САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

5 книг недели. Выбор шеф-редактора (22)

Праотец стимпанка, шокирующий соцреализм, новейшее житие и неожиданное memento mori

выбор шеф-редактора 5 книг недели
выбор шеф-редактора 5 книг недели

Ник Срничек. «Капитализм платформ»

Пер. с англ. под науч. ред. М. Добряковой

М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2019

В компании Instagram, проданной за $1 млрд, насчитывалось всего 13 работников. То есть если бы там царил анархо-коммунизм по Кропоткину, каждый из них получил бы на руки почти 77 миллионов. И это далеко не потолок: в компании WhatsАpp, когда Facebook купил ее за $19 млрд, насчитывалось 55 работников; а в самом «Фейсбуке», являющемся сейчас одним из самых узнаваемых брендов в мире, - монстре, выбирающем и, по слухам, свергающем президентов, - трудится около 12 тысяч человек. Это, конечно, в двести раз больше, чем в WhatsАpp, но в 20—30 раз меньше, чем во флагманах этого же бизнеса предыдущей эпохи, таких, как AT&T, где в 1962 году трудилось 564 тысячи человек.

Что следует из этой обескураживающей статистики? Только то, что на (пост)современный мир бессмысленно натягивать тесные одежки политэкономии XIX века, подобно реликтовым марксистам, ищущим в Кремниевой долине «классовую борьбу». Необходимы совершенно новые подходы. Лондонский профессор цифровой экономики предлагает модель «платформ», основанных на big data: та или иная компания не производит что-то сама, а предоставляет оборудование и софтвер посторонним клиентам для производства того, что нужно им. «Капитализм XXI века выстроился преимущественно вокруг особого типа сырья - данных». Звучит слишком эффектно, чтобы быть правдой. Но с каждым днем все более и более обыденно.

Влад Ридош. «Пролетариат»

М.: Флюид Фрифлай, "Книжная полка Вадима Левенталя", 2019

Классический марксизм приказал долго жить, но это не значит, что классические рабочие, тот самый пролетариат, о котором так переживали его теоретики, последовал за ним следом. Во всяком случае, это следует из небольшой дебютной книги 32-летнего кемеровского прозаика и клубного музыканта, в которой он осмысляет восьмилетний опыт работы в заводской лаборатории. Книгу эту можно было бы назвать образчиком соцреализма, если бы диалоги и сами положения этих рассказов откровенно не отдавали явным Сорокиным. Тема и форма (роман в рассказах) может также вызвать ассоциацию с «Заводом “Свобода”» Ксении Букши, но они если и связаны между собой, то скорее как позитив и негатив. У Букши под прихотливой поэтической прозой - искреннее восхищение и даже прославление тружеников оборонного предприятия; у Ридоша под суровым реализмом - отстраненная фиксация распада и деградации «класса-гегемона».

— А почему мы не можем сразу распределиться и сделать всё? — спросил он Лёлика, своего наставника.

— Потому что хорошую работу надо беречь. Начальнику же, *****, главное нас чем-то занять. Если мы быстро сделаем одно, нас озадачат другим. А платят нам, *****, за время, а не за сделанное. Поэтому крути себе, не торопясь, до пяти время есть.

 

Джеймс Блэйлок. «Гомункул»

Пер. с англ. А. Кубатиева

— СПб.: Аркадия, 2019 (Серия «Приключения Лэнгдона Сент-Ива»)

Выпустив «Гомункула», американец Джеймс Блэйлок еще в 1986 году предложил любителям фантастической литературы нечто до той поры невиданное: мир, в котором на равных действуют оживляющие мертвецов чернокнижники и создающие вечные двигатели инженеры-изобретатели, Королевская академия наук и «Общество Трисмегиста», по туманным улицам ездят кэбы, а над ними в небе проносится огромный дирижабль, за штурвалом которого стоит скелет! И даже космический корабль с палеопришельцами имеет место в этом параллельном Лондоне 1875 года.

И читатели, и критики вполне оценили необычный сеттинг и мрачную атмосферу нового цикла (а за первым романом их последовало еще три), объединенного одним главным героем - джентльменом-изобретателем Лэнгдоном Сент-Ивом (обратим внимание - тезки героя появившегося через четверть века «Кода да Винчи»). И даже придумали новое жанровое определение, нынче широко известное: стимпанк.

Остается добавить, что знаковый роман перевоплотил по-русски знаковый переводчик. Алан Кубатиев известен как оригинальный фантаст и большой любитель прихотливых словесных построений. Что как нельзя больше соответствует.

Атул Гаванде. «Все мы смертны»

Пер. с англ. А. Бродоцкой

М.: АСТ, Corpus, 2018

Как можно из банальности, вынесенной в заголовок, сделать полноценную книгу? Ответить на этот вопрос помогает длинный, в духе романов XVIII века, подзаголовoк: «Что для нас дорого в самом конце и чем тут может помочь медицина». Автор - американский врач (хирург-эндокринолог), администратор и профильный публицист, берется напомнить американским читателям: сама смерть и предшествующее угасание, а зачастую и деменция - не просто «техническая проблема», требующая специальных технических средств и навыков, но в первую очередь проблема гуманитарная и нравственная. Особенно в наше время, когда, как справедливо напоминает автор, «мудрость старшего поколения» все чаще оказывается бесполезной в практическом плане: если у нас забарахлит компьютер, мы скорее отправимся за советом к подростку, чем к старейшине рода.

Но человек - не компьютер; недостаточно нанять сиделку и оборудовать совершенный дом престарелых, нужно еще каким-то образом наполнить его теплом. Представители американского «верхнего среднего класса», к которым принадлежит сам Гаванде и к которым апеллирует, видимо, действительно нуждаются в таком напоминании; российские издатели полагают, что в России необходимость для такого напоминания тоже созрела.

Клаус Кеннет. «2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника»

Пер. с англ. И. Крейниной

М.: Никея, 2019

В этой небольшой книге словно специально собраны все маркеры и вехи, которые только мог собрать немец 1945 года рождения: появление на свет в артистической и зажиточной, но полностью разоренной в ходе войны семье; сексуальное насилие со стороны католического священника в детстве; sex, drugs&rock-n-roll в ранней молодости; хипповство, приведшее к длительным вояжам на Восток, где герой-рассказчик тоже отдает щедрую дань всем учениям и традициям, от буддизма до работы в «домах мертвых» - то есть приютах для тяжелобольных Матери Терезы. И, как апофеоз - обращение в истинное христианство и общение с эссекским православным архимандритом Софронием (Сахаровым). Словом - классическое житие. Недаром книга выходит в издательстве, специализирующемся как раз на такого рода литературе.

Но Клаус Кеннет уверяет и клянется, что это не художественное преувеличение, не сгущение красок, а именно так оно всё и было. И в подтверждение своих слов ездит по миру с лекциями. В феврале - марте собирается приехать и в Россию. Что ж, вслед за «лидерами поколения», символами шестидесятничества, приходит черед дать слово героям, предпочевшим другой путь, нежели стать революционером или рок-звездой.