Текст: Михаил Визель
Иллюстрация: заставка, вот уже больше 15 лет висящая по адресу pelevin.ru
Тонкость картинки в том, что в проектировании Дворца Советов принимал участие архитектор В. Пелевин
В фильме «Формула любви» граф Калиостро сразу приводит восхищенных провинциалов в нужное состояние, начиная застольную беседу словами: «Биография моя многих интересует, между тем, господа, она самая обыкновенная. Родился я в 79 году, в самый момент извержения Везувия, уничтожившего Помпеи, и, видимо, часть его подземной силы передалась мне…». Биография Пелевина тоже многих интересует, и, в отличие от «биографии» якобы скромничающего мошенника Джузеппе Бальзамо, ее, несмотря на внешнюю неприметность, вполне можно было бы назвать необыкновенной. Но родившийся в 1962 году Пелевин вырос во время позднего застоя - а эта незримая, но явственно ощутимая субстанция обладала воистину магической (на зависть Калиостро) способностью обращать необыкновенное в заурядное.
Судите сами. Школьные годы Пелевин провел в английской спецшколе №31 в самом центре Москвы - на улице Станиславского (ныне снова Леонтьевский переулок), позади нового здания МХАТа. Эта школа не только считалась «спец», но и являлась таковой: здесь учились отпрыски советской творческой элиты. В школьных коридорах Витя сталкивался с бывшими на один-два класса старше его Антоном Табаковым, Мишей Ефремовым, Сашей Басовым, Сашей Мессерером (сыном главного художника Большого театра, выходцем из знаменитого балетно-художественного клана, к которому принадлежит и Майя Плисецкая), дочкой главного цыгана СССР Николая Сличенко. И не только: одновременно с Витей здесь учились внук Хрущева Никита, внучатый племянник Сталина Сережа Аллилуев, сыновья замминистра внутренних дел СССР Василия Трушина. И еще одна любопытная подробность: на два класса старше будущего автора «Чапаева и Пустоты» и «Generation П» училась Таня Поляченко, известная сейчас как детективщица Полина Дашкова.
В наше циничное капиталистическое время само попадание в такой «цветник» сына простых педагогов - школьной учительницы и преподавателя вузовской военной кафедры - можно было бы счесть невероятной удачей, если не чудом. Но чудо объяснялось просто: мама Пелевина, Зинаида Ефремовна, преподавала английский в этой самой школе… Сейчас такая протекция невозможна (место за VIP-партой элементарно стоит не одну и не две тысячи долларов в год). Тогда ее более чем хватало. И, кстати, этим же объясняется любовь (и, что важнее, нетипичное для его поколения умение) Пелевина вставлять в свои произведения, начиная с самых ранних, английские цитаты и даже целые английские стишки собственного сочинения.
Дальше жизнь будущего писателя, казалось бы, шла по накатанной для советского технического интеллигента колее. В 1979 году он поступает в МЭИ, оканчивает его с красным дипломом в 1985 году (два года, как и у большинства советских студентов, было потрачено на армию) и остается работать на кафедре, а через два года сдает экзамены в аспирантуру. Но дальше следует неожиданный кульбит: вместо того, чтобы писать техническую диссертацию, в 1988 году молодой инженер успешно сдает вступительные экзамены в находящийся через бульвар от родной школы Литинститут.
Мне могут возразить, что ничего необычного тут нет, наоборот - это нормально: только перевалив за 25-летний рубеж, человек созревает для того, чтобы стать писателем. Но Литературный институт имени Горького - не популярные на Западе (а с недавнего времени - и у нас) краткосрочные писательские курсы, creative writing workshop, как, наверно, сказал бы сам Пелевин. Это полноценный вуз с лекциями, зачетами, экзаменами и т.д. И для того, чтобы начинать «все заново», взрослому мужчине, квалифицированному специалисту по электрооборудованию троллейбуса с асинхронным тяговым приводом (тема дипломного проекта Пелевина в МЭИ) нужно немалое мужество. Но исторический фон и здесь лишил Пелевина возможности проявить незаурядность: инженеров в СССР взрастили явно больше, чем нужно, а второе высшее образование до середины 90-х можно было получать бесплатно. Так что по узким коридорам Лита ходило немало первокурсников под тридцать (особенно забавно смотревшихся на фоне вчерашних школьниц — восторженных барышень à la Цветаева).
