Текст: Дмитрий Шеваров
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Мирза Геловани, 27 лет
Капитан, командир танкового батальона. Погиб 19 июля 1944 года в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии.
Однажды я несколько дней гостил в грузинском селе Бушети, что в горах Кахетии. Прямо в доме, под потолком свили свое гнездо ласточки, поэтому дверь в дом не закрывалась. Весь день ласточки сновали над нашими головами.
Хозяин дома, старый учитель, сидел по вечерам на крыльце и с каким-то грустным благоговением смотрел на хлопоты ласточек. Однажды он сказал мне: «Мне кажется, что это старший брат послал ко мне этих ласточек. Он погиб на войне, не успев прислать домой ни одного письма. А уходил он на фронт из этого дома...»
Мирза Гедеонович Геловани родился 2 марта 1917 года в селе Накалакари у подножия Тианетских гор. Его первые стихи, появившиеся в печати, когда автору было 18 лет, привлекли внимание великого Галактиона Табидзе. Мирза окончил Тионетский педагогический техникум, работал в школе, а потом корректором в тбилисском издательстве «Сабчота Мцерали».
Был призван в армию в октябре 1939 года. Окончил танковое училище. Дослужился до комбата. И на фронте продолжал писать стихи. Сохранилось 37 его военных стихотворений.
Мирза погиб на третий день операции «Багратион» 26 июня 1944 года при форсировании Западной Двины. Похоронен он был в лесу, у села Нижнее Кривино/ В поселке Тианете близ Тбилиси есть дом-музей Мирзы Геловани.
На сайте Министерства обороны «Подвиг народа» я искал сведения о наградах Мирзы. За время его службы с 1939 по 1944-й их не могло не быть. Нашел 58 награжденных с фамилией Геловани, но Мирзы среди них не было.
Много лет земляки поэта просят власти перенести прах Мирзы Геловани на родину, считая, что поэт такого масштаба, да еще герой войны, должен покоиться в пантеоне писателей и общественных деятелей Грузии на склоне горы Мтацминда. Это событие должно было состояться в 2015 году, к 70-летию Победы. Как с печалью сообщили нам из Тбилиси, из «Всегрузинского Общества Руставели», «спонсора на это благородное дело не нашлось, прах Геловани продолжает оставаться упокоенным в Белоруссии...»
Ты не пиши мне, что расцвел миндаль,
Что над Мтацминдой небо, как атлас,
Что Грузии приветливая даль
Согрета солнцем ласковым сейчас.
Что Ортачала, как и ты, с утра
Надела платье из степных цветов
И что вздыхает гордая Кура,
Когда Метехи видит средь садов.
С огнем я этой ночью воевал,
И все казалось мне в дыму атак,
Что за спиной Тбилиси мой стоял
И так смотрел! И улыбался так!..
Мирза Геловани. Письма домой
Сентябрь 1940
Не знаю почему, но я очень боюсь за себя. Боюсь оказаться забытым всеми. Я много хотел и много могу сделать, но не знаю как. Вдруг моя судьба здесь продлится… Меня устанут ждать в Грузии, и я сам устану ждать. Вот и 24 уже исполняется. Это достаточно большой возраст, а я еще ничего не успел сделать.
Июнь 1941
Прежде всего хочу попросить у вас прощения за все те огорчения, которые вам доставил. За все те ошибки, которые так часто совершал. Война началась. Я давно знал, что она начнется. Чувствовал. И вы, очевидно, также – только разница в том, что вы боитесь меня потерять. Мы же не боимся ничего, только вы не переживайте и не печальтесь. Я хочу, чтобы вы смотрели на эту войну моими глазами: бесстрашно, без горечи.
Верьте, мои дорогие, если в этой войне моя жизнь прервется, если мне суждено умереть, моя жизнь очень дорого обойдется врагу. И вам не придется стыдиться, потому что я плоть от плоти и кровь от крови ваш сын.... Вы можете с гордостью сказать, что я защищаю свою Родину для того, чтобы грядущие поколения были здоровы, счастливы, сильны.
…Мама, как я благодарен вам за то, что вы привили мне любовь к оружию с детства. Любовь к оружию, правде и мужеству.
Грузинские матери всегда без слез провожали сыновей на
верную смерть, потому что смерть за Родину не нуждается в слезах.
Через несколько часов ухожу. Сотни тысяч юношей уже успели погибнуть, и их кровь зовет меня в бой.
Верю: я рожден быть участником величайших сдвигов и с этой войны, из этого урагана вернусь вместе с победившей армией. Пройду через все бури и вернусь. Я молод и полон надежд. Нет пули, которая сразит меня, ибо корни мои в той стране, которую убивали и которая всегда возрождалась и не умирала. Ибо я полон надежд, а надежда побеждает смерть.
