Текст: ГодЛитературы.РФ
Фрагмент книги и обложка предоставлены издательством «Азбука»
Невероятный успех толстенного и не слишком виртуозно написанного и придуманного романа австралийского автора, «человека непростой судьбы», - грабителя и героинового наркомана, сбежавшего из австралийской тюрьмы в Индию, наглядно показывает: и в XXI веке читатель готов погрузиться в 800-страничную книгу, если автор готов рассказать историю не просто занимательную, но выстраданную. Продолжение истории Лина по прозвищу Шантарам (то есть «мирный человек») было неизбежно. Огромный интерес читателей - тоже.
ГРЕГОРИ РОБЕРТС. ШАНТАРАМ-2. ТЕНЬ ГОРЫ
СПб., "Азбука", 2015. Перевод с английского В. Дорогокупли
ГЛАВА 1
Источник всего сущего — свет — может проявляться по-разному, и проявлений этих намного больше, чем звезд во Вселенной, поверьте. Порой всего лишь одной доброй мысли довольно, что- бы твой свет воссиял. В то же время один лишь неверный поступок способен испепелить заповедный лес в твоей душе, так что для тебя померкнет сияние всех звезд под всеми небесами. И дотлевающие угли потерянной любви или утраченной веры будут внушать тебе, что все кончено и жить больше незачем. Но это не так. И никогда так не было и не будет. Что бы ты ни делал и где бы ни очутился, сияние останется с тобой. Все светлое, что кажется умершим внутри тебя, вновь оживет, если ты по-настоящему этого захочешь. Сердце просто не в силах отрешиться от надежды, потому что сердце не умеет лгать. Перевернув страницу в книге жизни и подняв глаза, ты вдруг встретишь улыбку абсолютно незнакомого человека, и поиск пойдет по новому кругу. Но это не будет повторением прежнего. Всякий раз это нечто иное, нечто особенное. Так и твой заповедный лес, заново выросший на пепелище, может оказаться более густым и мощным, чем был до пожара. И если ты удержишься в этом сиянии, в этом новом круге света внутри себя, не помня зла и никогда не сдаваясь, рано или поздно ты вновь окажешься там, где любовь и красота сотворили мир: в самом начале. В начале начал.
— Ого, да это Лин! Вот так начало дня! — прокричал Викрам из влажного сумрака. — Как ты меня нашел? Когда ты вернулся?
— Только что, — сказал я и шагнул с веранды через порог широченных французских дверей. — Мне сказали, ты должен быть здесь. Выйди на минутку.
— Нет уж, лучше ты заходи, дружище, — рассмеялся Викрам. — Кое с кем познакомишься.
Я не спешил принять это приглашение. Двери закрылись, и после залитой солнцем улицы мои глаза различали в глубине комнаты лишь сгустки теней, рассеченные двумя лезвиями яркого света, который прорывался сквозь щели в опущенных жалюзи. И в этих узких лучах клубился дым с запахами гашиша и жженой ванили, последний — от курения плохо очищенного героина.
Позднее, вспоминая тот день, тяжелый дурманящий аромат, смутные тени и разрезающие комнату лучи, я задавался вопросом: уж не сама ли судьба пыталась меня уберечь, задерживая на входе и не пуская внутрь? И еще я спрашивал себя: насколько иной была бы моя жизнь, развернись я тогда и уйди прочь? Варианты действий, которые мы выбираем, являются ветвями на гигантском дереве возможностей. И так уж вышло, что Викрам и незнакомцы в той комнате стали ветвями, которые на протяжении трех сезонов дождей тесно переплетались с моей ветвью в этих урбанистических джунглях любви, смерти и воскрешения. Одну деталь я запомнил особо отчетливо: когда я (сам еще не понимая почему) в нерешительности застыл на пороге и возникший из сумрака Викрам взял меня за локоть, чтобы увлечь вглубь комнаты, я внезапно содрогнулся всем телом от прикосновения его влажной руки. Самым примечательным объектом в этом просторном помещении была монументальная, длиной метра три, кровать у левой стены. На кровати лежал, вытянувшись и сложив руки на груди, мужчина в серебристой пижаме, не подававший признаков жизни. Во всяком случае, я не заметил ни малейшего движения его грудной клетки. По краям кровати слева и справа от него сидели двое и сосредоточенно набивали чиллумы. Изрядную часть стены прямо над головой мертвого — или спящего мертвым сном — занимало изображение пророка Заратустры, почитаемого парсами. Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядел у противоположной от входа стены три кресла, разделенные парой массивных старинных комодов; и в каждом из кресел кто-то сидел. Еще там был огромный и очень дорогой персидский ковер на полу, а на стенах — множество фотографий людей в традиционных одеяниях парсов. У правой стены, напротив кровати, на мраморном столике разместился музыкальный центр. Неторопливое вращение двух потолочных вентиляторов почти не тревожило густые клубы дыма, витавшие в комнате.
