Текст: Антон Бушунов, Орёл
Фото: pixabay.com
В РАЗНОМ ИЮНЕ
(Орфография и пунктуация авторские)
Сочинение Славы Куницына, ученика 3 класса школы №3 г. Шлиссельбурга на тему «Где я провёл лето».
«Летом я ездил с родителями в Колыпино к бабуле и дедушке. Это очень далеко и надо ехать на поезде. Мой папа увидел нашего проводника и сказал что у него морда щекастая и он ворует. В Колыпино наш двор он на два дома. Первый дом мой он кирпичный и зелёный, подъезды у него с крыльцом и крыша треугольная. Там чердак и очень страшно, там живёт чёрная рука и зелёные пальцы. Зелёные пальцы долго щекочут, а чёрная рука вообще сразу придушит. Другой дом он с простой крышей и сделан непонятно из чего. Из говна, сказал дядя Толя. Там есть подвал, а в нём есть машина времени. Мы сначала не верили, а потом Вадик принёс железку и сказал что это рычаг от машины времени и мы поверили. Возле каждого дома есть старые очищалки от грязи и никто не знает сколько им лет. А откуда они взялись дядя Саша сказал от верблюда. А ещё возле домов стоят газовые ящики и Вадик сказал туда девки ему всякие записки прячут. Во дворе у нас есть любимая лавочка под каштаном, мы там все сидим и когда дождь нам вообще всё равно, такой каштан густой. На скамейке под тополями бабки играют в карты и мужики пьют червивку, а мы играем в прятки и бабки ругаются если мы за них прячемся. А дед Терехов сказал он соли под тополя насыплет и они засохнут. А бабка Сорокина нас постоянно гоняет и называет китайцами. А мы думаем что она ведьма и иголки в её следы на земле втыкаем. И теперь она ходит и постоянно оглядывается. Ещё во дворе есть два гаража и один чтобы открыть надо на нём цифры набрать и мы долго набирали и сломали и сидели потом долго в малине, боялись что нам дядя Саша уши надерёт. А в другом гараже есть драндулет и его никак не могут продать потому что он сказали хреновый. А за гаражами есть большая песочница и мы там лепим пирожки и роем тоннели. А однажды проснулись, а песка нет. А дядя Толя сказал это рабочие гады ночью песок свистнули, а то у них свой кончился. А когда иван-купала настаёт то все пьяные и водой поливаются и тогда наш двор очень чистый. Мне очень нравится наш двор».
***
Запущенное футбольное поле одной своей стороной уходило к берегу реки, густо поросшему замшелыми диковатыми деревцами, крапивно-ежевичным буйством да ещё неким ботаническим анонимом, хищным и взъерошенным.
Другой берег огромными буграми уходил вверх, выше и выше, к ледяному источнику, прозванному когда-то Гремячкой. Оттуда было видно почти всё Колыпино с его поселковыми приметами: элеватором, парой облупленных заводских труб, парковой зоной и речкой Сосной, огибающей электросети и огороды с колорадским засильем.
Мы сидели со Славиком на поваленной белой берёзе у кромки поля. Коровы в пятнистой форме неведомой футбольной сборной бродили по полю, словно мяч искали, забытый кем-то в высокой траве. Какой-то трогательный старичок с мешком травы для кроликов медленно перешёл поле и скрылся из глаз.
«После красно-жёлтых дней», - профальшивил Славик и бросил окурок в костровище. Окурок приземлился рядом с прокопчённой детской сандалией. Одна из коров подошла к воротам и потёрлась мордой о штангу.
- О чём вздыхаешь? – спросил я у Славика.
- Да так…, - сказал тот. - Прикольные облака…
- А тебе их чего, жалко, что ли?
Славик ничего не ответил.
- Когда решишься? – спросил я опять.
Славик промолчал.
С речного островка доносились пьяные девичьи вопли, смех и плеск воды.
- Выпускной! – хором догадались мы.
- Вот это буфера! – шептал Славик, когда мы, укрывшись в густом кустарнике, наблюдали с берега за голыми бывшими школьницами.***
В полужилой печальной двушке Сорокиной никак не хотело наступать утро. Она возилась в кровати, трогала обои мокрым лбом, копалась в шторе, чтобы проверить, посветлело ли в мире. А ещё сон не отпускает, один и тот же. Только задремлет – видит она десятки похорон, несут гробы, несут. А покойники не лежат, как надо, а что-то делают. Кто сидит, ногами болтает, кто стоя подушкой машет; одна журнал читает, другой улыбается приветливо и головой кивает, двое разговаривают. Мол, ну, несут и несут, нам-то что, мы своё дело знаем, всё хорошо, по-людски будет. И правда, возле кладбища все укладываются, машут на прощанье, деловито осматриваются, вот ещё поворочались, пошуршали – и можно начинать. И просыпается старая Сорокина.
***
Славик стоял у окна и решался. Под окном карлики, муж и жена, собирали малину. Потом они свернулись в клубок и укатились в самую чащу малиновую, откуда пару минут спустя послышались возня и хихиканье.