31 августа 1941
Прекрасный народ русские! Иду на фронт или возвращаюсь с фронта - всегда встречают с удивительным радушием. Молоко, мед и горячий чай у нас всегда есть. Я уже познакомился с Россией и рад, что она так хороша. В маленьких прифронтовых деревушках у меня уже есть хорошие знакомые. Встречая и провожая меня, они говорят: «Да хранит тебя Бог, сынок!». Осенив меня крестом, просят не забывать их.
2 апреля 1942
Видите, мама, как затянулась наша разлука. Годы идут. И будущее очень неясно, хотя я верю, что вернусь вместе с победившей армией и вновь почувствую себя около вас маленьким мальчиком. Все же кто знает, когда все это произойдет!
31 октября 1943
Дорогие родители! Часто вспоминаю вас. Сегодня говорил с товарищами
о доме, о том, что пришлось оставить и что уже никогда не повторится.
Я не люблю говорить о будущем. Прежде я любил лишь думать о нем…
Да, я живу по-солдатски. В лесу, в землянке. Все прошлые привычки остались там, наверху. В землянке родились новые, быть может, странные привычки, непонятные вам, как и всем тем, кто не знает, что значит быть на фронте.
Порой приходят детские чувства, вернее, воспоминания о пережитом в детстве, и утешают меня. Перед глазами встают знакомые пейзажи и картины детства, властно вошедшие в сердце, заполнившие его и оставшиеся там навсегда. Но это случается иногда... Мне трудно писать вам письма, потому что они беспокоят меня и пробуждают множество воспоминаний. Сегодня вечером в душе было неспокойно. Какое-то странное чувство тревожно завладело мной этим вечером.
1944
У меня была возможность остаться в Москве, но я почему-то не захотел – и вот я снова на фронте. Трудно представить, но оказывается, привыкаешь к фронту и к трудностям: кончится война, и сердце, быть может, заскучает в мирной жизни.
Белорусские леса и болота пробуждаются. Пришла весна и будоражит землю. До чего хорош этот последний день апреля! Стоит солнечный, апрельский день, и душа моя полна добра, радости. Радость переполняет меня, и я так свободен и беспечен, словно ко мне вернулось детство.
Сегодня, в этот час, когда я получил твое письмо, я - двадцатисемилетний ребенок - решил немедленно ответить тебе….
Сегодня точно такой день, как и тогда. В природе многое повторяется. И дни, оказывается, повторяются в природе, и облачко так же застыло в северном небе, как и тогда, в небе над Тбилиси. Солнце, выбросив золотые кисти, легкое, как прозрачный и трепещущий мыльный шарик, плывет высоко, совсем высоко, и я жду: лопнет в прозрачной сини солнце, и упадут на землю золотые капли чудесным видением…
Двадцатисемилетний мальчик! Передо мной сейчас встают все мои прошлые
годы - с болью, которую причинили, с обманом, мне предназначенным.
Лето 1944
Почему не напечатали моих стихов, неужели они недостаточно
искренни?…Сегодня дождливый день. Обычный белорусский дождливый день. Дождь моросит беспрерывно, и мне кажется, что он идет нарочно, чтобы разозлить людей. Так происходит иногда и в душах людских, начнется непрерывный дождь, моросит, моросит, моросит….
В моем сердце нет дождя. Только боль в моем сердце от того, что в Грузии забыли меня именно те, на кого я надеялся и в кого верил. Доброго им пути!
19 июня 1944
Иногда устану, ослабеют сильные руки, перетрудится сердце, но достаточно задуматься - перейти черту обыденного, встретиться с поэзией и красотой, как исчезает усталость.
Из стихотворений Мирзы Геловани
Ты помнишь,
Мины рвались то и дело
И вся земля вокруг была черна?
Ты помнишь, пуля мимо пролетела,
Но сердце друга встретила она?
Лежал он у ограды церкви бывшей
В шинели непомерной ширины,
Еще не знавший счастья,
Не любивший,
Неделю не доживший до весны.
Взрывной волною сплющен был и погнут
Его видавший виды автомат…
И ты сказал, что главное —
Не дрогнуть
От скорби, испытаний и утрат.
Идем с боями…
Медленные метры!
В глазах убитых — злых пожарищ медь…
Ничто и нас не оградит от смерти,
Коль не сумеем смерть мы одолеть.
1942
Не пиши
Ты не пиши мне, что расцвел миндаль,
Что над Мтацминдой небо, как атлас,
Что Грузии приветливая даль
Согрета солнцем ласковым сейчас.
Что Ортачала, как и ты, с утра
Надела платье из степных цветов
И что вздыхает гордая Кура,
Когда Метехи видит средь садов.С огнем я этой ночью воевал,
И все казалось мне в дыму атак,
Что за спиной Тбилиси мой стоял
И так смотрел! И улыбался так!
