САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

«Ветер уносит мертвые листья»: сестры против всех

Фрагмент новой книги Екатерины Манойло, чей роман «Отец смотрит на запад» стал одним из самых ярких литературных дебютов последних лет

Фрагмент романа Екатерины Манойло «Ветер уносит мертвые листья». Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Фрагмент романа Екатерины Манойло «Ветер уносит мертвые листья». Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Текст: ГодЛитературы.РФ

Второй роман лауреата премии «Лицей» и финалистки «Ясной Поляны» Екатерины Манойло, как и ее дебютный «Отец смотрит на запад», во многом про отношения отцов и детей — только вот подбирается он к этой вечной теме совсем с другой стороны. Сюжет, вдохновленный нашумевшим делом сестер Хачатурян, смело отталкивается от этой ужасающей истории — и отправляет своих героинь в самый настоящий российский роуд-муви. Сестры, вынужденные бежать из дома, мать, оставившая семью ради красивой жизни, отец, ищущий в старшей дочери замену предавшей его жены... У Манойло, как и в первой книге, выходит не только остросоциально, но и по-читательски увлекательно — несмотря на всю отвратительную тяжесть материала.

Предлагаем вам прочитать фрагмент этого романа — которому наверняка суждено стать одной из самых обсуждаемых книг конца года.

Ветер уносит мертвые листья / Екатерина Манойло. — М. : Альпина нон-фикшн, 2024. — 264 с.

5

Наташа пыталась понять, сколько времени на часах. Будильник поводил стрелками, будто таракан усами из щели. Какой сегодня день недели? Что, выходить на работу? Наташа представила себе бесконечных четыре подъезда. И в каждом окне черноволосая злыдня. Нет, она не боится. Она уже раз выгнала ведьму из квартиры…

Наташа медленно поднялась с кровати, потом снова села, кажется, на пол. Комната плыла перед глазами, она сосредоточилась и увидела рядом с комом одеяла спасительный сосуд. Подползла, сделала жгучий глоток. Сразу полегчало. Теперь бы водички. Наташе казалось, что она может выпить целое ведро, то самое ведро, в котором она жамкает тряпку перед тем, как возить ею по ступеням. Рабочие штаны и кофта нашлись почему-то на кухне под столом. Это точно Наташина одежда, но ей было неудобно. Будто она надела все задом наперед. Завязывала кроссовки десять минут, а может, полчаса. Все это время мозг в черепной коробке бултыхался, словно чайный гриб в банке. Ключи тяжеленькой гроздью легли в ладонь. Наташа не поняла, откуда они взялись. Так, надо на воздух. Погуляет, подышит. Потом поработает, может быть.

Наташа вышла во двор, точно актриса на сцену. Казалось, ее ослепили софиты. Хороший денек, солнечный денек… она попыталась сфокусироваться на происходящем, но ее нетвердые ноги в бледно-серых трениках напоминали переваренные макаронины, мутная картинка заваливалась то на один бок, то на другой. Слишком яркие для осени цветы вызывающе растопырили бутоны. Не бывает таких роз. Наташа качнулась и уперлась плечом в спасительную стенку деревянного теремка. Теперь не упадет. Присмотрелась: розы были странно прозрачными, ага, это настриженные пластиковые стаканчики. Рядом дебелый крашеный лебедь, склеенный из резаной резины, запускал оранжевый клюв в искусственный букет. Надо всей этой красотой нависали два темных расплывчатых пятна.

— Херня это все, надо было делать павлина! — громко выдало пятно, которое побольше.

— Ну что ты несешь, какой павлин? — возразило пятно поменьше, вдруг оно разогнулось, сузилось и стало теткой, потирающей поясницу.

— Да я видела во дворе, где почта, девки что учудили? Диски дома, видать, валялись всякие, там с хитами девяностых. Они их прилепили на хвост, и вот тебе, пожалуйста, не лебедь, а павлин!

— Еще чего, буду я диски тратить. Тем более та старая музыка — лутшая! — женщина снова расплылась в воздухе темной кляксой.

Сде-ла-ем-двор-ска-зоч-ным! Наташа кое-как сложила буквы с ватмана, прилепленного поверх объявлений на доску информации. В голове зазудело, будто не можешь что-то вспомнить и это что-то вертится на языке.

— Дамочка, вы или туда, или сюда, — прорычал незнакомый голос.

