Текст: ГодЛитературы.РФ
Постапокалипсис, то есть описание хрупкого во всех смыслах мира, установившегося после некой неназываемой катастрофы, решительно становится главным жанром русской прозы. Чему не стоит удивляться, но за чем стоит пристально следить. Как делает это чуткий к конъюнктуре (что для профессионального писателя не упрек, а похвала) Алексей Иванов. После сытного нон-фикшна «Речфлот» и романтической «вспышки из прошлого» «Тени тевтонов» он вернулся на свой любимый родной Урал для того, чтобы поэкспериментировать с этим модным жанром.
В романе «Вегетация», как можно догадаться из названия, главным действующим лицом является мутировавший лес. Отчасти похожий на прославленную им же самим уральскую парму, но пережившую теперь ядерный удар и последовавшее за ним жесточайшее антропогенное воздействие: для того, чтобы поднять норму добычи древесины, из которой добывается заменивший нефть драгоценный бризаль, скорость этой самой вегетации, то есть прироста древесины была искусственно резко поднята. Но при этом возникла неожиданная побочка – с последствиями которой, а еще – с населившими лес взбесившимися очумевшими гигантскими роботами и с другими опасностями, героям-людям, бригаде лесорубов, каждого из которых привела сюда своя судьба и свой интерес, и приходится справляться. Да только - точно ли они все люди?
Роман поступил в продажу 28 ноября, и с любезного разрешения издательства мы публикуем его фрагмент.
Алексей Иванов. "Вегетация"
М.: Альпина нон-фикшн, 2025. — 536 с.
Щуку переодели — для неё подошёл комбинезон Фудина. Руки у Ведьмы были связаны впереди, а в петли для ремня продели верёвку; её конец Фудин намотал себе на запястье. Фудин старался не спускать с Ведьмы глаз, но не очень понятно было: Ведьма его беспокоит или сохранность комбинезона.
Мите казалось, что его не просто трясёт — это у него распадается сознание. Спал он опять плохо, с кошмарами. В голове всё плыло и перемешивалось; сквозь то, что он видел, проступало то, чего он не мог вспомнить: за тёмными елями вставали перекошенные бетонные стены, высокие кроны сосен меркли в свечении экранов, скользили огромные тени людей, будто изображение накладывалось на изображение. Мите хотелось идти своими ногами, чтобы механика обычного движения привела в порядок картину мира.
Харвер наконец замер посреди леса. Егор Лексеич вылез из кабины.
— Дальше застрянем, — сообщил он. — Отсюда пешком будем добираться.
С Ведьмой и бригадиром отправился, конечно, Холодовский. Фудин по-прежнему держал Щуку на верёвке, и для него это был повод оставаться при начальстве. Костик надеялся чем-нибудь разжиться у мертвяков. Маринка последовала за дядей, чтобы перенимать ремесло бригадира. Митя шёл, чтобы увидеть новый феномен леса. Зачем пошла Вильма, никто даже не задумался.
Путь преграждал замшелый бурелом. Царапались еловые ветви. К лицам липла паутина. Висел густой запах горячей смолы. Со связанными руками Щуке трудно было сохранять равновесие, она спотыкалась и материлась.
— Вы все сдохнете на Ямантау! — с ненавистью пообещала она. — Там заповедник был, никто лес не трогал, он силу из горы сосал! Чем выше гора, тем глубже корни! Лес матёрый, он вам себя не отдаст!
— Заткнись, — пыхтя, посоветовал Егор Лексеич.
На косогоре, по которому они ломились через чащу, действительно вряд ли когда вели вырубку, и селератный лес разросся здесь свободно, в полную силу. С острых еловых сучьев свешивались седые бороды лишайников.
У Мити в памяти всплыло слово «рефугиум» — естественное убежище для леса. Сейчас они продирались по рефугиуму. Ускоренная жизнь и быстрая смерть деревьев засыпали ельник валежником, а валежник превращался в гумус, в перегной, насыщенный влагой. Лес получал всё, чего жаждал. Он был сытым, непуганым, откормленным во многих поколениях, и люди для него означали
не больше, чем соломинки, которыми можно поковырять в зубах.
Впереди, ниже по склону, в тёмной зелени тонкими нитками замелькали стволы берёз. Приближалась роща, в которой погибла бригада.
— Не пойду в берёзы! — заупрямилась Щука. — Они с мертвецов растут!
— Х****я, — пропыхтел Егор Лексеич.
— Не х****я! Молния в них не бьёт! Нож воткнёшь — молоко течёт!..
Егор Лексеич сердито толкнул Щуку в спину: топай давай.
— Берёза и вправду особое дерево, — сказал Митя. — Но не колдовское, конечно. Она растёт энергично, поэтому считается пионерным видом — первым поселяется на пустошах. Древесина у берёзы бывает без ядра. Кора белая от бетулина, это фитонцидное вещество. Берёза подавляет другие виды деревьев и предпочитает гомогенные древесные сообщества… Проще говоря, берёзовые рощи — только для берёз. Другие деревья угнетены.
Маринка посмотрела на Митю с опасливым уважением.
— Людям тоже туда нельзя! — заявила Щука и вцепилась в ствол сосны. — Не пойду дальше! Не оторвёте, суки!
