велосипеде для своей любимой девушки, – распорядился Иван Васильевич и съел мятную лепешечку.
...Патрикеев тронул педали и нетвердо поехал вокруг кресла, одним глазом косясь на суфлерскую будку, в которую боялся свалиться, а другим на актрису.
– Совсем не то, – заметил Иван Васильевич, когда Патрикеев остановился, – зачем вы выпучили глаза на бутафора? Вы ездите для него?
Патрикеев поехал снова, на этот раз оба глаза скосив на актрису, повернуть не сумел и уехал за кулисы.
Когда его вернули, ведя велосипед за руль, Иван Васильевич и этот проезд не признал правильным, и Патрикеев поехал в третий раз, повернув голову к актрисе.
– Ужасно! – сказал с горечью Иван Васильевич. – Мышцы напряжены, вы себе не верите. Распустите мышцы, ослабьте их! Неестественная голова, вашей голове не веришь.
Патрикеев проехался, наклонив голову, глядя исподлобья.
– Пустой проезд, вы едете пустой, не наполненный вашей возлюбленной.
Разумеется, эту сатирическую зарисовку репетиции Станиславского нельзя воспринимать буквально, но судя по тому, какую бурю вызвали в театральной Москве булгаковские «Записки покойника», весьма большое сходство с реальностью в них присутствует.
Недавно довелось в одной публикации прочесть, что если бы «судьба была к Булгакову благосклоннее», то он вполне мог бы создать и сам возглавить театр, создать свою труппу и тогда...
Но этого не произошло, и мне кажется, к счастью. Во-первых, Булгаков во главе театра ничего бы не успел написать. А во-вторых…
Во время репетиции «Гамлета» страсти так накалялись, что Высоцкий запустил в Юрия Любимова кинжал. Любимов спокойно и негромко сказал ассистенту: «Надо затупить им ножи, а то еще порежут друг друга».
Главный режиссер Театра сатиры Валентин Плучек говорил: «С артистами надо быть корректным и острожным. Не поворачиваться к ним спиной. Это правило укротителей хищников. Иначе могут укусить, причем с большим удовольствием, даже если потом будут сожалеть об этом...»
Режиссер Театра Моссовета Юрий Завадский, не выдержав импровизаций Фаины Раневской на репетиции, завопил: «Фаина, вы своими выходками сожрали весь мой замысел!» Она немедленно ответила: «То-то у меня чувство, как будто наелась …!» На его крик отчаяния «Вон из театра!» последовал столь же молниеносный ответ: «Вон из искусства!»
И Сталин Булгакова не жалел. А уж актёры не пожалели бы точно. Не потому, что они плохие – а потому, что уж таков театр. «Бывают сложные машины на свете, но театр сложнее всего».
Но стал ли Булгаков хоть немного, хотя бы чуть-чуть – режиссером? И сумел ли Булгаков-Максудов хоть немного стать Булгаковым-Бомбардовым? (Читайте, читайте «Записки покойника»! ну, да, «Театральный роман!» Лучше прочитать театральный роман, чем не прочитать «Записки покойника»! Хм, хорошо я сказал! Или это не я?)
Кем быть в театре?
Итак, Булгакова во МХАТ не пригласили – а не смели не взять. Но никакой советский диктатор не стал бы заставлять шесть лет держать в театре человека совершенно бесполезного. Театр ведь – не коммунизм. Там от каждого, конечно, по способностям, но если они есть. И у Булгакова они были.
Софья Станиславовна Пилявская, актриса МХАТа:
Как же он умел читать! Как раскрывал каждый образ, как доносил его суть, его тайные мысли. Слушая его, казалось, что никто из актеров, самых замечательных, не сыграет так. Казалось, что только он, и никто другой, должен играть эту роль, — и так было в каждой сцене, с каждой ролью.
Виталий Яковлевич Виленкин, литературный секретарь дирекции МХАТа с 1934 года:
«Читал он изумительно: предельно строго, ненавязчиво, никого из персонажей не играя, но с какой-то невероятной, непрерывной напряженностью всех внутренних линий действия. Читая, он мог не повторять имен своих персонажей: они мгновенно узнавались, становились видимыми и совершенно живыми благодаря тончайшим сменам интонации и внутреннего ритма. Удивительно читал ремарки. <...> Он читал свои ремарки без всякой «подачи», они у него звучали как бы мимолетно, но были накрепко связаны либо с предшествующей, либо с последующей репликой».
С благодарностью и удовольствием называю источник, по которому приводятся цитаты, и всем рекомендую замечательный сайт: m-bulgakov.ru
А вот – цитата взята оттуда же. Пусть она вас насторожит!
Константин Сергеевич Станиславский, режиссер, актер, основатель МХАТа. Из письма. 1930 г.: «Вот из кого может выйти режиссер. … Сужу по тому, как он показывал на репетициях "Турбиных". Собственно — он поставил их, по крайней мере, дал те блестки, которые сверкали и создавали успех...»
Но что же такое скрыто за этим многоточием в середине цитаты? А вот что:
К.С. Станиславский о Булгакове.