А в Ортачала расцветал миндаль,
Диск солнца плыл по черепицам крыш,
И ты пришла. И только было жаль,
Что вдалеке, любимая, стоишь.
Ты не пиши…Ведь знаю я и сам,
Что весь в цветах лежит проспект Шота
И кто-то ходит ночью по полям,
Их одевая в летние цвета.
И знаю, знаю, что сиянье дня
Хранишь ты в сердце трепетном своем,
И если пуля обойдет меня,
И если весны встретим мы вдвоем,
Тогда скажу я то, о чем молчал:
Что я навек пришел к глазам твоим,
А тот, кто солнце в битве отстоял,
Имеет право любоваться им.
1943
Меня умчала тряская теплушка,
А вы вдали остались на заре…
Но помню я печальную улыбку
И волосы, что листья в сентябре.
Я обещал, что возвращусь,
Что с фронта
Меня вернет к вам
Глаз печальных власть,
Но эти дни осенние,
как воры,
клятву собираются украсть.
И если сердце встретит пулю вражью
И упаду вперед я, как бежал,
Уж вы меня простите,
да, простите,
Что не пришел и слова не сдержал.
1942
Ты не идешь… Часы, мгновенья,
повесток желтых мельтешня.
Мои стихи – как поздравленье
Всем тем, кто не забыл меня.
Чередованье дней без счета…
Земля, стихи мои прими
как извинение за что-то
пред незнакомыми людьми.
Любовь подходит сокровенно,
друзья, их тени входят в сих.
Как жизнь – и в смерти незабвенна! –
так и они в стихах моих.
***
...Мы миновали станцию и крайний околоток,
Не тополь одинокий – прощальный взгляд жилья.
Не то любовь, не то озноб меня с утра колотит,
Не в силах разобраться в тоскливой дрожи я.
Но после смерти я вернусь сюда, где в каждом миге
Завязан нынешний мой день с былым наперехлест.
Здесь будут жить мои, увы, неизданные книги,
Найдет пристанище душа у этих горных мест.
И в час, когда я соберусь сводить с судьбою счеты,
В сознанье промелькнут мольбой былого голоса,
Звучит в отчаянном «прощай» печаль высокой ноты,
Качнувшись, жизнь и смерть замрут, как стрелки на часах.
Жди меня
К тебе вернусь я поздно или рано,
Развею и туманы и дожди,
Своей улыбкой залечу все раны,
Ты только жди меня, родная, жди.
Я соберу друзей легко и скоро,
Их выстрелы с ветвей стряхнут росу.
Сниму я небо, раскачаю горы
И в дар тебе, родная, принесу.
И ты услышишь медленные песни
Своих подружек, названных сестер,
О юности, что скрылась в поднебесье,
О витязе, к тебе пришедшем с гор.
Зурна начнет твою улыбку славить,
Ей басом отзовется барабан,
И каждый, кто придет тебя поздравить,
От знойного маджари будет пьян.
…На скатерти небес я справлю свадьбу.
Но чтоб ее не омрачила ложь,
Мне лишь одно вдали хотелось знать бы,
Что ты меня не уставая ждешь.
1942
Фашист зарылся в темноту. А в наши лица бьет пурга,
И превращается в мечту желание убить врага.
Какая мокрая метель на неприкаянной земле!
И верная моя шинель отказывает мне в тепле.
Сырой неумолимый снег – как будто серая стена.
И я не закрываю век, но явь не заслоняет сна…
…Я вижу снег, но он иной, и щепки яркие на нем.
Соседский мальчик озорной готовит санки под окном.
Мой брат в заснеженном саду шагнет то вправо, то левей,
Освобождая на ходу от снега черточки ветвей…
Камин вздыхает, как всегда, когда душа его в огне…
С воробышком стряслась беда – он так пищит… И обо мне
Горюет мать. И мой отец, добряк, умелец и шутник,
Замучен думами вконец, над верстаком своим поник…
Хочу вернуться… так хочу! Промерзший на чужом ветру,
К камину, как больной к врачу, я кинусь, кинусь; и замру.
И счастья непочатый край откроется передо мной.
И можно всё: и слушать зов соседской старенькой цепной,
И по-мальчишески мечтать, и строить домик воробью,
И у окошка наблюдать, как тают хлопья…
Но стою,
Как все. Кругом война. Пурга. И обе кончиться должны. Метет…
Не кану ли в снега такой пурги, такой войны?..
И что-то не к добру болит сегодня сердце у меня.
Так наша Джавтия скулит, там, дома, на закате дня…
Оригинал статьи: «Российская газета»