— Лексеич, да хрен с ней, — поморщился Холодовский.
— Б**-я… — тяжело вздохнул Егор Лексеич. — Фудин, карауль её тут.
— А долго? — спросил Фудин и посмотрел на свой индикатор.
— Сколько надо!
Роща светлела впереди, как туман за еловыми шатрами. Она занимала всю лощину — опрятная, просторная, бело-зелёная. Меж берёзовых стволов сияли солнечные столбы. Ветерок ерошил мохнатые волны папоротника-орляка; по этим волнам, колеблясь, скользили узорчатые тени листвы. Всё вокруг казалось сказочным и безмятежным.
Егор Лексеич издалека заметил джип, уже затянутый кустами крушины и ольхи. Как он мог здесь оказаться? Только если бригада приехала…
Джипов было даже два — китайские армейские «Донгфенги». Они стояли аккуратно, с закрытыми дверями. Сквозь листву тускло поблёскивали стёкла, а по гладким бортам, сливаясь с камуфляжем, расползлись разводья какого-то грибка. Сверху на решётках интерфераторов росла мелкая трава. Это странное запустение выглядело зловеще, словно здесь, как и говорила Щука, в самом деле пробежала смерть и унесла людей куда-то за собой. Слишком уж всё было красиво — будто чей-то недобрый умысел, будто следы замели.
— Куда бригада подевалась? — спросила Маринка.
— Ну-ка все назад! — вдруг распорядился Егор Лексеич.
Костик, Маринка, Митя и Холодовский попятились.
— Это чё, могилы? — изумился Костик.
На земле возле машин под покровом из дёрна с чистяком угадывались пять длинных и плоских бугров, будто и впрямь насыпи могил.
Егор Лексеич наклонился, закряхтев, и потянул что-то внизу. Раздался ветхий треск, и чистяк на пластушинах дёрна поехал в сторону. В руке у Егора Лексеича был край истлевшего спального мешка. Егор Лексеич завернул его, как одеяло, и в тёмной, волосатой от корешков земляной полости все увидели иссохший и бурый, будто прошлогодняя картофелина, труп.
— Вот они все, — мрачно сказал Егор Лексеич. — Пять человек с двух джипов. Это бригада Солиста. Пропала в прошлом году под Ямантау.
Костик жадно рассматривал мертвеца.
— А чё не сгнили-то? — спросил он.
— Их высосало, как клумбарей, — пояснил Егор Лексеич. — Бывает.
— Дак они же не клумбари! — не понял Костик.
— Клумбарём мертвец остаётся месяца два-три. А эти уже целый год.
Холодовский прошёлся вдоль пяти бугров.
— Умерли во сне. Видимо, все в спальных мешках. За год их дожди и ветры почвой занесли, выросла трава. Она их и высосала. Вон какая густая.
Костику всё стало понятно. Его уже не интересовала бригада Солиста, его распирало любопытство — а что в машинах? Костик потихоньку отделился ото всех, переместился к кустам крушины и ольхи и, осмелев, полез в дебри.
Маринка озиралась по сторонам, представляя, как всё случилось.
— Дядь Гор, а почему они здесь заночевали? Просеки-то нет.
Егор Лексеич пошевелил бровями, размышляя.
— Сбились с пути. Ехали, наверное, дотемна, хотели в Татлы успеть, и сбились. Свернули, куда машины пролазили, — сюда то есть. И крышка.
В кустах трещало — Костик протискивался в джип, ломая дверкой ветви.
— А что за смерть? — наконец спросила Маринка о самом главном. — Которая с Ямантау бежала, как Щука вопит?
У Мити заболела голова — он раньше всех ощутил, что в этой роще плохо.
— Их убили фитонциды берёзовой рощи, — сказал он. — Они вызывают остановку сердца или паралич дыхания. Никакой мистики. Бригада просто отравилась. Под облучением лес живёт в восемь раз интенсивнее обычного. И фитонцидов выделяет больше. А здесь лог, застойный воздух. Ядовитые газы скопились в количестве, достаточном, чтобы убить за пару часов.
— Почему же мы не сдохли?
— Тоже помрём, если не уйдём отсюда, — буркнул Митя.
— Е**-ать!.. — глухо закричал в джипе Костик.
Он вывалился из машины наружу со спортивной сумкой в руке. Сияя от гордости, он подошёл к Егору Лексеичу и распахнул сумку. В ней лежала груда шильдеров — учётных пластин с подбитых Солистом чумоходов.
Егор Лексеич довольно крякнул:
— Ну, хоть какая-то польза с тебя, Константин! Хвалю! Считайте, норму командировки мы уже выполнили! Саня, прими.
Холодовский забрал сумку у Костика, застегнул и повесил на плечо.
— Лады, ребята… Если Митрий командует отход — слушаться надо, — распорядился Егор Лексеич. — Валим обратно.
— А Щука, значит, не врала, что она Ведьма, — заметил Холодовский.
— Не врала, падла, — охотно согласился Егор Лексеич и ухмыльнулся. — И местечко хорошее указала… Надо будет наведываться сюда. Может, ещё какой-нибудь дурак с добычей тоже заночевать решит.