Впрочем, Пелевин учился на очно-заочном отделении, то есть ходил на творческие семинары, а филологические предметы постигал «без отрыва от производства». «Производством» же для него стала редакция журнала «Наука и религия», где он окучивал темы, связанным с восточным мистицизмом. Отучившись несколько лет, Пелевин ушел из Литинститута - именно ушел сам, а не был отчислен. Уж поверьте, для того, чтобы быть именно отчисленным из Лита, - надо было совершить что-то совсем запредельное. А Виктору просто стало неинтересно - знакомством с детьми советских генералов от культуры его после школы было не удивить, а как писателю «литучеба» ему ничего больше не приносила. Правда, совсем с творческим вузом он всё-таки не порвал: в начале 90-х в образовавшемся при нем маленьком эзотерическом издательстве он в качестве редактора готовил к печати первый в России трехтомник Карлоса Кастанеды. Причем, по его собственному позднейшему признанию, готовил очень серьезно: текст перевода был им практически переписан.
В декабре 1989 года состоялся дебют Пелевина в печати. Журнал «Химия и жизнь» опубликовал рассказ-сказку «Колдун Игнат и люди». Сейчас это тоже кажется парадоксом, почти коаном: какое отношение откровенно мистический гон бывшего электромеханика имеет к народнохозяйственным (а не фармакологическим) аспектам химии? Но это снова наглядный пример того, как метафизика общества возобладала над личной метафизикой человека. На излете советской власти именно малоприметные, как бы «отраслевые» журналы, за которыми цензура следила не столь пристально, как за литературными «толстяками» вроде «Нового мира» или массовым «Огоньком», стали отдушиной для тихой интеллигентской фронды. В том числе - для «неправильной», без построения коммунизма на Марсе, фантастики, по ведомству которой Пелевин формально проходил.
Вслед за этим рассказом последовали публикации в журнале «Знание-Сила», культовом в то время среди фанатов фантастики «Искателе», других альманахах, журналах и даже газетах. В 1991 году выходит первая настоящая книга - сборник рассказов «Синий фонарь», который в 1993 году получает «Малого Букера». А в 1992 году респектабельнейшее «Знамя», зажмурившись, публикует две повести Пелевина - сначала возмутительную «Омон Ра», потом - еще более возмутительную «Жизнь насекомых». Наконец, в апреле 1996 года в том же «Знамени» начинается публикация «Чапаева и Пустоты», встреченного воплями восторгов молодых читателей и яростным шипением маститых критиков.
С этого момента о Пелевине перестают говорить как о «молодом писателе» и его биография, можно сказать, заканчивается. Во всяком случае, прерывается. И начинаются сплошные мифы. Пелевин содержит сеть коммерческих ларьков. Пелевин - женщина. Пелевин - конченый наркоман. Пелевин - каратист и велосипедист. Пелевин не вылезает из буддийских монастырей. Пелевин живет на стипендии в Южной Корее. Нет, на гранте в Германии. Нет, у женщины в Италии. Пелевин заключил кабальный контракт с "Эксмо". Ах нет, кто же его заставит?
Разбирать их по отдельности нет необходимости. Во-первых, есть интернет, а в нем есть сытный фан-сайт pelevin.nov.ru, да и грозный мораторий на интервью Пелевин регулярно нарушает. А во-вторых, это не столь важно. Можно констатировать главное: будучи в расцвете писательских лет, Виктор Пелевин полностью освободился от навязанных ему мифов - и творит свои собственные. Лучше или хуже - это второй вопрос.
