Текст: Михаил Визель
Обложки книг предоставлены издательствами
1. Сергей Самсонов «Держаться за землю»
М.: РИПОЛ-классик, 2018
Сергей Самсонов - один из крайне немногочисленных современных русских писателей (а поскольку у него еще есть в запасе пара лет до сорокá, не будет насмешкой сказать - молодых писателей), которые последовательно пишут толстые реалистические романы о современности. А в случае Самсонова - о жгучей современности. В предыдущем своем романе «Соколиный рубеж» он, кажется, отпрянул в прошлое - избрав в качестве темы воздушную дуэль двух летчиков-асов Великой Отечественной войны. Но и этот растянувшийся на несколько лет поединок оказался увиден как бы глазами современного молодого человека, фаната компьютерных «стрелялок»-симуляторов. В чем нет ничего зазорного для автора, сформировавшегося в XXI веке.
Тем интереснее было посмотреть: как Сергей Самсонов подойдет к мучительной теме донецкого вооруженного конфликта?
Оказалось - подошел очень традиционно. Для себя и для классической русской литературы. Для себя - потому что роман сугубо реалистичен, его политическая часть буквально по дням синхронизирована с «хроникой текущих событий» начиная с весны 2014 года, упоминаются под своими реальными именами и прозвищами (порою крайне нелестными) политические деятели Майдана и «донбасской весны». И для классической русской литературы - потому что здесь, как в эпопеях эпохи соцреализма, четко чередуются линии главных героев - «соли земли донецкой», братьев-шахтеров Валькá и Пети Шалимовых, и «ренегата», горного инженера Вадима Мизгирева, ушедшего благодаря удачной женитьбе из донецкой горной клети в горние выси киевской элиты.
Всё, что связано с шахтным делом, олицетворяемым Шалимовыми, - полнокровно и выписано виртуозно:
«Петро толкнулся на колени и привычно-бездумным движением пробежался по кнопкам на пульте, насыщая моторы электрическим током, а гидравлику — масляной жидкостью, ощущая сквозь манипулятор, как по телу кормильца пробежала живая дрожь силы. Невидимые вихри электронов пронеслись по обмоткам моторов, раскручивая роторы внутри, и комбайн тяжело, неуклонно поехал вперед».
А всё, что относится к киевским властям, воплощенным в Мизгиреве, - отдает фельетоном:
«[После смены власти в Киеве] Мизгирев снова зажил на летающем острове знати, зацепившись за власть, удержавшись в системе. Оказалось, что новые люди говорят на понятном ему языке, что слова «занести», «откатить», «порешать» имеют у них тот же смысл и точно так же, как и прежде, обозначаются графически и выражаются посредством лицевой мускулатуры».
Рассуждения же героев о политике кажутся порой просто агитками:
«— Вот я мент, офицер МВД. Я давал Украине присягу. Беспрекословно выполнять приказы высшей власти. Подавлять беспорядки. Пресекать все призывы к разделу страны. И сейчас я вообще-то должен хлопнуть вот этих ребят, раз они завели разговор про республику. Но еще я поклялся защищать свой народ. В этом городе. Вас! И как мне быть, когда одно вообще исключает другое? Я живу тут двенадцатый год, а родился в Ростове. И что там, что вот здесь — половина фамилий на «о». А я сам Рябовол — чья фамилия? Так что я понимаю одно — что какая-то б***ь всех нас стравливает, что зачем-то ей надо, чтобы мы тут сцепились и грызлись, как псы, Ивановы с Иванченками и Петровы с Петренками».
Мысль благая; автору и его героям сочувствуешь всем сердцем; но художественный эффект сомнителен. Видимо, события «донбасской весны», переходящей в АТО, все-таки еще слишком горячи, слишком мучительны, чтобы писать о них эпопею с высоты птичьего полета.
2. Нил Гейман, П. Крэйг Расселл, Скотт Хэмптон «Американские боги. Тени»
Пер. с англ. З. Мамедьярова;
М.: АСТ, 2018
Фэнтезийный роман англичанина Нила Геймана о древних богах, занимающихся в современной Америке бизнесом и мечтающих о мести, с самого момента появления стал культовым (даже если не помнить, что он восходит к страшноватому рассказу-сновидению Х.Л. Борхеса «Рагнарёк») - но благодаря выходу действительно великолепного телесериала обрел широкую популярность. Одним из самых красноречивых проявлений которой стало появление этой же истории в версии полноцветного и полномасштабного, свыше 250 страниц, графического романа.