Викрам провел меня мимо кровати и представил человеку, сидевшему в ближайшем из трех кресел. Европейской внешности; ростом явно выше меня, судя по длинному телу и еще более длинным ногам (развалившись в кресле, он принял такую позу, словно лежал в ванне, высоко задрав колени). На вид ему было лет, наверно, тридцать пять.
— Это Конкэннон, — сказал Викрам, подталкивая меня
вперед. — Он из ИРА.
Рука, пожимавшая мою, была теплой, сухой и очень сильной.
— К чертям собачьим ИРА! — произнес он с характерным североирландским акцентом. — Я ольстерец, из Ассоциации обороны, хотя такие нюансы выше понимания сранных дикарей вроде этого Викрама. Мне понравился решительный блеск в его глазах, но не по- нравилась его грубость. Кивнув в знак приветствия, я прервал рукопожатие.
— Не слушай его, — сказал Викрам. — Он вечно хамит и
обливает всех грязью, зато оттянуться по полной может так, как никто из иностранцев, а уж я-то их повидал. Говоря это, он подвел меня к среднему креслу. Сидевший в нем молодой человек как раз в тот момент раскуривал чиллум с гашишем от спички, которую ему поднес сосед из третьего кресла. Пламя втянулось в трубку, а затем выплеснулось на выдохе, взметнувшись над головой курильщика.
— Бом Шанкар! — крикнул Викрам, протягивая руку к трубке. — Лин, это Навин. Он частный детектив. Клянусь честью, настоящий детектив! Навин, это Лин, о котором я тебе рассказы- вал. Он врачует людей в трущобах. Молодой человек поднялся и пожал мне руку.
— Вообще-то, я не так чтобы астоящий детектив, пока что, — промолвил он и криво улыбнулся.
— Не беда, — сказал я, улыбаясь в ответ. — А я не так чтобы настоящий врач, если на то пошло.
Третий человек, перед тем подносивший спичку к чиллуму, затянулся в свою очередь и предложил трубку мне. Я изобразил вежливый отказ, и тогда он передал ее одному из мужчин, сидевших на кровати.
— Винсон, — представился он; рука при пожатии напомнила мне лапу большого добродушного пса. — Стюарт Винсон. Много о вас наслышан, старина.
— Да о Лине здесь наслышана любая подзаборная шавка, — заявил Конкэннон, принимая трубку у одного из людей с
кровати. — Викрам трещит о тебе с утра до ночи, как сопливая фанатка о любимой поп-звезде. Лин то, Лин сё, Лин туда, Лин сюда и хрен знает куда еще. Признайся, Викрам, ты у него отсасывал? Он и впрямь так хорош или это просто байки?
— Боже правый, Конкэннон! — воскликнул Винсон.
— А что такого? — удивился Конкэннон. — Что такого? Я всего лишь задал человеку вопрос. Индия пока еще свободная страна, не так ли? По крайней мере, в тех ее частях, где говорят по-английски.
— Не обращай внимания, — сказал мне Винсон, пожимая плечами. — Уж таков он есть и ничего не может с собой поделать. У него типа херачий синдром Туретта.
Американец Стюарт Винсон обладал крепким телосложением, широкими и правильными чертами лица и копной светлых волос, как будто растрепанных сильным порывом ветра, что придавало ему вид бесшабашного морского бродяги, этакого яхтсмена-одиночки в кругосветном плавании. На самом же деле он был наркоторговцем, и весьма преуспевающим. Я слышал о нем, точно так же как он слышал обо мне.
— А это Джамал, — сказал Викрам, пропустивший мимо ушей слова Винсона и Конкэннона и теперь знакомивший меня с человеком на левой стороне кровати. — Сам импортирует сырье, сам его перерабатывает, сам фасует и сам же выкуривает. Все-в-одном.
— Все-в-одном, — повторил Джамал.
Он был тощий, с глазами-хамелеонами и весь в священных амулетах с головы до ног. Впечатленный таким благочестием, я бегло оглядел коллекцию и успел опознать символику пяти крупнейших религий, прежде чем зацепился взглядом за его улыбку.
— Все-в-одном, — сказал я.
— Все-в-одном, — повторил он.
— Все-в-одном, — сказал я.
— Все-в-одном, — повторил он.
Я был готов продолжить эту интересную беседу, но меня прервал Викрам.
— Билли Бхасу, — объявил он, представляя мне тщедушного человечка с кожей кремового цвета, который сидел на кровати по другую сторону от неподвижного тела. Билли Бхасу соединил ладони в приветствии, после чего продолжил чистку одного из чиллумов.