Славик решился. Да и момент был подходящий: бабуля копалась в огороде, а дед, истерзав дрель и укрепив книжную полку, ушёл во двор играть в домино. Наивная бабуля прятала ключ от заветного чулана в буфете, в недрах старенькой матрёшки. С ключом в кулаке Славик подошёл к чулану, суетливо справился с замком – и затаил дыхание над большим кованым сундуком. Приподнял крышку – и грозным строем встала пред славкиным сердцем водка. Ещё советская, с крышкой-кепочкой. Только и надо – подцепить аккуратно козырёк, вылить водку в пластиковую полторашку, наполнить пустую бутылку водой, закупорить – и на место.
Вечерами в парке, среди деревянных героев лукоморья, под отдалённую дискотечную попсу наша компания опустошала дармовой ящик, и мы не считали дней, и водка пока ещё вела себя с нами учтиво и пока ещё была к нам снисходительна.
- Славочка! – сказала бабуля лет пять спустя, - Когда я умру, ты водку-то на поминки не покупай, не трать деньги. У меня есть. Специально хранила.***
Покрасив газовый ящик щеголеватой позолотой, Сорокина побрела домой – за обитую траурным дерматином дверь. Коротко и хрустко справилась с замком, сгорбленно и злобно оглянулась – и проникла в тесную прихожую. После недолгой возни она прошла в спальню и под шумок тополей задремала да спала, как полено, не слыша соседской дрели. Потом сонная Сорокина долго и отрешённо пялилась на обои – густую полустёртую вязь рогатых существ, не то пещерных жуков, не то глубинных рыб. Потом она подставила табурет к шкафу – и добралась до чемодана со смертной одеждой, в складках которой хранила деньги на валеркину свадьбу. Деньги были на месте. По дороге в кухню Сорокина плюнула в зеркало – муж-покойник однажды отразился в нём да так и застыл навсегда.
На маленьком островке, посреди мельчающей Сосны, Сорокина любила рыбачить. Клевало когда как, но солнце так величественно вставало из-за бугров, что было порой и не до рыбы. Иногда под водой проносились длинные мохнатые тени, оставляя за собой пенистую борозду и низкий добродушный смех. В июне каждый раз рыбу распугивали пьяные выпускницы. По традиции, уйдя на рассвете со школьного двора, девахи брели через футбольное поле прямиком к островку, где, не стесняясь старухи, пили шампанское и купались голышом. «Играйте, растите, веселитесь, молодые силы!» - усмехалась тогда Сорокина, сматывала удочки и брела через поле домой.
Сварив что-то вроде ухи, Сорокина принялась за письмо дочери в тюрьму (Людка сидела за кражу). Заклеив конверт, старуха собрала нехитрую посылку. По дороге на почту она увидела в пыли на обочине осколок красного стекла. Вспомнив новости о скором затмении, она сунула предмет в карман. На почте дежурные голуби в фирменных зелёных накрыльниках слонялись без дела. Увидев клиентку, они обрадовались, упаковали груз в голубятницу, впряглись и вскоре улетели.
Зайдя во двор, Сорокина увидела городских пацанов. Пацаны играли в «камень-ножницы-бумагу» на щелбаны. Сорокина исподлобья посмотрела на них, поднялась на крыльцо подъезда, оглянулась и скрылась в подъездной мгле.***
Вячеслав вышел из подъезда и сел на лавочку. Аккуратный пень каштана медленно высыхал после дождя. Тополиные брёвна штабелями лежали вдоль забора. Пожилой карлик неспешно катил по двору жену в инвалидной коляске. Люпинами зарос крохотный палисадник Сорокиной, умершей лет десять назад. Ничего путного в палисаднике никогда не росло, но старуха охраняла свой тупичок от понаехавших городских детей с малопонятной яростью. Вячеслав вспомнил, как он, играя в выбивалу, нечаянно кинул мячик на её территорию. Сорокина стремительно скакнула из своего бурьяна, поймала мяч, вспорола его чем-то острым и красным и с криком «вот вам, китайцы!» швырнула обратно вялый сдутыш. Вячеслав усмехнулся. «После красно-жёлтых дней» - зазвонил его айфон. Пока он говорил, в небе показался почтовый голубь. В клюве он нёс письмо с тюремным штампом и имел виноватый вид опоздавшего. Голубь сел на ржавый газовый ящик и сунул в щель конверт. Потом он взлетел, описал над двором круг и скрылся из глаз.
***
Когда половина земного шара аплодировала солнечному затмению, мы со Славиком молча шли через футбольное поле к речке прощаться с искалеченным мячом. Бабулька мимо прошустрила – поросятам понесла, цыплята пушистым табунком пронеслись на родное цыпа-цыпа. А внутри мяча заводской штамп – Тулапром, артикул 1986. Опустили мёртвую игрушку в речку. Плыви на родину, друг-артикул, на кладбище нашего детства. Столько загорелых рук тебя ловило, прижимая к груди; столько побитых ног тебя отправляло в цель, но мы тебя забудем, ведь ты навсегда перестал выполнять то, что нам надо. Без обид.
P.S. Напоминаем, что участникам конкурса необходимо заполнить форму с личными данными, которую можно найти здесь.
Публикация рассказа на сайте не означает, что он вошел в шорт-лист.
