Текст: Дмитрий Шеваров
Фото: www.bucksfreepress.co.uk
Помните, как удивительно засыпать после того, как закрылась любимая книга и мама погасила свет?.. Даже в темноте вижу, где эта книжка лежит — тихая, неподвижная. Я слышу, как в подушке что-то потукивает — наверное, мое сердце. Или это там, под обложкой книги, кто-то глухо топочет, будто взбирается куда-то по чердачной лестнице... Не пропущу ли я что-то самое удивительное из того, что происходит там, в книжке?
К счастью, я уже знаю, что вот усну и могу проспать (ведь у нас зимние каникулы) до десяти часов, а мои любимые герои не разбегутся. Они терпеливо подождут меня там, на невидимом чердаке, дождутся, пока я проснусь, умоюсь и все такое. У них там, в книжке, свое время. Там один и тот же листок календаря может так долго висеть, что весь затреплется или пожелтеет. Так бывает и у нас, когда мы уезжаем всей семьей в отпуск, а приезжаем — в доме душно, глухо, пыль на телевизоре, а на календаре еще тридцатое июня, хотя уже давно август.
Но дома-то мы быстро обрываем календарь. И очень грустно бывает расставаться с целой кипой календарных листочков. Неужели они, такие маленькие, обозначали такие долгие летние дни и даже белые ночи?
Так вот, книжке никто не может оборвать заветные дни. Вот в «Детстве Никиты» — там всегда может быть 11 мая — день рождения Никиты.
Если бы мне подарили настоящую лодку и в честь меня подняли настоящий флаг, я бы тоже никогда не расстался с этим днем. Вот и Никита, кажется, никому не дает оборвать листок с 11 мая. И как я ни открою книжку — он все возится со своей лодкой. Только зимой он сидит с Лилей за столом и клеит гирлянды на елку, мечтая про себя похитить эту симпатичную девчонку, а потом спасти ее.
Или вот другая девчонка — Пеппи Длинныйчулок — она хочет стать морской разбойницей и сама может похитить кого угодно — так вот у нее всегда на дворе ноябрь. Но что делать, если человек родился в этом сумрачном месяце. Не май, конечно. Но рядом с Пеппи и ноябрь можно прожить довольно весело.
6 января (18 января по новому стилю) 1854 года родился Шерлок Холмс.
Как Шерлок Холмс и Ватсон выводили на чистую воду братьев Карамазовых
Отрывок из «Рассказов о Шерлоке Холмсе» Артура Кон-Дойля
...Мы с Холмсом сидели перед пылающим камином, а за окном в извечном лондонском тумане тонули газовые фонари Бейкер-стрит. Это был один из тех дней, когда перед Холмсом не стояла задача, решая которую он мог применить свой знаменитый дедуктивный метод, его мозг простаивал, изнывал, лишенный необходимой пищи... Откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза, Холмс небрежно водил смычком по струнам лежащей на коленях скрипки, извлекая из нее грустные, протяжные звуки. Успокоенный, я возвращался к книге, которую читал весь этот бесконечный день. Наконец я перевернул последнюю страницу, закрыл книгу и с
грустью провел ладонью по золотому тиснению обложки. Талант автора покорил меня. Чувства настолько переполняли меня, что я встал и отошел к окну. Скрестив руки на груди, я следил за немногочисленными прохожими.
— Какая загадочная книга! — не сдержался я. И тут я услышал спокойный голос Холмса:
— Книга неплоха, но не без недостатков.
— Вы читали "Братьев Карамазовых"?
Я был поражен. Читатели, знакомые с моими рассказами о Шерлоке Холмсе, осведомлены о том, что этот ни на кого не похожий человек, обладающий огромными знаниями в весьма специфических областях, тем не менее был невеждой во всем, что касалось литературы и философии.
— Дорогой Ватсон, - сказал Холмс. - Я не изменил своим принципам и по-прежнему считаю, что неразумно забивать мозговой чердак рухлядью, которая только занимает место и бесполезна в моей работе.
— Так что же побудило вас прочитать эту книгу? - недоуменно спросил я, опускаясь в кресло.
— Две причины. Во-первых, как всякий англичанин, я сентиментален, воспоминания детства накрепко сидят во мне, и я не желаю с ним расставаться. Дело в том, что мой отец, человек передовых взглядов, дружил с Герценом, известным русским революционером и писателем. Посещая его, он иногда брал с собой меня и моего старшего брата Майкрофта. В один из таких визитов мы застали в этом гостеприимном доме Достоевского, будущего
автора этой книги.
— А во-вторых?
— Во-вторых, эта книга о преступлении, хотя я догадываюсь, что не
только о нем.
— Но это же вымысел! - воскликнул я. Холмс отложил смычок, набил трубку, закурил и, окутавшись клубами дыма, сказал:
— Для меня это было не так важно. Хотя, должен заметить, меня не покидают подозрения, что в основе сюжета лежит реально совершенное преступление...
Продолжение — в рассказе Артура Кон-Дойля «Смерть русского помещика».
Ссылки по теме:
