Шолохов, Бродский, Дилан: люди власти

Текст: Платон Беседин

24 мая – редкий по насыщенности день в литературном календаре. За неделю до конца мая родились сразу три гения: Михаил Шолохов (в 1905 году), Иосиф Бродский (1940) и Боб Дилан (1941). У двух первых в этом году юбилеи. Последний – встречает очередной день рождения с нами.

Тут, правда, кто-то может завести унылую старую песню о том, что Шолохов свой «Тихий Дон» не писал. Мол, был слишком для того молод и прочее, прочее. Но не стоит забывать, что времена тогда были такие – прорывные. Аркадий Гайдар, Артём Весёлый, Фадеев, Леонов… Все они публиковали или начинали писать по-настоящему сильные, знаковые вещи, едва им исполнилось 20 лет. Да и графологический анализ, как известно, доказал авторство Шолохова. А теперь, что называется, попробуйте начать «Тихий Дон» в 20 лет и создать четыре тома; причём, двигаясь от одного к другому с нарастающим талантом и силой. И вот оно – холодное чёрное солнце в финале, смотрящее на всех нас, разделённых.

Каждый из них создавал эпические полотна. Каждый из них подходил к творчеству основательно. Бродский писал (и читал) длинные, но столь изящные, ладно скроенные нагромождения слов, казалось, обладавшие пробуждающей богов языка силой. Он замкнул, завершил путь классической русской поэзии, одновременно наполнив её новым звучанием, стараясь проникнуть в самые корни того, ради чего всё это. И вместе с тем в нём, без сомнения, можно отыскать пылающие костры и сверкающие ледники всей мировой культуры. Бродский понимал, чувствовал её блестяще.

С Диланом, в общем-то, та же история. Не случайно он признан не только, а может, и не столько (хотя кто-то наверняка с этим поспорит) как рок-музыкант, но и как поэт, литератор. В плане музыки Дилан, выпустивший свой первый студийный альбом в 1962 году (кстати, к вопросу о молодом таланте, в 21 год – а всего на данный момент их издано 40), был одним из первопроходцев рок-н-ролла. Более того: другой гигант-сверстник, Джон Леннон, признавал, что именно заокеанский Боб показал ему: в «песенках» тоже можно затрагивать «серьёзные» темы! Впрочем, никогда нельзя забывать, что Боб, Джон и прочие всегда стояли на плечах гигантов – на блюзовых и джазовых гениях, в первую очередь на афроамериканских шаманах, заклинающих музыкой. А вот поэтически Дилан, безусловно, включил в себя всю английскую поэзию, придав ей и новый поворот. В его творчестве, точно эхо, звучат голоса Джона Донна, Уолта Уитмена, Уистена Хью Одена. Не говоря уж про Дилана Томаса, у которого он позаимствовал артистическое имя.

Как и в поэзии Бродского.

Между ними, на самом деле, больше общего, чем кажется на первый взгляд. Начать с того, что оба ходили по улицам Гринвич-Виллидж, забегали в одни и те же табачные лавки. Оба стали мировыми явлениями, соединив и объединив в себе разные страны, культуры и поколения (да, звучит, будто штамп, но это ведь так на самом деле). Бродский, уехавший в США, без сомнения, всегда оставался русским поэтом и ещё – имперским поэтом; он просто сменил одну империю на другую – территориально. И в Америке Иосиф был более чем органичен. Дилан, пусть и делавший политические выпады в сторону американского правительства (в отличие от Бродского, на самом деле аполитичного или, точнее, над-политичного), всегда оставался весомейшей частью англосаксонской цивилизации и культуры, но влиял, как сказали бы журналисты старой школы, на людей по обе стороны Атлантики.

И Бродский, и Дилан породили огромное число почитателей. Влияние их, начинавших плюс-минус в одно время, на то, что будет происходить далее, огромно. Речь тут не только об изменении самой формы и роли поэзии и рок-н-ролла, хотя о Дилане, и на этом настаиваю, в первую очередь необходимо говорить как о поэте, и его Нобелевская премия тут пусть и спорна, но, в общем-то, заслужена. Бродский и Дилан вознесли поэзию на пьедестал, словом, музыкой, делом доказав, что она есть высшая форма жизнедеятельности человека. Но почитание тут надо понимать и буквально: сколько подражателей породили эти два поэта? Огромное, невероятное число тех, кто уверен, что они смогут так же. Может быть, это самые подражаемые люди в своих сферах.

Да, много пересечений между Бродским и Диланом, но ведь и Шолохов стоит вместе с ними. Что их объединяет? Конечно, все трое – лауреаты Нобелевской премии по литературе. Но это будет слишком простой ответ. Когда бесконечное число почитателей и подражателей стараются «повторить» Бродского и Дилана, то забывают, что первичен, на самом деле, не стиль их исполнения или стихосложения, а внутренний конфликт, который и питал их творчество. С незаконнорожденным, приведённым в богатый дедовский дом позднее, чем то полагалось, долгое время носившим иную фамилию Шолохов – та же история. И когда он показывает разделённость народа через персональные метания, двойственность, то это не только авторский ход (довольно стандартный, свойственный, кстати, молодым), но и глубоко личная история. Как и образ, который на страницах шолоховских книг встречается постоянно – мужчина, стоящий вместе с младенцем.

Однако есть и ещё одно, возможно, главное, то, что связывает, роднит, объединяет троих. Это их отношения с властью и к власти. Шолохов был тем, кто в стране, где писатель оставался инженером душ человеческих и мессией, где литература была идеологией и религией, задавал стандарт для тех, кто восседал наверху, заставлял их соответствовать, соотносить то, что декларировалось, и то, что происходило на самом деле. Конечно, он и сам, при таком статусе и такой мощи, являлся властью, с которой приходилось считаться. Он не отпускал, выражаясь по-шукшински, начальников ни на секунду, присутствовал рядом.

Дилан проделывал, в общем-то, то же самое. Не только через песни, которые, безусловно, имели колоссальное влияние, в дальнейшем питая и Нила Янга, и Тома Петти, и Боуи, и Брюса Спрингстина, и сотню других, но и через вполне конкретные акции – например, через Движение за гражданские права. В отличие от своих коллег, он обращался к решению моральных, этических и даже религиозных вопросов не только в творчестве, но и, скажем так, в практической плоскости. Во многом именно Дилан расширил границы влияния музыканта. Позднее Джон Леннон, The Clash и прочие станут обращаться к его наследию – и к его заветам, если угодно. Один из самых ярких сольных манифестов Леннона – Working class hero – не случайно сразу был опознан как dilanesque.

Бродский сделал то же самое – пусть и другими методами. Конечно, ничего политического, протестного в его исходе из Советского Союза не было; он и не уезжал бы, если б на него не давили. Однако это не отменяет того, что Бродский смог показать и доказать, что поэт больше, чем поэт, не только в России, но и по всему миру. В основе всего – Слово, и оно обладает колоссальной силой, особой властью. Вообще Бродский лично для меня дорог во многом дорог своей логоцентричностью.

Все трое – Михаил Шолохов, Иосиф Бродский, Боб Дилан, – рождённые 24 мая, в той или иной форме корректировали власть, устанавливали её и сами во многом являлись ею. Сама ткань их жизни, судьбы – это истории о том, как подчиняется и видоизменяется мир в зависимости от того, что говорит, делает, создаёт Поэт. Да, писатель есть орудие языка, как говорил Бродский, но и у самого писателя есть орудия (или, во всяком случае, были в то время) для того, чтобы создавать новые формы власти.