Текст: Дмитрий Шеваров/РГ
- А дни - как тополиный пух,
- неясный, теплый,
- летний снег.
- Подставь ладонь свою, и пусть
- Пушинки подплывают к ней.
- Но лишь одна и редко две
- Останутся в твоей руке...
- Андрей Турков. Лето 1945 года. Госпиталь в Камышине
Его сестра Катя вспоминала, как в 1931 году вместе с семилетним Андреем они часто говорили... о смерти "и строили планы оживления людей, составляли эликсиры, от которых, по нашему мнению, должны были восстать и мертвые..."
Быть может, там, в той детской игре, кроется исток любви Андрея Туркова к литературе, исток его призвания к словесности? Ведь литература в высших своих проявлениях и есть тот самый эликсир бессмертия, благодаря которому ушедшие остаются навсегда живыми...
Андрей Турков - это светлое имя стало известно в 1960-е годы благодаря "Новому миру". Журнал редактировал в ту пору Александр Твардовский, а молодой литературный критик Турков был одним из его самых верных соратников. "Третьего дня звонил Турков..." - это из дневника Александра Трифоновича.
Что значил тогда "Новый мир" для каждого литератора? Нет, публикация в этом журнале не гарантировала мгновенную славу и безбедную жизнь. Она давала нечто большее - огромную читательскую аудиторию. В 1966 году курский писатель-фронтовик Евгений Носов писал своему другу Виктору Астафьеву: "Ты знаешь, и до сих пор идут письма с откликами на мои новомирские рассказы. Значит, народ читает!"
Это был журнал думающего народа. Нерв времени проходил через сердце Твардовского и тугой корешок "Нового мира". Магически притягательной была его обложка.
- Старомодный,
- чуть помятый,
- Под рукою навсегда,
- На просвет голубоватый
- Как проточная вода...
Так пишет о "Новом мире" поэт Андрей Анпилов, нынешний новомирский автор.
Андрей Михайлович Турков: У нас забвение поставлено на поток: ты ушел - и тебя вроде уже и нет... / Из личного архива Дмитрия Шеварова
Кроме ошеломляющей прозы и гениальной поэзии в журнале была бесстрашная литературная критика. Она осмысляла не только новинки литературы, но и саму жизнь.
"Новый мир" Твардовского разгромили, но Турков навсегда остался верен и своему редактору, и новомирскому принципу: осмыслять жизнь через осмысление литературы.
С Андреем Михайловичем меня познакомила Нателла Георгиевна Лордкипанидзе, театральный критик, сподвижница Товстоногова, Эфроса и Ефремова. В конце 1990-х годов мы работали вместе в газете, где Нателла Георгиевна вела отдел искусства и литературы. Я часто слышал, как она планирует свою еженедельную страницу: "А в "подвал" я попрошу написать Андрея. Вы не верите, что он напишет за два дня?.. Он знает слово "надо", а поэтому напишет..."
Однажды мы готовили номер к 9 Мая, и Нателла Георгиевна сказала: "Позвони Андрею, он ведь воевал. О себе он не будет говорить, я его знаю, но, может, расскажет о Твардовском..."
...Последний раз мы виделись в музее А.С. Пушкина на Арбате. Я пригласил Андрея Михайловича на вечер, посвященный поэтам 1812 года. Ему было уже почти девяносто, ему нездоровилось, но пришел - по гололеду, по темным зимним улицам. Пришел точно к назначенному часу, поднялся, хромая, на второй этаж пушкинского дома, в гостиную, где должен был проходить вечер, и сел в самый дальний угол, в последний ряд.
Однажды Андрей Михайлович напомнил мне строки Твардовского:
- Вспомним с нами
- отступавших,
- Воевавших год иль час,
- Павших, без вести пропавших,
- С кем видались мы хоть раз,
- Провожавших,
- вновь встречавших,
- Нам попить воды подавших,
- Помолившихся за нас...
"Вспомним" - для Туркова это было главным в жизни. Десять лет назад в одном из своих последних интервью (его он дал Елене Кнорре - внучке друга своего детства) Андрей Михайлович с болью говорил: "У нас забвение поставлено на поток: ты ушел - и тебя вроде уже и нет. А надо вспоминать людей, самых разных... Надо противостоять этому забвению, помнить, что народ с большой буквы - это люди. Чем больше мы о них вспомним, чем больше о них напишем, тем лучше... На этом должны стоять и общество, и литература..."
Книги Туркова найти сейчас непросто - слишком они серьезны и обстоятельны для века гаджетов. Но если вы их найдете, то верю - из рук не выпустите.
Еще две строки из Твардовского, из "Василия Тёркина":
- Бой иной, пора иная,
- Жизнь одна и смерть одна.
Из беседы с Андреем Турковым
...У меня нет интересной военной биографии. К тому же я войну трудно вспоминаю, мне тяжело дался госпиталь, и эту полосу жизни я стараюсь не трогать... В августе 41-го мне исполнилось семнадцать. Летом мы копали противотанковые рвы. Потом нас вернули в школу, я закончил экстернат и осенью 42-го поступил в Литинститут. Стихи, с которыми я поступал, были очень слабенькими... Но и требования, очевидно, были такие же - ведь ребята почти все на фронте. А я был белобилетником по зрению... В апреле 43-го пришел мой черед. Сначала - отдельный дорожно-строительный батальон. Перебрасывали с места на место, мы были всюду затычка.
Меня ранило в конце 44-го, под самый Новый год. В Польше это было. Просто эпизод перестрелки. Привезли во Львов меня, в госпиталь. А в марте через всю страну в Камышин повезли. Хотели ампутировать ногу, но хороший врач попался. Когда у меня была колонка в "Известиях", мне пришло вдруг письмо из Иванова от женщины-врача, которая ассистировала при операции. Ее зовут Людмила Сергеевна Андрианова. Так хочется верить, что она жива, низкий ей поклон.
Девятого мая начальник госпиталя нас поздравил и... заревел. Некоторые злые языки сказали: конечно, кончилась война - кончилась его лафа, вот и плачет. И тогда разные люди были.
Книги Андрея Туркова
- Александр Блок. Жизнь и творчество
- Ваш суровый друг. (о Салтыкове-Щедрине)
- Чехов и его время
- Левитан
- Кустодиев
- Александр Твардовский
- Неоконченные споры
- Николай Заболоцкий
- Высокое небо
- Время и современники
- На последних верстах
- Что было на веку...
- А дни - как тополиный пух...
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru
