30 сентября исполняется сто лет Трумену Капоте — автору легендарного «Завтрака у Тиффани» (1958) и документального романа «Хладнокровное убийство» (1966). В библиографии классика американской литературы есть незаслуженно забытое произведение «Музы слышны» (1956) — ироничный репортаж из СССР о гастролях негритянской труппы «Эвримен опера» с музыкальным спектаклем «Порги и Бесс». Мало кто знает, что Трумен Капоте трижды побывал в нашей стране и даже обзавелся здесь друзьями, с некоторыми из них он вел переписку и даже присылал в подарок книги, а свою самую знаменитую историю американский писатель дописывал в поезде Москва – Ленинград.
Для массовой советской аудитории произведения Капоте стали доступны с лета 1963 года, когда в популярной газете «Неделя» (воскресном приложении к «Известиям») появился первый переведенный на русский язык рассказ «Проданные сны», а спустя полгода Владимир Титов перевел еще одно произведение — «Сосуд на краю радуги» («Бутыль серебра»). Как подозревает1 российский специалист по творчеству писателя, литературовед Денис Захаров, дорогу к отечественным читателям Капоте пробил благодаря личному знакомству с переводчиком Титовым. «На западе Капоте справедливо называют писателем-стилистом. В нашей стране ему определенно повезло, поскольку отечественным переводчикам удалось передать его мастерство прозаика», — считает исследователь. В честь юбилея писателя Денис Захаров собрал мнения переводчиков, благодаря которым Капоте заговорил по-русски.
Интервью подготовлены Денисом Захаровым
Суламифь Митина-Рабинович (1922–2000)
Автор перевода повести «Голоса травы» ("Луговая арфа") и рассказов Капоте: «Мириэм», «Бутыль серебра», «Однажды на Рождество», «Дети в день рождения», «Один из путей в рай», «Гость на празднике», «Я тоже могу такого порассказать», «Привет, друг!».
«Капоте один из самых талантливых авторов американской литературы. Очень искусными, тонкими штрихами, словно пунктиром, он с подлинным мастерством рисует жизнь американского захолустья, обнажает звериную суть добродушного на вид обывателя. Многие его произведения привлекают своей оригинальностью, поэтичностью и гуманизмом. Капоте умеет писать с тонким юмором и, вместе с тем, поднимает ряд немало важных проблем, из-за чего его произведения читаются с неослабевающим интересом».2
Виктор Голышев
Автор перевода повестей «Завтрак у Тиффани», «Другие голоса, другие комнаты», сборника разговорных портретов и очерков «Музыка для хамелеонов», путевых очерков «Местный колорит», рассказов «Мохаве», «Воспоминание о Теннесси Уильямсе», «Воспоминание об Уилле Кэсер» и др.
«Я думаю, что отчасти автор тебя выбирает. Ты приходишь к приятелю, видишь у него на полке книгу с каким-то названием, какого-то автора, открываешь ее и читаешь первый абзац — и все, ты понял, что хочешь читать это дальше. Так у меня случилось с Капоте. В начале 60-х кто-то из знакомых дал мне книжку “Завтрак у Тиффани”. Я быстро прочел повесть, и она мне понравилась своим ощущением свободы. И мне захотелось передать его советскому читателю, живущему в цензурированном мире. И мне, похоже, это удалось, потому что потом перевод “Завтрака” нигде не брали. В итоге в апреле 1965 года повесть все-таки напечатал журнал "Москва", но без первых десяти страниц, на которых упоминалось о том, что главная героиня живет с негром. (К концу того же года “Завтрак у Тиффани” вышел без купюр отдельной брошюркой в библиотеке журнала “Огонек”.)
Капоте — это писатель с уникальной художественной оптикой, которую он тренировал с детства. Писать он начал в восемь лет, ни с того ни с сего, не побуждаемый ничьим примером. Уроков в школе не делал, а занимался так, как занимаются музыкой будущие гениальные скрипачи и пианисты: каждый день и по нескольку часов в сутки. Вот так он и стал гением.
При этом его тексты всегда остаются созвучны времени и имеют странное воздействие на читателя. Помню, как в молодости я прочел “Другие голоса, другие комнаты” и не понял роман. Мне показалось, ну, ничего особенного. А спустя пятнадцать лет мне очень захотелось его перевести, будто второй слой текста наконец достучался до меня и книга заиграла новыми смыслами. Таким свойством обладает далеко не каждый автор.
Перед нами не рукопись, а звукопись. Он словно касается пером струн души, оставляя глубокий след от всего, что вы у него читаете. Видимо, еще и поэтому Капоте занимал не столько масштаб создаваемого им произведения, сколько совершенство написанного. Он никогда никого не воспитывает, а старается понять одинокого человека, растерянного перед жизнью. Поэтому персонажи его историй говорят о человечестве больше, чем многофигурные произведения с толпой героев у других писателей».
Елена Петрова
Автор переводов рассказов: «Мириам», «Я тоже не промах», «Дети в день рождения», «Бутыль серебра»
«У переводческой профессии много замечательных особенностей. Одна из них заключается в том, что у переводчика – если повезет, конечно, – нередко бывают встречи с яркими страницами своей юности. Мы с друзьями (с которыми не расстаюсь по сей день) зачитывались произведениями Рэя Брэдбери, рвали друг у друга из рук на филфаке книги Ф.С. Фицджеральда, делились номерами «Иностранной литературы», где печатались повести Трумена Капоте. Могла ли я тогда мечтать, что с этими и другими прекрасными авторами соприкоснусь «по работе»? Беру это выражение в кавычки – почему-то про занятия переводом не говорю «работа»: перевод как был, так и остается подарком судьбы.
Вспоминаю, что у нас не прекращались споры о том, куда ставить ударение в русской транслитерации фамилии Капоте. Удивились, когда узнали, что по-английски вообще-то произносится – примерно – [КэпОут]: от соотечественников писателя слышала только такой вариант, но сейчас встречаю и [КэпОути].
Для полного собрания рассказов «Дороги, ведущие в Эдем» мне посчастливилось переводить рассказы о молодежи, подростках и детях. У Капоте они очень разные, хотя составляют отдельный, совершенно особый мир.
Не хочу пересказывать их содержание: вдруг среди тех, кто читает эти строчки, есть те, кому еще предстоит радость знакомства с юными персонажами короткой прозы Капоте?
Позволю себе – опять же, не раскрывая содержания – провести только одну любопытную русско-американскую сюжетную параллель, которая меня заворожила: между рассказом Т. Капоте «Мириам» (1945) и, как ни удивительно, более ранней по времени создания, сугубо петербургской повестью Д.И. Хармса «Старуха» (1939). Мне думается, «Мириам» мы тоже когда-нибудь увидим на камерной театральной сцене.
Меня часто спрашивают, трудно ли было переводить рассказы Капоте. Нет, не трудно: они захватывали меня целиком, не отпускали и переводились запоем, сами собой: любимое занятие, любимая литературная форма, один из любимых авторов».
Мария Гальперина
Автор первого полного перевода на русский язык романа «Хладнокровное убийство».
«Мне повезло работать над переводом «Хладнокровного убийства», этот роман мне достался благодаря Виктору Петровичу Голышеву, моему мастеру по Литинституту. Я не читала книгу заранее, мне было интереснее переводить строчку за строчкой, знакомиться с ней прямо по ходу дела. Книга горькая, но в ней нет никакого трагического пафоса. Рассматривая подробности жизни жертв и их убийц, обстоятельства убийства семьи Клаттеров, детали подготовки к нему, перипетии расследования и процесс поимки, суда и казни преступников, Капоте сохраняет одну и ту же дистанцию, одну и ту же степень вовлеченности. Это как будто позволяет нравственному чувству читателя проявлять себя таким, как есть, заставляет искать в себе меру добра и зла, что не так уж и приятно.
Роман, который заставил меня по-другому взглянуть на нашу жизнь».
Аркадий Шаталов
Автор альтернативного перевода неоконченного романа Капоте «Услышанные молитвы», записной книжки писателя и других неизданных произведений.
«Считаю большой удачей возможность работать с фотокопиями неизданных рукописей Капоте, которые мне предоставил российский исследователь Денис Захаров. Всегда интересно заглянуть в лабораторию мастера и понаблюдать, как рождается первоклассная проза. Капоте писал низенькими округлыми буковками, забавно напоминающими его самого. И у него была пагубная привычка писать карандашами. Заточки хватало ненадолго, а Трумену явно было лень то и дело очинять свои любимые Blackwing, да и старание тщательно выводить бисерные буквы быстро улетучивалось, и они превращались в унылую череду жирных точек и толстых тире, и эта немая морзянка неслась куда-то мимо уставших глаз, периодически ввергая в ступор и безнадегу.
Чтобы расшифровать эту таинственную азбуку, чтобы точки и тире снова превратились в забавные округлые буковки, а из буковок сложились слова, приходилось призывать на помощь весь свой опыт, логику и интуицию. Зато и награда за работу как с ненапечатанными, так и с давно напечатанными текстами была велика. Ведь Трумен Капоте истинный художник, который рисует словами и делает это виртуозно. Он с самого начала своей писательской карьеры добивался простого и прозрачного как деревенский ручей изложения.
