Текст: Валерий Кичин/РГ
Смоктуновскому сто лет! Невообразимая дата для искусства, которое не умеет стареть. Его ведь уже при жизни называли гением. Или даже так: в искусстве есть таланты, есть гении и есть Смоктуновский.
Отдельный от всех, ни с кем не сравнимый. Мистически одаренный. Гипнотически действующий: мог на сцене просто молчать, но глаз не отвести. Потому что Смоктуновский, каких больше нет и не будет.
Именно поэтому его так долго не брали ни в один московский театр: где найти для инопланетянина земную роль? И голос у него не актерский: ровный, как бы бесстрастный. И ходит — словно крадется.
Он никогда не был "актером актерычем", работавшим на сорок пятый ряд галерки. Не изумлял почтеннейшую публику лихими перевоплощениями, когда человека на сцене не узнать. Он всегда был Смоктуновским, в котором живут и Гамлет, и Порфирий Петрович, Войницкий, Деточкин и Фирс, Куликов из "Девяти дней одного года" и Плюшкин из "Мертвых душ", и Моцарт, и Сальери… В одной личности, у которой бесконечное множество не масок, а бери глубже — сущностей. В каждом из нас. Кого в нас разбудят — тем и станем. Смоктуновский выразил кошмарную способность человечества держать в себе Бога и Дьявола одномоментно.
Он кем только не поработал в юности. Родившийся в сибирской деревне Татьяновке Томской губернии в многодетной семье, сполна познавший смертельный голод и спасавшийся воровством еды на местном рынке, он прошел войну, бежал из плена, был партизаном и участвовал во взятии Берлина, имеет боевые медали, но все равно на родине, как побывавший во вражеском плену, оказался в неблагонадежных.
А тянуло его к театру. Сызмальства. Подделав билет и проникнув на свой первый спектакль в Красноярске, он понял: здесь его жизнь. Потом вспоминал доверчивую юность с улыбкой: "Сейчас понимаю, что это было просто дурно по вкусу, но тогда вышел потрясенный".
Играл в массовках, долго играл в Норильске, в Заполярном театре драмы и музыкальной комедии вместе со ссыльным Георгием Жженовым. Там, кстати, впервые примерил на себя роль Моцарта в пушкинских "Маленьких трагедиях". Кочевал по театрам страны. Сначала совсем маленьким — как познавшему плен "предателю", ему запретили въезд в 39 крупнейших городов страны.
Театрального образования так и не получил, учился прямо на сцене, в беспрерывных спорах и конфликтах с режиссерами оттачивая свою интуицию, знания и умения. Из-за чего его постоянно выгоняли.
Играл Александра Ульянова в Махачкале, Хлестакова в Сталинграде. В Москве долго ничего не получалось. Прошел через годы невостребованности и нищеты. Много лет спустя в фильме "Москва слезам не верит" Владимира Меньшова он сыграет в крошечном камео самого себя в юности, никому не известного, стоящего у Дома кино в толпе фанатов.
Однажды вдруг повезло: в фильме Михаила Ромма "Убийство на улице Данте" предложили крошечный эпизод. Партнеры раздражались: парень ничего не умеет! Но Ромм упорно с ним возился: вы не видите, как он талантлив?!
Потом была роль побольше, где его заметили уже многие: "нетипичный лейтенант", интеллигент-очкарик Фарбер в фильме "Солдаты" по роману Виктора Некрасова. Так в нашем кино впервые сообразили, что может быть и другой образ России — не только могутной, но и умной. Смоктуновский первым из актеров сумел воплотить на наших экранах такое понятие, как интеллект.
Ему повезло со временем. Страна оттаивала от сталинского террора, робкая поначалу "оттепель" быстро становилась мощным ледоходом, искусство отходило от тотальной заморозки. Кино требовало обновления, законсервированная было театральная жизнь вдруг стала порождать такие феномены, как БДТ и "Современник".
"Солдаты" открыли Смоктуновскому дорогу к его главной роли в театре, сделавшей его феноменом, — князю Мышкину в "Идиоте" товстоноговского БДТ. Уже первый проход героя через авансцену потом был многократно описан критиками. С его осторожной пластикой, его прозрачным взглядом, его тихим, тоненьким, как бы ощупывающим окружение голосом, почти фальцетом. И святая детскость в глазах. Его партнерами были первейшие мастера: Лебедев, Стржельчик, Борисов — Товстоногов собрал труппу, равной которой не было и, вероятно, уже не будет. Смоктуновский там сразу стал первым, эта роль вознесла его в круг самых востребованных актеров.
