Текст: ГодЛитературы.РФ
С 2014 года в московской школе № 1505 есть традиция: вручать старшеклассникам в память о многолетнем учителе Юрии Брониславовиче Пирятинском две премии, в номинациях «Человеческое измерение» и «Русская словесность». Последняя, как нетрудно догадаться, присуждается жюри, в которое входит и постоянный автор "Года Литературы" Арсений Замостьянов, за литературные произведения. В 2023 году победительницей стала тогдашняя 9-классница Елизавета Берзова.
Ознакомившись с ее необычным трехчастным сочинением, эдакой современной "зелёной" вариацией на извечную тему "детство-отрочество-юность", мы сочли возможным и желательным познакомить с ним читателей «Года Литературы». Заручившись, разумеется, согласием ее самой и ее родителей. И попросив написать нынешнюю десятиклассницу несколько слов о себе.
"Хочу, чтобы в мире было больше хороших книг..."
Меня зовут Лиза, и я начинающая писательница. Правда, пока что мне только шестнадцать, но я всегда любила литературу и уже сейчас связываю с ней своё будущее — потому что хочу, чтобы в мире было больше хороших книг.
Я всегда стараюсь верить в себя и свои тексты, и вот с начала 2022 года регулярно и осознанно пишу. Пишу разное, стараюсь пробовать всё — мир литературы огромен. В основном это рассказы и небольшие зарисовки, очерки, но в будущем, конечно, хочется создать и что-то покрупнее.
Этот путь может быть тернист и запутан, впереди ждёт ещё множество трудностей, в том числе поступление в литературный вуз, но я трепетно храню и ращу её — Любовь к своему Делу. Писательство для меня — нечто большее, чем просто увлечение. Это целая жизнь, бурлящая во мне и вокруг меня, то, о чём хочется кричать, шептать и говорить.
Рассказ «Лес детства», пожалуй, мой любимый среди остальных, даже несмотря на то, что написан больше года назад. И я очень надеюсь, что он напомнит людям их собственный лес детства — их собственный путь взросления.
ЛЕС ДЕТСТВА
I. Восемь
«Мой дедушка лисник. Он жывёт в тайги и заботица о лесе. Летом я пачти што становлюс лестником. Мама и папа фсегда привозят миня к дедушке на коникулы».
Восьмилетний Гошка, только-только окончивший первый класс, старательно водил ручкой по бумаге. Это было его единственное задание на каникулы — писать каждый день по несколько строк, и в честь такого случая он решил завести себе дневник.
Вчера Гошка спросил деда:
— А что мне писать, когда я всё-всё расскажу?
Дедушка улыбнулся и ответил:
— Как это «всё», Гошик? Расскажешь о нашем лесе, о ягодах и грибах. Знаешь, сколько я сегодня белых набрал — закачаешься…
Гошка задумался ненадолго и пришёл к выводу, что он, конечно, почти лесник, но каждый день писать о грибах — это же скукотища полная!
«Значит, нужно сделать так, чтобы мне всегда было, о чём рассказать в дневнике».
Это несложно, да и как можно усидеть дома, когда за окном — живой лес! И этот лес весь твой!
Верно — никак.
Гошка захлопнул тетрадку, и из неё выпала наклейка с двумя рыжими котами. Он вспомнил, что хотел наклеить её на обложку. Внимательно посмотрев на картинку ещё раз, мальчик встал с табуретки, подошёл к двери и прилепил котов так высоко, как только мог. Улыбнулся себе и выбежал на улицу, на ходу схватив сапоги.
— Гошик! Ты куда собрался? — Дедушка обернулся к нему. Он колол дрова и складывал их аккуратными рядами в сарай.
— Куда-куда! — воскликнул Гошка, уже натянув сапоги и попрыгав в них для проверки. — На обход владений!
— А, конечно-конечно, — дед усмехнулся в бороду. Она у него длинная, серая-серая, словно дым из печной трубы. — Но будь осторожен.
Гошка фыркнул, задрав нос: он слышал это уже тысячу раз, не меньше.
— Волков не боишься?
— Ещё чего! Я никого не боюсь.
— Конечно-конечно, как же это я усомнился. Ну давай, смельчак, а домой всё-таки возвращайся к ужину.
Мальчик прищурился:
— Сваришь мне лесной чай?
— Вовремя вернёшься — сварю сколько захочешь.
— А вовремя — это когда?
— Иди уже, не забивай мне голову. Будет тебе, Гошик, и чай, и варенье.
— Обещаешь?
И Гошка, не дождавшись ответа, умчался, мигом скрывшись среди сосен и кедров.
…Мох приятно пружинит под его ногами, словно подталкивая вперёд, еловые иглы щекочут руки, когда он раздвигает перед собой разлапистые ветви. Где-то сверху стучится дятел, запевает дрозд. И Гошка не бежит — он летит.
Он замедляется и старается идти как можно тише, чтобы никого не спугнуть. Дедушка всегда учил его, что Лес — сам себе хозяин, он — ещё одна стихия, и люди не должны его тревожить.
Гошка внимательно слушает песню далёкой птички, по пути закидывает в рот первые ягоды черники. Ещё не самые спелые, но скоро, уже скоро!..
Он вышел к неглубокой речке, где они с дедушкой купаются, когда погода теплее. Гошка напевает какую-то песенку, его звонкий голос течёт ручейком, и вода тоже журчит, подхватывая за ним мелодию.
Мальчик подошёл ближе к берегу и забрался на нависшее над речкой дерево. Ему нравилось сидеть здесь и болтать ногами, иногда касаясь холодной воды носками сапог.
Гошка смотрел в быстрое течение, взглядом вылавливая рыбок. Они ещё молоденькие, поэтому вода подхватывает их и просто сносит. Скоро они подрастут и станут сильнее.
«Хотел бы я быть рыбой. Можно было бы дышать под водой, искать на дне красивые камушки или ракушки, а может и самые настоящие сокровища…»
— Эй, Гошка! — окликает его знакомый тихий голос, чем-то напоминающий шелест листьев и птичью трель.
Гошка обернулся, заулыбался:
— Привет, Леся!
Он похлопал возле себя по ветке, приглашая подругу сесть.
— Скажи, ты хотела бы быть рыбой?
— Ну нет, — махнула Леся косичками — её длинные волосы всегда были собраны. — Я бы скорее птицей. Летала бы высоко-высоко, наблюдала за всеми.
Гошка задумчиво покивал, подумав, что это тоже звучит не так уж и плохо.
Леся весело болтала босыми ногами, разбрызгивая воду вокруг. С её ступней смывалась грязь, иголки и частички мха. Иногда Гошка завидовал тому, что она была старше него — он не мог дотянуться до воды с нависшей ветви, как она. Но, с другой стороны, иметь старшего товарища бывает очень полезно...
И вдруг совсем рядом послышался истошный писк, переросший в неуверенное «мя-я-яу!»
Гошка вздрогнул, заозирался, а Леся уже кричала ему, тыча пальцем в сторону:
— Вон он, смотри! Нужно быстрее спасать бедняжку!
Гошка поспешно перевёл взгляд туда, куда указывал Лесин палец, чтобы понять — а кто такой «он»?
Недалеко от берега, вцепившись в тонкую ветку маленькими лапками и вопя от испуга, мотался в воде котёнок. Может, это был уже взрослый кот, просто небольшой, но он выглядел слишком беззащитным и растерянным.
Сердце Гошки трепыхнулось и ушло в пятки.
Леся свесилась вниз — казалось, она совсем не боялась. Гошка, желая хоть как-то помочь, крепко ухватил её за лодыжки.
— Дотянешься? — прокричал он как можно громче.
Леся изо всех сил потянулась вперёд, едва не потеряв равновесие.
— Нет! — наконец в отчаянии ответила она и рывком села поперёк дерева. — Нужна какая-нибудь палка.
Котёнок звал на помощь.
Гошке казалось, что он сам сейчас в бурлящем потоке, что это вопит его страх.
— Я!..
Он спрыгнул на берег, побежал по кромке леса, раскидывая в стороны торчащие ёлки, пока не сообразил, что это именно то, что ему нужно! Иголки ещё молодые, поэтому они упругие и не такие колючие.
Но как отломить так и пышущую здоровьем ветку?
Гошка чувствовал, что времени мало, но всё ещё стоял на месте, не зная, куда двигаться дальше.
«Относись к Лесу с уважением, — всегда говорил дедушка, — и тогда в нужный момент Лес тебе поможет».
— Сейчас как раз нужный момент, да! — воскликнул Гошка, аж подпрыгнув на месте.
Под ногой хрустнула ветка. Гошка опустил взгляд.
— Ура!
Лес правда помог — Гошка прыгнул прямо на нижнюю ветку. Мальчик схватил отломившуюся лапу и бросился обратно.
— Я! Здесь! — вопил он, уже бесстрашно запрыгивая на дерево.
— Давай сюда!
Леся выхватила ветку из его рук. Снова склонилась над течением — Гошка держал подругу за ноги, прикрыв один глаз. Он беззвучно шевелил губами: молился, чтобы всё закончилось хорошо.
Леся закусила язык от усердия.
— Ну же!
И вот она поднимает ветку с промокшим комочком, опускает рядом с собой. Комочек трясётся, но звуков больше не издаёт.
Неужели?..
Внутри Гошка дрожал почти так же, как этот маленький котёнок. Глаза мальчика увлажнились, и он поспешно заморгал.
Как же так… Столько усилий…
— Мяу!
Леся посмотрела на Гошку, и они засмеялись от облегчения. Справились!
Она бережно взяла пищащий комочек на руки, завернула его в свою кофту. Ребята спустились на берег и сели на большой булыжник, прислушиваясь к шевелениям Котёнка — это был ещё совсем малыш.
— Наверное, он хочет есть, — резонно заметил Гошка.
— Рано, — возразила Леся. — У него же стресс! Ты что!
— Наверное, ты права. Тогда его нужно поскорее согреть.
И он достал из кармана платок, который мама всегда просила держать при себе.
— Вытри его, пусть сохнет. Быстрее согреется.
Леся аккуратно промокнула шёрстку Котёнка. Тот дрожал уже заметно меньше.
У Котёнка были белые лапки, и розовый носик, и зелёные глазки. А ещё он был рыжий-рыжий. Но всё равно ещё слишком маленький, чтобы жить в одиночку.
— Интересно, как он попал в воду?
— Наверное, мама не уследила. Как она за него переживает сейчас, ты только представь!
Гошка кивнул. Его маленькое, детское сердце тоже разрывалось. Ему было так жаль котёнка, так жаль!
— Я возьму его к себе, — неожиданно для себя сказал он.
— А твой дедушка не будет против?
Гошка пожал плечами, глядя на Котёнка. Тот вытянул вперёд свои лапки и зевнул.
— Но это будет наш котёнок, мы же вместе его спасли, — справедливо заметил Гошка. — И ты будешь забирать его к себе, пока я в городе.
— Тогда у него должно быть имя.
— Рыжик, — не задумываясь, предложил Гошка, но Леся сморщилась.
— Это слишком очевидно!
— А ты что предлагаешь?
Они синхронно посмотрели на Котёнка.
— Костик.
— Ты…
— Как костёр. Он же правда рыженький.
— Костик, — повторил Гошка, пробуя на вкус. Это имя тут же зажглось в нём мягкой искоркой костра.
— Костик, тебе нравится твоё новое имя?
Котёнок словно понял, что речь о нём, поднял головку и мяукнул, глядя Гошке прямо в глаза.
— Думаю, это значило «да»!
Гошка завороженно смотрел на Костика. Интересно, он тёплый на ощупь?
— Погладь его. Надо же показать, что теперь ты его хозяин.
Гошка неуверенно протянул руку. Костик испуганно дёрнулся, но с места не сдвинулся.
Гошка дал Костику понюхать свои пальцы. Котёнок опасливо повёл носом, отстранился, будто задумавшись, и… лизнул руку мальчика.
— Смотри! — прошептала Леся, боясь спугнуть мгновение. Гошка не мог из себя ничего выдавить, даже если бы очень захотел. Он мягко, одной подушечкой пальца провёл по загривку котёнка.
Его шёрстка была ещё влажной, но всё равно такой тёплой, словно он и вправду грелся у костра.
* * *
II. Тринадцать
Прошлой ночью Гоша заснул прямо над книжкой, с включённым светом и неразложенной постелью. Поэтому всё тело неприятно ломило.
— Читать-то с умом надо, вдумываясь, — журил внука дед, нашедший его утром в этом полусидячем положении. — Не торопясь...
Гоша молча насупился. Ему хотелось продолжить читать, ведь нужно было осилить весь школьный список на лето за один только июнь, чтобы в июле и августе браться за то, что душа захочет.
— Эх ты, как со стенкой разговариваю, — пожаловался дедушка и вышел из комнаты. Гошка ещё какое-то время слышал его шаркающие шаги и бурчание под нос: «И так уже очки нацепили, всё ему не начитаться, одни книжки на уме, не разгибается совсем, небось и Олеську свою забыл уже…»
Гоша встрепенулся и оскорблённо крикнул:
— Она не Олеська, а Леся! Это разные имена!
Но, кажется, дедушка не услышал.
— Вечно объяснять ему нужно, позвать её, что ли, к нам, пусть сама докажет, что… Ну не может она быть Олесей!
«Дитя Леса, поэтому и Леся», — часто говорила она, гордо вскинув голову.
Гоша раскрыл потрёпанного «Тараса Бульбу», пытаясь вспомнить, на каком моменте он вчера (или уже сегодня?) заснул окончательно.
В окно настойчиво постучали.
Гоша вздрогнул и вытянул шею, чтобы выглянуть на улицу. Там было пусто. Гоша пожал плечами и продолжил читать.
«Меньшой брат его, Андрий, имел чувства несколько живее и как-то более развитые. Он учился охотнее и без напряжения, с каким обыкновенно принимается…»
Стук повторился. Он был размеренным, чётким, будто кодовым. Три быстрых стука, пауза, два медленных, с расстановкой.
Гоша вскочил с кровати, позабыв и об Андрии с Остапом, и о тупо ноющей шее. Влез в прошлогодние штаны с камуфляжной раскраской — они едва достигали лодыжек. Не обратив на это никакого внимания, Гоша схватился за носки, кое-как взъерошил волосы на голове, брызнулся средством от комаров, клещей и бог-знает-каких-тварей, и был таков: выбежал из дома и перемахнул через калитку, не сказав деду ни слова.
…Мох приятно пружинит под его ногами, словно подталкивая вперёд, еловые иглы щекочут руки, когда он раздвигает перед собой разлапистые ветви. Где-то сверху стучится дятел, запевает дрозд. И Гоша не бежит — он летит.
Леся стояла на их дереве, там, где они когда-то нашли Костика. Его, кстати, Гоша с момента своего приезда вчера ещё не видел: бродит где-нибудь, наверное.
Она стояла к Гоше спиной, но, казалось, всё равно знала о его приближении задолго до того, как он сам увидел её.
— Привет! — радостно поздоровался он. Они целый год не виделись, но как будто расстались вчера. — Не хочешь к нам на чай? Познакомишься с моим дедушкой наконец, — без особой надежды, ведь она всегда отказывается.
Леся мотнула головой. Солнце сверкнуло в её от природы серебристых волосах. Удивительный оттенок. Когда-то, в самом начале их знакомства, Гоша охарактеризовал его как «здоровая седина»…
Леся молчала, слабо улыбаясь ему. Было в этой улыбке что-то такое, что заставило Гошу внутренне сжаться и покрыться мурашками.
— Что-то… случилось?
Леся прикрыла веки и отвернулась к реке. Всё ещё молча.
Гоша подошёл ближе, не решаясь положить ладонь ей на плечо или взять её за руку. Какое-то время оба молчали.
— Пока тебя не было, — наконец заговорила она, — Костик куда-то исчез. Он и раньше уходил на несколько дней, ты знаешь, но…
Она закрыла лицо руками. Её косичка слабо дрогнула.
— Он так и не вернулся.
И Леся всхлипнула.
Слова, страшные, безнадёжные, повисли в воздухе сами по себе, так и не произнесённые.
Гоша схватил подругу за плечо и прижал к себе — чтобы было не так заметно, что и его вместе с ней мелко трясёт и на глаза вот-вот нахлынет волна, волна дурацких слёз.
Ему вспомнилась мягкость шёрстки Костика, за эти годы выросшего в грациозного кота. Пусть он и рыскал по лесу, постоянно забираясь на ели и кедры, у него почему-то всегда получалось выглядеть опрятнее всех остальных.
Гоша любил играть с ним, любил вместе ловить бабочек, прятаться в шалаше из еловых веток, слушать смех Леси, которой было щекотно, когда кот мял её своими лапами…
Гоша любил Костика.
Столько воспоминаний — и перечеркнуть одной-единственной фразой. Даже и не сказав её.
Леся поймала его взгляд:
— А ведь он не выглядел грустным, всё было так… хорошо… Мы вместе ждали тебя…
Гоша натянуто улыбнулся, пересилив слёзы.
— Всё бывает. Надеюсь, ему сейчас тепло и спокойно.
Эти слова должны были прозвучать ободряюще, но они дрожали, как усы Костика, когда тот довольно мурлыкал.
…Гоше больше не задавали писать дневники летом — это стало его собственной привычкой. И он уже знал, что сегодня вечером он напишет:
«Второе июня.
Сегодня я узнал, что мой любимый кот Костик навсегда исчез в тайге. Не могу поверить, что больше никогда не увижу его, не почувствую его влажный нос на своей ладони. Но, может, это часть моего пути, и загадочное “взросление” всегда начинается с потери…»
И солёная капля размажет точку в конце записи.
* * *
III. Восемнадцать
— Долго ещё? — коротко спросил Георгий с заднего сиденья. — У меня ноги болят.
— Гошенька, потерпи, скоро приедем. — Мама перегнулась назад и улыбнулась ему.
— Как будто сам не знаешь дорогу, — фыркнул отец, бросив на сына взгляд через водительское зеркало.
Юноша только поморщился, постаравшись сменить положение длинных ног. Мамино «Гошенька» повисло в воздухе, наивно надеясь, что кто-то его проглотит. Георгий закрыл глаза.
За окном мелькали стволы деревьев, фонарные столбы и забор, отгораживающий шоссе от обочины. Дорога была неровная, поэтому, даже несмотря на небольшое количество машин, толком разогнаться было нельзя.
Радио перестало ловить километров тридцать назад, и теперь семья ехала в тишине.
Перед глазами пронесся рыжий проблеск — и сразу исчез. Георгий помотал головой. Нужно уже наконец понять, что кота больше нет. Пять лет уже прошло, в конце-то концов.
В ушах звякнул девичий смех — и тоже затих. Георгий задумчиво провёл рукой по редкой молодой щетине на подбородке.
Детство кончилось, улетело куда-то, а он и не заметил. Сданы экзамены, получен аттестат, документы приняты в желанном вузе. Всё как надо. Не зря корпел над тетрадками, почти не отрываясь. Впереди — трудный путь, вот как эта дурацкая ухабистая дорога до дедушкиного дома. Он справится. Как и машина родителей, которая из года в год благополучно добиралась до лесной обители.
— Как думаешь, мы приняли верное решение? — обеспокоенно поинтересовалась мама у папы.
Папа нахмурился.
— Ему так будет легче, что бы он ни говорил. Старый уже совсем стал.
Георгий молчал. Он мог бы свободно поучаствовать в разговоре — с недавних пор с его мнением касательно «взрослых» вопросов стали считаться — но ему не хотелось. И в Лес не хотелось… В городе, дома, ждали дела.
«А вдруг ты больше никогда сюда не вернёшься?» — окликнул его голос в голове.
«Ну и пусть, — думал Георгий, — что здесь такого…»
А здесь было много всякого, если задуматься. Если перечитать записи в старых тетрадках, которые покоились в пыльной коробке под кроватью. Надо не забыть забрать её, кстати…
Он подумал о дедушке, что ему уже почти восемьдесят два, что у него проблемы с коленями и зрением, но он всё равно хватается за Лес, как за дитя родное. Сможет ли он оставить всё это?
Машина затормозила у невысокого покосившегося заборчика. Приехали.
Дедушка стоял на крыльце, видимо, услышав шум мотора ещё издалека. Он всегда хорошо слышал, а сейчас, получается, слышал лучше, чем видел.
— Дедушка!
— Отец!
Поднявшись к двери, Георгий понял, что окончательно перерос своего немаленького деда. Теперь парень точно стал самым высоким в семье. Когда-то он хотел этого, но сейчас… Он часто задумывался, а достоин ли он смотреть на всех них — на отца, на маму, на деда — свысока? Чего такого в жизни он уже добился?
Дедушка улыбался, протягивая к ним руки. Его прикрытые глаза тоже будто бы улыбались — сеткой морщин-лучиков вокруг. Дед мало говорил, такова натура лесников, поэтому нужно было хорошо его знать, чтобы понять, что он тоже любит объятия, любит прижать головы своих детей к груди.
— Ты готов, пап?
— Готов ли я оставить Лес? — Дед только сильнее развёл руками. — К этому невозможно быть готовым.
— Пойдёмте-ка выпьем чаю в честь воссоединения семьи, — робко предложила мама. — И в честь Гошиного поступления!
Георгий едва не закатил глаза. Бросив «я присоединюсь», не разуваясь, он скользнул в дом. И встал у закрытой двери в свою комнату, не решаясь войти.
Наклейка с котами, которую он когда-то клеил, встав на цыпочки, теперь была прямо напротив его груди, его сердца. Рыжие коты выцвели и потускнели, как и память о тепле Костика.
Георгий помотал головой, открыл дверь и, пригнувшись, переступил порог.
Внутри так и пахло детством, лесом и — совсем немного — затхлостью. Гошка присел на край кровати. Та протяжно заскрипела, и этот скрип был настоящей музыкой в его ушах.
Неужели всё так быстро кончилось, он никогда больше не уснёт под эту колыбельную?
Резко вспомнив о своём хранилище под кроватью, Гошка свесился вниз.
И ничего не увидел. Коробки с тетрадками не было, словно она здесь никогда и не стояла — слой пыли лёг на её законное место, напольные доски вздыбились после сырых зим.
«Да нет, быть не может».
Гошка скатился на пол, принялся шарить рукой и попеременно протирать глаза — под кроватью действительно ничего не было.
«Ну, переставил куда-нибудь».
Он залез под все шкафчики, под стол, распахнул все ящики. Выпустить из глаз коробку, по величине равную той же микроволновке, было сложно. Не завалилась же она за комод, не провалилась же между досками.
Георгий вихрем вылетел из комнаты, ворвался в спокойную кухню, где семья тихо-мирно ждала, когда заварится дедушкин чайный сбор, тот самый Гошкин «лесной чай». Мама с папой, как один, обернулись к сыну.
— Дедушка, где моя коробка? Она под кроватью хранилась.
Родители перевели взгляд на деда. Тот замер на мгновение, словно вспомнив что-то, виновато закусил губу, тяжело вздохнул.
— Понимаешь, были сильные морозы. И суставы ломило так, что я просто не смог дойти до сарая… — Он зажмурился. — Видимо, именно её я, ну, того… Сжёг.
Сжёг.
— Прости меня, Гошик, я не хотел.
Сжёг.
Георгию казалось, что дедушка сжёг не просто какие-то тетрадки, а целое детство. Его, Гоши, частичку.
— А, — только и выдавил он после паузы. И молча вышел из кухни, опустошённый.
— Что за коробка? — шёпотом спросила мама у деда.
Сжёг, сжёг, сжёг!
…Мох приятно пружинит под его ногами, словно подталкивая вперёд, еловые иглы щекочут руки, когда он раздвигает перед собой разлапистые ветви. Где-то сверху стучится дятел, запевает дрозд. И Георгий не может лететь — он бежит.
У знакомой сосны он резко останавливается. Выравнивает дыхание. Вслушивается в родные лесные звуки. Дятел, речка, дрозд, кедры.
Тонкие холодные пальцы берут его за руку.
Тихо.
Кто-то тянет его за собой. Он не двигается, не шелохнётся.
Всё сожжено, почему она здесь? Кто она?
— Надо возвращаться, — словно мягкий перезвон колокольчиков на лугу. Этот голос отзывается в памяти, но… уже далеко. Из детства.
Георгий обернулся, затаив дыхание. Высвободил руку из Лесиной ладони.
Она едва достигала его груди, его сердца, прямо как коты на двери. Она, задрав голову, смотрела на него своими чистыми зелёными глазами. Так же, как много лет назад. Как в каждое их лето.
Он даже вновь ощутил себя Гошкой. Гошкой, воспоминания о котором сожгли.
— Гоша, — тихо зовёт Леся и запинается. — Нет, уже Георгий. Ты так повзрослел.
Тогда он понял, почему почувствовал в себе Гошку. Леся, его Леся совсем не изменилась.
Она была точно такой же, как и десять лет назад. Точь-в-точь.
Только взгляд стал грустнее.
Девочка снова оглядела его с ног до головы.
— Да, уже почти взрослый. Впереди новая, большая жизнь. — Она улыбнулась, прищурившись: — Не страшно?
«Страшно!» — в мыслях.
— Не-а, — вслух.
Леся смотрела на него так, что было понятно — она всё равно знает настоящий ответ. Он так и не научился её обманывать.
И он так и не сказал ей, что…
«Почему меня не было так долго?»
И тут стена, которую он строил пять лет, рухнула. Осыпалась потоком слёз.
— Леся, я… Прости меня.
Он упал перед ней на колени, прижал её к себе, уткнулся ей в плечо.
— Прости, что не приезжал к тебе.
Слёзы катились по его щекам, капали с его носа, и всё его тело свело судорогой. Он хватался за её хрупкие плечи. Все слова, которые он крутил в себе долгие пять лет, вырывались наружу солёным потоком.
Леся, не двигаясь и не говоря ни слова, гладила Гошку по голове.
— Костик… Дневники… Всё сожжено, всё горит… Я… Я… Прости…
Голос дрожит, как дрожали когда-то усы у Костика, у любимого кота. И слёзы катятся, катятся, катятся.
…Гошка больно закусывает губу, в последний раз сжимает плечи Леси и поднимается на ноги.
— Хоть сейчас, — Георгий зажмуривается, — хоть сегодня, пойдём со мной. Познакомишься с моим дедом, с родителями. — Гошка шмыгает носом. — Я столько им о тебе рассказывал!
Леся поднимает на него грустные зелёные глаза.
— Нет, я… я не могу пойти с тобой. Ты должен оставить меня здесь.
Оставить Лесю? Но только с ней он чувствовал себя настоящим, чувствовал себя Гошкой. Только она могла вытянуть его на улицу в любую погоду, как бы он ни был занят. Только в ней сохранилось его детство, остальное — улетело в небеса вместе с дымом из трубы лесничего домика.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но только схватил воздух.
— Не могу, — повторила она и помотала головой, взметнув копну серебрящихся волос.
Георгий сглотнул новую порцию слёз. Посмотрел в небо, потом снова на неё.
— Но ты же всегда была со мной, как же я…
Леся приблизилась к нему, приложила палец к его губам и прошептала:
— Я всегда буду с тобой. Только в твоём сердце.
Она дотронулась до его свитера и… растворилась в воздухе, словно акварельный рисунок, на который попала капля воды. Или слеза.
— Спасибо, — всё тот же шёпот на ухо.
А затем шёпот превратился в ветер, вскруживший листья, ели, птиц. Невежливо толкнул Георгия в спину, и тот пошёл, побежал в сторону дома, не в силах остановиться, обернуться. Словно там, за его спиной, разгорался ещё один костёр.
Слёзы на щеках утёрло что-то мягкое, рыжее и, перед тем как исчезнуть окончательно, мелькнуло на периферии зрения.
Лес его детства всё громче шумел за его спиной, над его головой и неистово раскачивал кедровые макушки, отпуская Георгия в его собственный путь.
Август-октябрь 2023