Толстый рябой мужик задел Наташино плечо и отбил ее от теремка. Теперь снова искать точку опоры. Она огляделась и поняла, что всюду люди. Одни трещат пластиком, мастерят богатырей из пятилитровых бутылок. Другие поправляют розовую перчатку — резиновое вымя фанерной крашеной коровы. Наташа замечает телевизионщика, он носится с камерой, как с игрушечным самолетом, кружа над поделками и возвращаясь на базу-штатив. Длинный и тощий, он странно зыблется на бегу, точно отражается в воде, по которой идет рябь.

Она вдруг вспомнила. Сегодня конкурс между жилищными компаниями. Обещали телевидение, и, видимо, этот волнистый и есть оператор. В ушах зазвучал сахарный голосок управляющей: «Наташа, ты самая молодая, красивая и говоришь хорошо. Давай ты будешь давать интервью, расскажешь, как мы своими силами украшаем двор…» Наташа трясет головой, в черепе плещется, будто в тазу, где замочено белье. Раз есть оператор, должен быть и журналист, тот, кто будет держать микрофон, задавать вопросы.

Она оборачивается и видит на фоне мокрой ели нечто, похожее на летающую подушку. Однако у подушки обнаружилась голова в коричневой вязаной шапке и рука, сжимающая что-то вроде мехового тапка на палочке.

Наташа закрывает глаза и хочет досчитать до десяти, но получается только до пяти. Открывает: подушка становится пуховиком. И ноги в зеленых вязаных брюках, точно хвойных, решительно направляются к ней.

Следом движется оператор, наставляя на Наташу сорочий глаз камеры. Они-то мне и нужны. Наташа набирается смелости и даже трезвеет на миг.

— Эй, я здесь! — Наташа хватает журналистку за локоть, крепче, чем нужно.

— Ты еще кто?! — журналистка вырывает локоть и микрофон, глазами выискивая подмогу.

— Я тут работаю. — Наташа махнула рукой в сторону лебедя и розочек. — У меня руки золотые, их мыть да воду пить.

— М-м, — журналистка отряхнула рукав, хотя он не был грязным.

— Так будешь у меня интервью брать?

— Нет пока.

— Пока, — ехидно повторила Наташа, — дома покакаешь.

Она хотела заржать, потому что над этой шуткой смеялись всегда, но журналистка скривила узенький рот и, развернувшись, о чем-то забубнила с оператором. Наташа оглянулась на припаркованный рядом черный автомобиль, нашла свое отражение в тонированном окне. Это Подрез сделал из нее серую лепешку. На черном глянце выросло еще одно большое серое пятно.

— А ну, алкашка, отойди! — послышалось из-за спины.

— Это что, движение «Трезвая Россия»? — враждебно спросила Наташа.

Она знала, что у нее проблемы с алкоголем, и, как всякий алкоголик, не любила об этом говорить. Тем более терпеть ругань от незнакомых людей, даже Костю окорачивала, рискуя ребрами.

— Зальют шары с утра пораньше и трутся возле машин! — фальцетом выкрикнул владелец джипа. — Пошла отсюда!

Наташа напряглась и опустила взгляд на свои покрытые цыпками кулачки. У нее не было образования и каких-нибудь навыков, ради которых ее взяли бы на работу, где не надо целыми днями убирать за людьми. Зато ее все считали рукастой. Владелец машины, потеряв терпение, попытался схватить Наташу за шкирку. Она извернулась как пружина и впилась ногтями в его небольшой, какой-то девчачий нос. Мужик от неожиданности попятился, завалился на спину и не сразу смог сбросить нападавшую.

— Пусти! — завопил он, больно вцепился Наташе в запястья и наконец отодрал ее пальцы от своего лица, на котором сливой набух пострадавший нос.

Чьи-то руки подхватили Наташу за подмышки, вознесли над сливоносым, поставили на нетвердые ноги и потянули в сторону. Хозяин джипа еще поерзал, точно перевернутый жук, кое-как встал на колени, плюнул вслед «алкашке», залез в блестящую свою черноту и, рыкнув мотором, уехал.

Наташа отряхнулась и только теперь узнала своего спасителя: муженек ее приятельницы, которого все ласково зовут Дениской. Дениска моложе приятельницы, моложе Наташки и, кажется, моложе всех, кого она знала. На детском лице — глаза теленка, и кудри, как у Иванушки с иллюстраций детских сказок.