Ролей стало много, и он играл жадно, в кино не гнушаясь и эпизодами. Неординарность фактуры обеспечила ему массу ролей императоров, царей, премьер-министров, губернаторов. Сенсацией, прорывом в новое эстетическое пространство стал фильм Михаила Ромма "Девять дней одного года" — манифест мастера, отрекавшегося от декоративно-помпезного кино, искавшего стилистику, адекватную эпохе "физиков и лириков". Единство этих общественных полюсов воплощали жертвенный, упрямый, идущий к цели ценой собственной жизни ядерщик-экспериментатор Гусев (Алексей Баталов) и его друг Куликов — ироничный, скептически настроенный теоретик. Мир науки впервые за многие годы был представлен не комически рассеянным профессором, а людьми молодыми, умными, спорящими, со сформированным мировоззрением, с развитыми чувствами достоинства, долга и чести. Интеллектуальное кино выдвинуло интеллектуальных героев, открыв в советском искусстве фактически новую эру.
Еще одна вершина — "Гамлет", великая симфоническая фреска Григория Козинцева — Дмитрия Шостаковича, завораживающий сгусток напряженно пульсирующей мысли. У Смоктуновского это не тот канонический Гамлет с его вечными колебаниями, быть или не быть. Сомнения оказывались всего только сигналом к действиям. В полном соответствии с социалистическими идеалами "покой нам только снится" он сражался за правду, он был обличителем нравов, советский фильм видел в Шекспире союзника. Роль сыграна экспрессивно, подчеркнуто театрально — одиночка в мире тотальной лжи. По опросу журнала "Советский экран" зрители выбрали Смоктуновского актером года.
Он еще раз сыграл Гамлета, уже пародийного, в комедии Эльдара Рязанова "Берегись автомобиля": его Деточкин тоже сражается за справедливость, угоняя неправедно нажитые машины и отправляя выручку детским домам. Безупречно честный взгляд и пластика нашкодившего щенка — неуверенная и упрямая одновременно. Торопливая речь человека, которому все время нужно объяснять людям азбучные истины. Человека не от мира сего. Какими были и Мышкин, и Гамлет, и многие его герои, объединенные одним качеством: они существовали отдельно от окружения, наособицу. Были в ансамбле с ним, могли с ним активно взаимодействовать, но в них ощущалось нечто глубоко запрятанное в душе, какое-то недоступное другим знание. Его актерская интуиция была безошибочной. Его непредсказуемое сценическое поведение, его зависшие в воздухе, никем не предусмотренные паузы ставили в тупик режиссеров. Как говорил Кама Гинкас: "Талантливого ведет профессия, гения — его природа, а ей не всегда можно управлять".
В его присутствии конфликт пьесы смотрелся крупнее, поединок Гамлета с Клавдием оказывался много выше дворцовой кровавой интриги. Тонкость душевной организации самого актера делала его героев обостренно восприимчивыми, нетерпимыми к любой лжи, к пороку, донкихотство было их органикой. Ему почти не предлагали играть негодяев, но когда предложили — возник опять же совершенно особенный Иудушка Головлев, само воплощение злобного ханжества с завораживающей мелодикой речи. Это было столь глубокое проникновение в таинства русской души, что становилось не по себе. "Я стоял у окна и смотрел на людей, идущих в театр, — рассказывал актер. — Они шли посмотреть на очень скверного человека, совсем забыв, что в нем все те же качества, что и у них самих. Мы все такие же, как говорил чеховский Астров, букашки-таракашки".
На этом вселенском юру он был замкнут. Самодостаточен. "Ему не очень нужны были друзья, — вспоминал Андрей Мягков. — Он сам себе был другом. И партнеры были не очень нужны, он всегда был в себе. Но был так интересен, что партнеры к нему тянулись, и получалось живое, прекрасное общение".
В кино он сыграл до ста разнокалиберных ролей, из них в истории остались его Чайковский и Моцарт, Протасов и Войницкий, Плюшкин и Порфирий Петрович. Самый загадочный из наших актеров унес тайну своего гения с собой. Осталась его магия, актерская и человеческая, она светилась даже в самых проходных его работах, и забыть ее невозможно.