И вот результат такой работы на примере описания одного ноябрьского дня из рассказа Капоте «Рождественское воспоминание».
— (Утро) На траве поблескивает иней; солнце — круглое как апельсин и оранжевое как луна в жаркую погоду, балансирует на линии горизонта, покрывая глянцем верхушки серебристого зимнего леса. Раздается крик дикой индейки. Удравший из загона своевольный кабанчик хрюкает в подлеске.
— (Полдень) Тропа пролегает через лужицы, в которых отражается лимонно-желтое солнце, и через туннели, сплетенные из ветвей дикого винограда. Дорогу преграждает еще один ручей: встревоженная армада пятнистой форели вспенивает воду вокруг нас, в ручей неуклюже плюхаются лягушки величиной с тарелку; трудяги бобры строят дамбу.
— (Вечер) Под закатными лучами солнца мы возвращаемся в город по проселочной дороге из красноватого глинозема. Добираемся домой: Квини словно подкошенная валится у камина и беспробудно спит до следующего дня, да при этом еще и храпит как сапожник.
Вот за эти лаконизм, простоту и точность я и люблю Трумена Капоте».
Нина Ставиская
Автор перевода репортажа из СССР «Музы слышны».
«В сущности, я обязана появлением этого перевода своему покойному мужу, Никите Ставискому. В 80-е годы прошлого века мы жили в Лондоне, и Никита за это время перечитал практически всю лондонскую Публичную библиотеку — громадное и замечательное книжное собрание, где можно было брать книги домой. И вот однажды он принес домой небольшую, невзрачную книжечку и велел мне ее прочесть. Это оказались “Музы слышны”. Ни я, ни он о них раньше никогда не слышали, как, смею думать, и никто в СССР. Я прочла, пришла в восторг и решила перевести текст. Это было решение вполне донкихотское, так как никакой надежды когда-нибудь и где-нибудь его напечатать в тот момент не было. Но книжечка у меня в руках требовала появиться на русском языке, а там — будь что будет.
Работа была невероятно приятной и невероятно трудной. Приятной, потому что уж больно был хорош текст, а трудной, потому что переложить это легчайшее, прозрачное, смешное и грустное нечто на русский казалось почти невозможным. У Капоте есть описание снежинок, которое как будто делает марсианин, никогда не видевший снега: бирюльки, невесомые крошки, игрушки... так вот, весь текст “Муз” — это такая бирюлька, что-то волшебное и реальное, как музыкальная шкатулка.
Повесть и в самом деле как будто написана марсианином, ничего не знающим о Советском Союзе, но ничему не удивляющимся. А получается необыкновенно точное описание той нашей ужасной и прекрасной жизни, от краснолицых женщин, укладывающих шпалы где-то на Дальнем Востоке, до морозного утра на ленинградской набережной, где по снегу движутся беззвучные сани.
Разумеется, Капоте эти сани выдумал, как выдумал, вероятно, и все, о чем написал. Но книжка напомнила мне то, что было сказано об одном очень хорошем современном поэте: “Он все врет, и все правду”. И еще поражал взгляд автора на то, что он описывает. Этот взгляд, безжалостный и сострадательный одновременно, — чистый Капоте, чистый, как золото, отмытое старателями в семижды семи водах.
Повесть написана по музыкальному принципу. Бравурные описания трудов и дней негритянской труппы, совершенно реальной, которая приезжала в 50-х годах прошлого века в Ленинград и Москву с оперой Гершвина “Порги и Бесс” и произвела фурор, перемежаются с одинокой флейтой рассказа одной из участниц труппы, побывавшей на службе в баптистской церкви:
“Солнышко, Он там был. Как они пели! Этим старушкам нипочем так не спеть, если Христос не подтянет.” И тут же хриплый джазовый ритм Нового года в гостинице “Астория”, а за ним звук челесты, как бы сопровождающий описание снега в Ленинграде. Мне во что бы то ни стало хотелось добиться на русском головокружительной легкости оригинала. Это не получилось, но что-то передать мне, надеюсь, удалось.. И я благодарна судьбе, столкнувшей меня с этой удивительной повестью Трумена Капоте».
последний неоконченный роман Капоте «Answered Prayers». Роман-убийца автора — roman á clef (роман-с-ключом). История создания «Услышанных молитв» — это хроника болезни, химического, социального и творческого саморазрушения, страшная и грустная сказка о том, как зависимость сожрала сначала художника, а затем человека.
Магистрали эти: криминальный репортаж в стиле докудрамы, родившийся как жанр в «Хладнокровном убийстве» и, извините за выражение, светская хроника, которой Капоте в последнем своем так и не завершенном романе Answered Prayers планировал хладнокровно прикончить своих легко узнаваемых героев, но нечаянно сделал сэппуку тупым карандашом Blackwing — не пережил отмены после учиненного им скандала.
