Автор: Елена Ковалюк
С языками, а точнее с учителем немецкого, у Жени Лебедевой была своя незабываемая история. Тогда Сергей Михайлович только начинал свою практику после окончания института. Молодой, стройный, в тонких золотистых очках, элегантный даже в своем коричневом костюме со следом подпалины от утюга на левой брючине. Он был эрудитом, знал несколько языков, на уроке вел себя дружелюбно, умел пошутить, и Женька была в него тайно влюблена. За глаза ребята называли учителя Джентльменом и с удовольствием ходили на его уроки. Сергей Михайлович был нестандартным, очень прогрессивным и смелым в речах преподавателем.
Это была последняя школьная весна, впереди Женьку ждала самостоятельная жизнь. У нее уже тогда была тетрадь, куда девушка записывала свои стихи, ими зачитывались ее подружки и прочили ей будущее большого поэта. Дома свою потертую тетрадку Женя не прятала и разрешала почитать стихи сестре и маме. О чем могла писать шестнадцатилетняя девушка – о чувствах, которые зарождались в ее сердце, о любви, которую она еще только ждала. В ее голове строки рождались легко, от этой легкости кружилась голова и будущее виделось ей заманчивым и ярким. Душа юной поэтессы была открыта, она без утайки делилась с близкими своими чувствами.
И вот однажды Мария Семеновна, мама Женьки, придя с работы, радостно протянула ей ворох свежих газет: «Вот, дочка, теперь ты знаменита!»
Девушка с удивлением посмотрела на пачку местного издания «Военный моряк». Женькин отец был капитаном второго ранга, и эта газета в их доме была не редкостью. Мама загадочно и торжественно улыбалась. Женя взяла газету и обомлела, на первой полосе под заголовком «Дочь моряка» красовался ее портрет. Девушка продолжала читать, буквы прыгали и смысл текста с трудом пробивался сквозь пелену тревоги...
«Девочка, выросшая на асфальте, которая любит мир и море…» – перед глазами Женьки мелькали равнодушные строки статьи. Самым ужасным было обнаружить, что редактор, для того чтобы стихи юной поэтессы были созвучны теме газеты, написала за нее стихотворение: «Слышишь, море родное, я, дочь моряка, принесла тебе первые строки!» Неискренность и несвойственная девушке патетика этих строк больно резанули.
Потом шли Женькины стихи… Те, которые она никогда бы не решилась обнародовать. Они обнажали и выставляли напоказ то, что девушки обычно прячут от чужих глаз. Женя почувствовала себя преданной, глазами, полными слез, она посмотрела на мать. До сих пор только самые близкие были посвящены в ее тайные мысли и мечты. Но родительская гордость подстегнула Марию Семеновну похвастать талантом своей дочери.
– Мама, как они попали туда? Ты меня даже не спросила?! – Женька едва сдерживала крик.
– Я показала твою тетрадь Ирине Ивановне, и она предложила их напечатать! – удивленно, совершенно не понимая причины такой реакции и плохо скрывая раздражение, ответила мать.
Ирина Ивановна была маминой старинной приятельницей и работала главным редактором той самой городской газеты «Военный моряк».
– Мама, что ты наделала! – сквозь слезы кричала девушка.
– Что за истерика, другая бы радовалась, а ты ревешь! – повысила голос Мария Семеновна и рассерженная ушла, захлопнув за собой дверь.
– Зачем, ну зачем, ма-ма-а-а-а! Как я теперь пойду в школу? – рыдала Женька, держа в руках помятую, залитую слезами газету. Сквозь пелену слез среди размазанной типографской краски она узнавала свои стихи:
- Хочу умчаться далеко,
- Где нет дорог и нет высотных зданий,
- Где нет обид и нет звонков,
- Подальше от тревог, от все людских терзаний.
- Хочу в леса, в тайгу уйти,
- Разбить палатку над рекою.
- Не потерять, а обрести
- То, что обещано судьбою.
- И у костра дымком дышать
- И, листья прелые сгребая,
- Последние грибы искать,
- Хотя б сейчас того не зная,
- Что средь мирских сует, тревог
- Живет, наверно, одиноко
- Тот, кто зовет тебя и ждет,
- Но он пока еще далёко.
Женька болезненно ощущала свою оголенность. Мысль, что завтра она предстанет перед любопытными, проникающими под самую кожу глазами своих одноклассников, учителей и знакомых, приводила ее в ужас. Она долго плакала, вскрикивая от отчаяния, и чувствовала себя одинокой и обманутой. Девушка со страхом думала о том, как завтра утром она появится на пороге школы и как ребята будут шептаться за ее спиной и хитро улыбаться, поглядывая в ее сторону.