Актер
Сын Василия Ивановича Качалова Вадим Шверубович писал, что Булгаков стремился побывать «в актерской шкуре», и приводил рассказ в те годы начинавшего свою карьеру Виктора Яковлевича Станицына:
Его интересовала и техника постройки оформления, и краска, и живопись, и технология перестановок, и освещение. … Его привлекали термины и сценические словечки, он повторял про себя, запоминая (записывать, видимо, стеснялся): "послабь", "натужь", "заворотная", "штропка", "место!" и т. д. Его радовала возможность ходить по сцене, касаться изнанки декораций, откосов, штативов фонарей, шумовых аппаратов — того, что из зала не видно. Восхищало пребывание на сцене не гостем, а участником общей работы. <...> С таким же, а может быть, и с гораздо большим удовольствием он примерял свой театральный костюм…
На сцене он сыграл одну-единственную роль, причем выбегал на сцену прямо из зала, и подымался на вершину иносказательной – судейской и вполне реально высокой сценической пирамиды декораций.
«…из зала на сцену взбегал еще Булгаков, но, идя по сцене, он видоизменялся, и по лестнице лез уже Судья. И Судья этот был пауком. Михаил Афанасьевич придумал (может быть, это был подсказ Виктора Яковлевича Станицына), что Судья — паук. То ли тарантул, то ли крестовик, то ли краб, но что-то из паучьей породы. Таким он и выглядел — голова уходила в плечи, руки и ноги округлялись, глаза делались белыми, неподвижными и злыми, рот кривился. Но почему Судья — паук? Оказывается, неспроста: так его прозвали еще в детстве, что-то в нем было такое, что напоминало людям это страшное и ненавистное всем насекомое, с тех еще пор он не может слышать ни о каких животных, птицах, зверях... Все зоологическое напоминает ему проклятие его прозвища, и поэтому он лишает слова всякого, упоминающего животное. В свое время он от злости, от ненависти к людям выбрал профессию судьи — искал возможности как можно больше навредить людям. <...> Приятно было видеть, как сам Булгаков радовался тому, как прочно и подробно ощущал он себя в этом образе. Но как же ясно и весело улыбался он, выходя из этого образа, сбрасывая с себя эту оболочку. Сначала теплели и темнели глаза, потом лицо освещалось улыбкой, менялась осанка, и перед нами был опять он, со всем своим умным, тонким и лукавым обаянием».
На генеральной репетиции с пирамиды упал табурет, на котором Булгаков должен был сидеть. Половину своей роли он провисел, вцепившись руками в кафедру. Но себя не выдал.
На генеральной репетиции его одобряет сам Станиславский. Василий Иванович Качалов, Анатолий Петрович Кторов, Вера Николаевна Попова подтверждают – он вполне профессионален. И вот – премьера.
Булгаков точно не был баловнем судьбы. За каждый успех она снимала с него долг с процентом.
Премьера состоялась 1 декабря 1934 года. Любители истории, ничего не подсказывает память? Да, в тот день не повезло никому, а Сергею Мироновичу Кирову – особенно. Его убили. Сообщение об этом пришло в Москву посреди спектакля, и высокие чины (а их на премьерах во МХАТе – считай две трети зала) дружно встали и ушли. Обидно было всем. Хотя куда пошли? Говоря словами Булгакова, не нужна была Кирову никакая телеграмма. Но «в полном составе был домком во главе со…» со… Впрочем, зачем – эти тоже сами еще не знали. Знал тот, кто был во главе.
Эпилог
Через два года пьесу Булгакова «Кабала святош» снимут с репертуара. Инициатором будет Сталин, фактическим палачом – Платон Керженцев, автор разгромной статьи в «Правде» «Внешний блеск и фальшивое содержание». И это после пяти лет переделок, репетиций, снова переработок. Станицын писал: «За два года построили метро. За четыре года у нас построили тяжелую индустрию, всю страну поставили на ноги... а спектакль выпустить не можем».
Итог закономерен. Булгаков в 1936 году покидает МХАТ и становится либреттистом в Большом театре. Там он уже, разумеется, на сцену не выйдет. Не Шервинский ведь.
А ведь в детстве играл и в домашних, и в гимназических спектаклях! Как Чехов. Как Гоголь… Другого способа стать драматургом, пожалуй, нет.
«…драматургу необходимо проникнуться самочувствием актера, надо самому на себе проверить ощущение себя в образе, побыть кем-то другим, проработать артикуляцию, дыхание, проверить текст, прослушать звучание фразы, произносимой своим голосом...»
Сделайте милость, поищите сами, откуда цитата.
Знаете, если сейчас, сегодня, прочитав этот текст – вы все равно хотите играть на сцене или писать пьесы – пожалуй, стоит попробовать. Успех, впрочем, может и не состояться, и по многим причинам – но причины не пробовать не существует вовсе. А то замахнитесь – и напишите книгу «Булгаков и театр». Несколько лет работы вам гарантировано. Но удачи и денег – опять же, гарантировать не могу.
