Текст: Павел Басинский/РГ
Накануне столетнего юбилея Солженицына мне посчастливилось побеседовать с Наталией Дмитриевной для "Российской газеты" ("РГ", 11 декабря, 2018). Она говорила о муже, его характере, привычках, открывая его совсем с другой стороны - не как яростного бывшего зека, затаенного "подпольщика", сторонящегося людей и не доверяющего им, а как светлого, позитивно мыслящего, благорасположенного к окружающим и - при всех невзгодах его судьбы - абсолютно счастливого человека.
Но когда наступил этот момент счастья? Об этом она говорила мало, потому что мало рассказывала о себе. А если рассказывала, то добавляла: это не нужно, это лишнее. А я ловил себя на том, что хотелось слушать о ней, потому что и жизнь Александра Исаевича без присутствия в ней Наталии Дмитриевны непредставима.
"Без нее ничего бы не сделал!" - скажет Солженицын с какой-то лучезарной улыбкой (вот лицо счастливого человека!) в первом телевизионном интервью для России.
Он всё - о работе...
Нельзя без улыбки читать его воспоминания о первой встрече с Алей, как он ее называл:
"У себя в Рождестве я слышал всё по радио, но живых подробностей московской демонстрации не знал. И теперь молодая собранная женщина с темнокрылым надвигом волос над ореховыми глазами, крайне естественная в одежде и манере держаться, рассказывала мне, как демонстрация прошла и даже как готовилась. Ее общественная горячность очень понравилась мне, характер это был мой. Так надо ее к работе!"
А потом в письме к Але в связи с рождением второго сына Игната он напишет: "Ладочек, родимый мой, правда: как хорошо, что ты не устаешь рожать! Как надо мне к ряду романов пристроить ряд детей... Пятерых сыновей и двух дочерей, если Бог даст - надо брать, Ладочка, сердечко мое! (Брать, но - чтоб не они тебя брали, ты - чтобы осталась мне, разменять тебя на детей не хочу!)"
Когда я процитировал эти строки, Наталия Дмитриевна засмеялась:
- Да, так и было. Хотел, чтобы было много детей, но чтобы я была при нем больше, чем при них. Он очень хотел дочь, если не двух, то хотя бы одну, но Бог не дал. Впрочем, в Америке, посмотрев на нравы, он перестал огорчаться... А с сыновьями он считал так: дети должны быть накормлены, одеты, у них должна быть кровля над головой, и этого достаточно. Я ему говорю: "Но с ними же нужно разговаривать, читать". Он: "Но с нами же никто не читал, а как-то же мы выросли". Я: "Это было другое время. Ты же хочешь, чтобы у детей в Америке русский язык сохранился, а как он сохранится, от птиц вермонтских?"
Сложный мужской характер... Но и она ему соответствовала. Спорила, если считала нужным, отстаивала свое мнение, свое понимание не только их семейных проблем, но и его писательского и общественного пути, хотя с самого начала совместной жизни отчетливо понимала, что свою судьбу она посвятит ему без остатка. И не только при его жизни...
Во время беседы я спросил: не жалеет ли она об этом выборе? Ведь после учебы в МГУ на мехмате ее пригласил работать в созданную им лабораторию статистических методов выдающийся математик ХХ века Андрей Николаевич Колмогоров - один из основоположников теории вероятностей. И кто знает, может, ей предстоял путь Софьи Ковалевской? Она ответила:
- Ни секунды не жалею. Математика мне всегда нравилась, как и Сане, за ее совершенную красоту. Но заниматься хотелось другим: историей, литературой. На мехмат МГУ я пошла потому, что в любимых мною областях царил сплошной агитпроп и там нужно было вступать в партию. А математиком можно было быть и беспартийным. Я не была талантливым математиком. Саня в этом был гораздо талантливей меня.
Меня всегда привлекала в Наталии Дмитриевне эта черта: скромность в сочетании с твердой уверенностью в своем пути, своем выборе. Именно - в своем пути и своем выборе. Спокойное понимание своего места при великом человеке, но и уверенность в том, что это ее и только ее место.
Их ведь даже детство объединяло, хотя и пришлось на разные десятилетия - он был старше ее на двадцать лет. Но как он вырос без отца, погибшего на охоте, с матерью, которая горела на работе, чтобы прокормить семью, так и она рано осталась без отца, погибшего на фронте, а мать работала круглые сутки. И он, и она уже детьми были верующими и тайно посещали церковь. Она в сороковые, по дороге в школу, пряча пионерский галстук, "вьюркивала" в храм в Успенском Вражке.
"Прежде, чем я Алю узнал, - вспоминал Солженицын, - я ее счастливо угадал".
Я спросил ее: что значат эти слова?
- Наверное, он имел в виду, что до знакомства со мной представлял себе: вот бы такую спутницу! Целенаправленно он ее не искал, но судьба распорядилась так, что мы встретились.
Конечно, без судьбы не обошлось. В том водовороте, в котором жил Солженицын в конце 60-х, могли бы и разминуться. Мне это напоминает историю встречи Федора Достоевского и Анны Сниткиной. Искал стенографистку, а нашел счастье. Так и Солженицын, искал помощницу, а нашел Алю - счастье длиной в сорок земных лет.
Половина из них прошла в изгнании. Это ведь только кажется - ах, Америка, Вермонт, свой дом в тихом месте! А на деле - четверо детей (трое сыновей Александра Исаевича и сын от первого мужа), в доме никакой прислуги, одна пожилая мама в помощницах. И - муж, бесконечно погруженный в работу над "Красным колесом" и вовлекающий в неподъемный труд всю семью, включая детей.
Я спросил: была ли она счастлива в Вермонте?
- Самое трудное (хотя и счастливое!) время у меня было именно в Вермонте. Вот там я по-настоящему уставала! Потому что и дети, и муж, и работа над "Красным колесом", и переписка. В России были друзья, помощники, а в Вермонте только мы с мамой вдвоем. Вообще в жизни я много поработала.
Она и сегодня вся в работе. Издание полного собрания сочинений Солженицына - главным образом ее труд. Большой архив, корректура, сверка фактов, цитат, цифр. Но при этом всегда остается красивой и обаятельной, меломанкой, театралкой, азартным водителем, хозяйкой с безупречным вкусом и ценителем непринужденного светского разговора. Это тоже часть ее самой, ее природы, ее характера...
Но главное - вечная труженица. Как она вошла в мир Солженицына в 1968 году, так и остается, верная выбранному ей служению и пути. Но счастливому пути.
Ему невероятно повезло с ней, ей с ним. Многая лета, Наталия Дмитриевна! Без всякого пафоса скажу: вы - великая женщина! Только думаю: на каком бы слове поставить акцент? Пожалуй - на втором.