Взрослый (что в данном случае подтверждается маркировкой «18+»), графический роман - непривычное для нас медиа; к нему непонятно как относиться: пролистывать, как альбом, разглядывая каждую картинку по отдельности, или же читать как последовательный нарратив, сосредоточась на тексте? Приходится как-то сочетать одно и другое - точно так же, как сам Гейман и его партнеры-«визуализаторы», сценарист и иллюстратор, повествуя о злоключениях Тени, Среды и всех остальных, сочетают жесткий реализм с абсолютной сказочностью. Приятного просмотра!
3. Пауло Коэльо. "Хиппи"
Пер. с португальского А. Богдановского
М.: ЭКСМО, 2018
Вы не задумывались, что Николай Лесков, автор "Левши", - разумеется, был левшой? Вот и Пауло Коэльо, автор «Хиппи», всю жизнь пишущий о поисках пути и обретении себя, - разумеется, в молодости хипповал. О чем сейчас, достигнув семидесятилетия, он и поведал в самой автобиографичной из своих книг - хоть и написанной тоже от третьего лица («Чтобы каждый герой мог говорить своим голосом», - объясняет автор).
Сюжет сводится к тому, что юный герой добирается "волшебной тропой" - то есть практически без денег (но, разумеется, с подругой) - из Амстердама в Катманду. При этом попутно раскрывается один довольно сомнительный «лайфхак»: когда у международного «очарованного странника» кончались деньги, он шел в местное консульство своей страны и заявлял о пропаже паспорта. После чего ему, ворча на раздолбаев-волосатиков, выдавали новый документ. А старый задорого продавался. При этом, замечает Коэльо, паспорта благополучнейших европейских стран - Швеции, Нидерландов, - пользовались ограниченным спросом, потому что шведы и голландцы имеют четко выраженный фенотип. А вот, скажем, бразильский паспорт шел «на ура», потому что настоящий бразилец может быть и высоким блондином, и чернявым коротышкой. Излишне напоминать, что Коэльо - как раз обладатель бразильского паспорта.
Впрочем, главное, как обычно, не снаружи, а внутри. Блажен, кто смолоду был молод, писал Пушкин. Блажен, кто вовремя созрел, мог бы подхватить бывший обкуренный хиппи, а ныне трудолюбивый автор мировых бестселлеров Коэльо.
4. Лоррейн Дастон, Питер Галисон. «Объективность»
Пер. с англ. Т. Вархотова, С. Гавриленко, А. Писарева
М.: Новое литературное обозрение, 2018
Объективность кажется неотъемлемым, основополагающим свойством любой науки и вообще любого знания, претендующего на… что? Да на нее же, на объективность! И трудно представить, что так было не всегда: античные натурфилософы (не путать с современным натуропатами!) и средневековые картографы нимало не считали предосудительным дополнить своим личным воображением нехватку фактов, а с развитием физики элементарных частиц исследователи столкнулись с неведомым ранее субъективным эффектом: проводимое измерение существенно меняло свойства самого измеримого объекта…
О том, как менялось само понятие объективности, и написали толстую книгу двое историков науки из совершено разных «песочниц» - историк физики XX века и специалист по натуральной философии раннего Нового времени. Они выделяют три типа объективности, получивших в русском переводе (грешащим порой излишним буквализмом) названия «истина-по-природе», «механическая объективность» и «тренированное суждение». Первое - это как раз подход ученых до Нового времени, выделяющих в явлениях типическое, отбрасывая единичное; второе - это максимально отстраненное запечатление и описание явлений, конек и прерогатива эпохи НТР; и третье - это торжество базирующихся на big data красивых «пауэрпойнтных» презентаций.
Предмет исследования кажется очень отвлеченным; но в эпоху фейк-ньюс и полного исчезновения означаемого при торжестве его репрезентаций вопрос «чтó есть объективная истина?!» становится жгучим.
5. Дмитрий Воденников. «Небесная лиса»
СПб.: Азбука, 2018
«Серьезная» поэзия справедливо считается в наши дни в книгоиздании жанром элитарным и, что то же самое, маргинальным. Сочинения очень мало кого из ныне здравствующих стихотворцев «нормальное», не спонсируемое просвещенным меценатом издательство рискнeт выпустить в виде твердого томика обыкновенным для современной «серьезной» литературы трехтысячным тиражом. Дмитрий Воденников - из их числа. Его поэтический голос - это, грубо говоря, голос «архивных юношей» того поколения, чья юность пришлась на «оги-пироги» - первого поколения богемных интеллектуалов, которым не обязательно было существовать на кабельных работах, как Веничке Ерофееву, или зарываться в кочегарки, как Гребенщикову и Цою. И которые могли себе позволить и «новую искренность», и демонстративную сентиментальность. Теперь эти юноши стали зрелыми мужами, которые могут позволить себе купить аккуратный сборник «своего» поэта - вобравший в себя отобранные самим автором произведения, накопленные им за четверть века.