Район, где они жили, был поселением военных моряков, и в каждую семью регулярно приходила эта злополучная газета. Так что к утру весь городок будет посвящен в Женькино творчество, и сознание этого приводило ее в отчаяние. Поток слез был неиссякаем, казалось, что в глубине ее души есть бездонное соленое море, которое теперь прорвало наружу.
Наконец девушка уткнулась распухшим от слез лицом в сложенные на подоконнике руки и, забывшись, уснула прямо у окна. Утром Женя намеренно опоздала к первому уроку. Она надеялась проскользнуть в школу незаметно, но на крыльце ее окликнул мальчишка из параллельного класса.
– Кого я вижу! Чи-тал, чи-таааал… – ухмыляясь и важно растягивая слова, произнес он и по-приятельски хлопнул девушку по плечу. – Ну что, гонорарчик пополам?
– Ага, как писать, так я одна, а как делиться – вы все тут как тут! – обороняясь, крикнула Женька.
Она готова была испариться прямо на ступеньках школы, но строгость их семейного уклада не позволяла даже думать о том, чтобы прогулять уроки. Ожидая продолжения пыток, Женя заглянула в класс. Был урок немецкого, и Сергей Михайлович, не прерывая речи, жестом пригласил ее войти. Женька прошмыгнула за парту рядом с закадычной подружкой Люсей. И тут ее догнала чья-то ядовитая реплика: «Смотрите поэтесса явилась, ей теперь можно опаздывать – она ведь у нас известность!» Класс поддержал издевку тем недоброжелательным гулом, каким встречают уникальных людей посредственности. Учитель чутко отреагировал: «Ребята, в чем дело?» И тут же ему на стол кто-то услужливо подбросил газету с Женькиным портретом на четверть полосы.
Сергей Михайлович взял в руки пахнущий типографской краской номер «Военного моряка», прочел заголовок и заинтересованно посмотрел из-под очков на свою ученицу. Девушка внутренне сжалась. Учитель побежал глазами статью и дружелюбно сказал:
– Вы знаете, я первый раз сижу в одном классе рядом с настоящим поэтом! И это для меня честь! – Шурша газетой, он продолжил: – Женя, а ты можешь дать мне автограф? Напиши его прямо здесь, под статьей, и я буду ее хранить всю жизнь!
Класс замер. Женька поднялась и, понемногу смелея, подошла к учительскому столу. Сергей Михайлович, подбадривая ее взглядом, протянул свою авторучку. Девушка размашисто написала там, куда указывал палец ее спасителя: «Дорогому учителю! Спасибо за поддержку! Евгения Лебедева, 10 Б». Возвращалась на свое место она уже победителем, ребята недоуменно смотрели на учителя, который бережно сворачивал газету, демонстративно погружая ее в свой черный кожаный портфель.
– Продолжим урок! – разрезал тишину и пригвоздил завистников к школьным скамьям голос Сергея Михайловича.
Надо ли говорить, что больше никто не посмел задирать Женьку. Учитель немецкого был первым взрослым человеком, который отнесся к ней как к равной. И спустя годы, став известной поэтессой, Женя вспоминала его с большой благодарностью. Теперь она не боялась публиковать свои стихи, теперь она писала по-другому: зрело, смело, образно. Читатели благодарили ее за книги, за романтику поэзии, за тепло и веру в любовь. Теперь поэтесса любила выступать перед публикой, и когда в глазах слушателей зажигались ответные огоньки, Женька ощущала свою нужность и сама наполнялась светом. И ей хотелось жить, создавать и делиться с людьми своими строками…
- Снова хочется жить, тосковать в ожидании встречи.
- Снова рифма легко и прилежно ложиться в тетрадь.
- Зажигает весна на каштанах душистые свечи
- И готова мне снова вуаль из тумана соткать.
- Я вуаль ту возьму, обернусь как невеста фатою,
- Соловьиною песней наполню волшебный шатер.
- Приготовлю кувшин я с прохладной водою живою.
- А потом разожгу я зовущий и жаркий костер.
- Постелю тебе травы душистой цветною дорогой
- И лампаду-звезду затеплю, чтоб не сбился с пути.
- Облаками седыми провожу я тебя до порога,
- Чтоб услышав мой зов, мог меня ты скорее найти.
