Текст: Андрей Васянин
Уникальный документ попал много лет назад в руки журналиста и писателя Георгия Пряхина – оригинал совсекретной докладной записки в ЦК КПСС генпрокурора Романа Руденко 1959 года о допросе Бориса Пастернака. Ценитель поэзии Пастернака, Георгий Пряхин прочел об этом в биографии поэта – и написал «пьесу для чтения» «Допрос». Она была издана в одной из книг Пряхина, поставлена в театре Актюбинска (ныне – Актобе) на казахском. И вот, в год 135-летия со дня рождения поэта и 65-летия со дня его смерти «Допрос» взял к постановке Русский духовный театр «Глас».
«Пьеса для чтения» и на бумаге выглядит как рассказ, без разбивки на реплики. И в «Гласе» сочли логичным выбрать для представления этого сценического рассказа жанр спектакля-читки, когда актеры просто читают текст в лицах, а зритель получает возможность рисовать действие в своей голове.
Протокол допроса поэта Пастернака генпрокурором Руденко давно не совсекретен и легко отыскивается в Сети. В английской газете «Дейли мэйл» в 1959-м вышло стихотворение «Нобелевская премия» («Я пропал, как зверь в загоне...»), в нем поэт переживает травлю в связи с присуждением ему награды Шведской академии за роман «Доктор Живаго». Пастернаку в ходе допроса пеняют на то, что он публикацией стихотворения продолжает «клеветническую деятельность», поэт оправдывается, раскаивается и обещает больше не поддаваться на провокации.
...На маленькой сцене из декораций только два стола углами друг к другу и несколько стульев. Но этого хватает, чтобы разыгрывать в очередь два параллельно идущих действа.
За одним столом идет допрос, рядом другое противостояние – жена поэта Зинаида Пастернак и подруга последних лет жизни поэта Ольга Ивинская, потерявшие поэта, шедшего на свидание к Ольге. А его просто перехватила по пути домой прокурорская машина.
Самодовольный чинуша-прокурор уверен, что ему ничто не помешает «сделать» этого хлюпика. Пастернак поначалу и вправду выглядит как «седой набедокуривший мальчик», выражаясь языком автора. Он «покорно складывает ладони на костлявых коленях» и «заметно передергивается при слове «тюрьма». Генпрокурор у Пряхина весьма начитан, цитирует одно стихотворение Пастернака за другим, оценивает их как читатель, причем придирчивый. Пряхинскому Пастернаку есть о чем поговорить с прокурором, а то и поспорить, причем на темы, в которых он все же искушенней собеседника. Музиля, например, поэт читает в подлиннике, а не в переводе, как прокурор...
До последнего времени у театра «Глас» не было спектаклей-читок, да и этот, по правде говоря, отнести к жанру пьесы для чтения можно было с трудом. Автор инсценировки, она же исполнительница роли жены Пастернака актриса Екатерина Лисовая в союзе с главным художником театра Мариной Филатовой немного помогают нашему воображению. На плечи Зинаиды Пастернак наброшена домашняя шаль, Ольгу Ивинскую одели в цветастое платье и беретку, а на хозяине дома выпивохе Кузьмиче – ватный жилет и легкомысленная шапка-петушок. Диалоги полны эмоций, внахлест сверкают молнии, перед зрителем явно не просто чтецы. Две женщины делят мужика, многое говорится сгоряча, звучит бабье «да забирай его себе», но, на самом деле, для обеих поэт, конечно же, драгоценность, которую они не могут просто так взять и отдать. В какой-то момент появляется бутылка, а вместе с ней и собутыльник...
Между тем и участники диалога в прокуратуре переходят в другой кабинет и в другую реальность. Допрос постепенно превращается в разговор двух мужиков о политике, о временах и нравах. Поэт меняется на глазах, отказывается признавать все свои стихи, в том числе обсуждаемое, «ошибочными», заставляя теперь уже прокурора вспоминать вещи, о которых тот вспоминать бы не хотел, признаваться в слабостях. И в какой-то момент понимаешь, что автор пьесы наводит зрителя на вопросы – а кто кого тут, собственно, допрашивает, не поэт ли прокурора, заставляя того отвечать уже на его, поэта, вопросы. Прокурор, в свою очередь, достает из шкафчика коньяк, из другого – черную икру, Пастернак наливает, и разговор, наконец, заходит о бабах...
Выпотрошенный Пастернаком, Руденко в финале разговора велит секретарше слово «раскаивается» заменить в протоколе на словосочетание «признает ошибочным»...
Но домой поэт все же не возвращается. Он окончательно выскакивает из пространства, как Подколесин в «Женитьбе» – только прыгает не из окна, а, отпущенный из прокуратуры, на прокурорской же машине – в Москву! Подальше от реальности.
- Убыл! – разводит руками Кузьмич, отвечая на дамский вопрос «где»...
Пряхин и Лисовой в «Допросе» продолжают исследовать природу человека, решая для себя вопрос – а не сильнее ли человечность – официальности, а поэзия – протокола. Насколько человек внешний похож не себя внутреннего?
Впрочем, жизнь все равно сильнее литературных коллизий.
Вполне вероятно, что у настоящего Пастернака на этом допросе уже просто не было ни сил, ни желания отстаивать свою правоту после травли за «Доктора Живаго»... Пастернак пришел на допрос в марте, а уже в мае у него случился инфаркт, а через некоторое время рентген показал рак. Через несколько месяцев после допроса поэт скончался.
