Текст: Екатерина Коновалова/ГодЛитературы.РФ
16 февраля 2025 года исполнилось 194 года со дня рождения великого русского писателя, «прозёванного гения» Николая Семеновича Лескова (4 [16] февраля 1831 — 21 февраля [5 марта] 1895). В день рождения писателя отправляемся в Северо-Восточный административный округ Москвы, на улицу Лескова, украшенную граффити-иллюстрациями к его самым известным произведениям: «Левша», «Леди Макбет Мценского уезда» и «Очарованный странник».
«Улица Лескова появилась на карте Москвы в 1965 году, когда Красноармейская улица в Лианозове была переименована в улицу Лескова. 16 августа 1974 года это название было перенесено в Алтуфьево на вновь построенную улицу бульварного типа», - сообщает портал «Узнай Москву». Граффити, посвященные Лескову, появились в 2019 году.
Открывает галерею граффити портрет Лескова и краткая информация: «Улица Лескова названа в честь Николая Семеновича Лескова, который написал такие произведения как "Левша", "Очарованный странник", "Леди Макбет Мценского уезда", "Жемчужное ожерелье"».
«...и государь как только глянул в верхнее стекло, так весь и просиял - взял левшу, какой он был неубранный и в пыли, неумытый, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем придворным и сказал:
- Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут. Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!»
«Таких мастеров, как баснословный левша, теперь, разумеется, уже нет в Туле: машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности».
«Теперь все это уже "дела минувших дней" : и "преданья старины", хотя и не глубокой, но предания эти нет нужды торопиться забывать, несмотря на баснословный склад легенды и эпический характер ее главного героя».
«Иной раз в наших местах задаются такие характеры, что, как бы много лет ни прошло со встречи с ними, о некоторых из них никогда не вспомнишь без душевного трепета. К числу таких характеров принадлежит купеческая жена Катерина Львовна Измайлова, разыгравшая некогда страшную драму, после которой наши дворяне, с чьего-то легкого слова, стали звать ее леди Макбет Мценского уезда».
«Сергея заставили уличать ее на очной ставке. Выслушав его признания, Катерина Львовна посмотрела на него с немым изумлением, но без гнева, и потом равнодушно сказала:
- Если ему охота была это сказывать, так мне запираться нечего: я убила.
- Для чего же? - спрашивали ее.
- Для него, - отвечала она, показав на повесившего голову Сергея».
«Не успел я, по сем облагодетельствовании своих господ, вернуться с ними домой на новых лошадях, коих мы в Воронеже опять шестерик собрали, как прилучилося мне завесть у себя в конюшне на полочке хохлатых голубей - голубя и голубочку. Голубь был глинистого пера, а голубочка беленькая и такая красноногенькая, прехорошенькая!.. Очень они мне нравились: особенно, бывало, когда голубь ночью воркует, так это приятно слушать, а днем они между лошадей летают и в ясли садятся, корм клюют и сами с собою целуются... Утешно на все на это молодому ребенку смотреть».
«И потом Грушенька опять пошла с вином и с подносом, а я ей опять из-за пазухи еще одного лебедя... На меня все оглядываться стали, что я их своими подарками ниже себя ставлю; так что им даже совестно после меня класть, а я решительно уже ничего не жалею, потому моя воля, сердце выскажу, душу выкажу, и выказал».
«...А не знаю, право, как вам сказать... Я ведь много что происходил, мне довелось быть-с и на конях, и под конями, и в плену был, и воевал, и сам людей бил, и меня увечили, так что, может быть, не всякий бы вынес».
«...но в эту же самую ночь приходит ко мне в видении этот монах, которого я засек, и опять, как баба, плачет. Я говорю:
"Чего тебе от меня надо? пошел прочь!"
А он отвечает:
"Ты, - говорит, - меня без покаяния жизни решил"».
«А внизу в этом дымище люди... очень много, страсть как много людей, и перед ними этим голосом, который я слышал, молодая цыганка поет. Притом, как я взошел, она только последнюю штучку тонко-претонко, нежно дотянула и спустила на нет, и голосок у нее замер... Замер ее голосок, и с ним в одно мановение точно все умерло...»