— Билли Бхасу — «доставала», — сообщил мне Викрам. — Он может мигом достать все, что угодно. Все, что только пожелаешь, от девчонки до мороженки. Испытай его. Прямо сейчас.
Попроси достать мороженое, и ты получишь его тут же. Только скажи!
— Но я не хочу...
— Билли, достань Лину мороженое!
— Один момент, — сказал Билли, откладывая в сторону чиллум.
— Нет, Билли, — сказал я с протестующим жестом. — Я не хочу мороженого.
— Но ты ведь любишь мороженое, я знаю, — сказал Викрам.
— Не настолько, чтобы посылать за ним гонца. Сиди спокойно, приятель.
— Если уж он собрался что-то достать, — прозвучал из тени голос Конкэннона, — я голосую за то и другое: за мороженое и за девчонку. За двух девчонок. И побыстрее шевели своей жопой!
— Ты его слышал, Билли? — спросил Викрам.
Он шагнул к кровати и начал стаскивать с нее Билли, но в этот миг раздался новый голос, глубокий и звучный, исходивший от распростертого на кровати тела. При звуках его Викрам замер, как под дулом пистолета.
— Викрам, — сказал этот голос, — ты ломаешь мне кайф, старик!
— О черт! О черт! О черт! Прошу прощения, Деннис, —
быстро забормотал Викрам. — Я тут просто знакомлю Лина с ребятами, ну и...
— Лин, — произнес человек на постели и, открыв глаза, уставился на меня. Глаза были на удивление светлыми, с бархатистым сиянием.
— Меня зовут Деннис. Рад познакомиться. Будьте как дома. Mi casa es su casa.
Я подошел и пожал вялое птичье крылышко, приподнятое навстречу мне Деннисом, а затем вернулся к изножью кровати.
Деннис провожал меня взглядом. Губы его сложились в слабую доброжелательную улыбку.
— Ух ты! — сказал Викрам, становясь рядом со мной. —
Деннис, дружище, рад видеть тебя вернувшимся. И как оно было на той стороне?
— Было тихо, — выдохнул Деннис, не прекращая улыбаться мне. — Очень тихо. Вплоть до недавних мгновений.
К нам присоединились Конкэннон и Навин Адэр, начинающий детектив. И все глазели на Денниса.
— Это большая честь, Лин, — сказал Викрам. — Деннис глядит на тебя.
Ненадолго установилось молчание, прерванное Конкэнноном.
— Вот ни хрена себе! — прорычал он сквозь ухмылку, скорее похожую на оскал. — Я торчу здесь уже гребаных полгода, делюсь опытом и знаниями, курю твою дурь и пью твой виски, и за все это время ты лишь дважды открыл глаза. Но стоило только Лину войти в дверь, и ты уставился на него так, будто он весь горит ярким пламенем. Ну а я-то кто, по-твоему: кусок говна ходячий?
— По всему, так прямо вылитый, — негромко заметил Винсон. Конкэннон расхохотался. Деннис моргнул.
— Конкэннон, — прошептал он, — я люблю тебя, как доброго призрака, но ты ломаешь мне кайф.
— Прости, Деннис, дружище, — ухмыльнулся Конкэннон.
— Лин, — произнес Деннис, в то время как его голова и тело сохраняли полную неподвижность, — не сочти меня грубым, но сейчас я должен отдохнуть. Был рад тебя повидать.
Он повернул голову на один градус в сторону Викрама.
— Викрам, — пробормотал он все тем же густым рокочущим басом, — будь добр, кончай эту суету. Ты ломаешь мне кайф, приятель. Сделай одолжение, заткнись.
— Конечно, Деннис. Извини.
— Билли Бхасу? — тихо позвал Деннис.
— Я тут, Деннис.
— К черту мороженое.
— К черту мороженое, Деннис?
— К черту мороженое. Никто не получит мороженого. Только не сегодня.
— Как скажешь, Деннис.
— Значит, с мороженым все ясно?
— Да: к черту мороженое, Деннис.
— И я не хочу слышать слово «мороженое» как минимум в ближайшие три месяца.
— Как скажешь, Деннис.
— Вот и ладно. А теперь, Джамал, набей мне еще один чиллум. Побольше и позабористей. Гигантский, легендарный чиллум. Это будет как акт милосердия, почти наравне с чудом. Всем пока — и здесь, и там.
Деннис сложил на груди руки, закрыл глаза и вернулся к своему отдыху: застывший как мертвец, при пяти слабых вдохах в минуту. Никто не шевелился и не подавал голоса. Джамал со всей возможной оперативностью занялся приготовлением легендарного чиллума. Все прочие смотрели на Денниса. Я дернул Викрама за рубашку.
— Давай-ка выйдем, — сказал я и потянул его прочь из комнаты. — Всем пока — и здесь, и там.