Трумена принято боготворить как стилиста. И вот что интересно, ближайшим к столетию киновысказыванием стал сериал, снятый по «Услышанным молитвам», самой стилистически беспомощной работе Капоте "О чем это нам говорит?" Даже когда гению отказывает дар, чуйка на злобу дня продолжает работать. Правда, читающий люд обнаруживает это, в лучшем случае, через сорок лет после смерти провидца».
Алёна Хохлова
Автор переводов нескольких интервью писателя, неизданных стихов и рукописей Капоте («Дочь русской революции», «Еще один день в раю») и следующих опубликованных рассказов: «Рождественские каникулы», «Я помню дедушку».
«Для меня Трумен Капоте — удивительное ассорти, содержащее все возможные вкусы, каждый из которых пришелся мне по душе. Нет другого такого писателя, в чьем творчестве (да и жизни тоже) встречалось бы такое, казалось бы, несочетаемое сочетание. Именно благодаря этой особенности каждая встреча с ним, каждый новый перевод — всегда сюрприз, всегда приятная неожиданность.
Капоте — причудливая шкатулка, полная драгоценностей, рассматривая которые всегда поражаешься как форме, так и содержанию. И тем, и другим можно любоваться бесконечно, раскрывая для себя все новые и новые детали. В его стихотворениях несложно заметить романтическую, живую и веселую натуру. В ранних рассказах проглядывает нечто детское, неиспорченное и светлое, то, что, как мне кажется, он пронес в себе до самого конца. Просто со временем вокруг этой светлой части его души слоями нарастали различные виды психологических защит и шрамы от полученного опыта. В его произведениях удивительным образом сочетаются вымысел и элементы настоящей жизни, говоря его собственными словами: «реальные жабы в воображаемом саду» (цитата из эссе “Ночные перевертыши, или Как сиамские близнецы занимаются сексом” в пер. В. Голышева).
И всякий раз, приступая к переводу или чтению, я готовлю свои мысленные поисковые отряды к погружению в контекст определенного места, времени и окружения.
Мое знакомство с Капоте и его работами не было хронологически последовательным и напоминало отдельные путешествия в машине времени: вот его глазами я наблюдаю за расследованием убийства в Канзасе и за осужденными Смитом и Хикоком, затем с мисс Холли Голайтли захожу в тюрьму Синг-Синг, а после наблюдаю за жизнью американки мисс Гринтри в небольшом итальянском городке. Со всяким преданным читателем Капоте готов поделиться и теплой атмосферой американского Юга, и драматическими подробностями изобретенного им “настоящего детектива”, и скандальными деталями из жизни своих высокопоставленных знакомых с Манхэттена. Но, пожалуй, никакие слова не скажут о Трумене лучше, чем его собственные:
- Here in darkness — in this my world,
- That only the brazen rhythm
- And the mistunes of scene may penetrate —
- I float aimlessly, like a curl of angel’s hair.
- Здесь, в темноте, в моем мире, куда
- Лишь пронзительных звуков и сцен
- Проникают порой отголоски,
- Я бесцельно парю, словно ангельский локон».
Екатерина Романова
Автор перевода неоконченного романа «Услышанные молитвы» и трех рассказов: «Вспоминая Рождество», «Незваный гость», «Однажды в Рождество».
«Перевести «Услышанные молитвы» мне предложили осенью 2018 года. Я спокойно к этому отнеслась – прочитала по диагонали роман, получила большое удовольствие от стиля (помню, как восторгалась прекрасным слогом и хлесткостью фраз, улыбалась, потирала руки и одновременно робела – справлюсь ли?). Не зря коллеги называли Капоте «стилистом высокого класса».
Несмотря на скандальность романа, в оригинальном тексте это чувствуется в каждой строчке. Если прежде я знала Капоте по «Завтраку у Тиффани», то теперь он открылся мне совсем другими гранями, причем больше всего он удивил меня даже не откровенностью и скабрезностью отдельных пассажей «Услышанных молитв», а тонким лиризмом, которым проникнуты его автобиографические рассказы о детстве в Монровилле. Это трогает. Я пока так и не решила, где он был честнее, в этих рассказах или в хлестких, возмутительных «Молитвах».
- 1. "Он лично знал Капоте? К вопросу о первом советском переводчике рассказов американского писателя", — "Вопросы литературы".
- 2. Мнение взято из переводческой заявки С. Митиной-Рабинович, направленной в издательство «Художественная литература» 14 марта 1965 года. Материал из РГАЛИ. Фонд 613. Оп.10. Ед. Хр.4949. Л.15.
