САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Сны Ивана Давыдова

В книге «Сны путешествующего по родине» известный политический журналист и политконсультант Иван Давыдов предстает в качестве лирического поэта

Текст: ГодЛитературы.РФ

Иллюстрация: фото Ивана Давыдова с сайта mediajobs.dotorg.ru и «облако тегов» его поэтической книги, составленное автором предисловия Романом Лейбовым

В издательстве ОГИ выходит поэтическая книга «Сны путешествующего по родине», автор которой, Иван Ф. Давыдов давно и хорошо известен столичной читающей публике, - но в совершенно ином амплуа: как политический журналист, обозреватель, политконсультант (чтобы не сказать - политтехнолог), руководящий сотрудник ряда политических СМИ. А нынешнее его место работы - заместитель главного редактора журнала «Новое время».

Но в этой книге Иван Давыдов впервые раскрывается в качестве лирического поэта.

Вживую свидетелем метаморфозы можно оказаться 23 мая на Бумажной фабрике, где пройдет презентация книги.

Адрес клуба «Бумажная фабрика»: Переведеновский переулок, 18, стр. 6

Начало в 20:00

Регистрация

ЭТИ ДВОЕ

Эти двое, которых выкормила волчица,

Как их, верно, Авель и Каин, сбежав от жен,

Сообразили, что миру нужна горчица.

После чего был основан город Дижон.

Искали бар, отыскали Эскалибур,

Напялили латы, сели за круглый стол,

Позвали каких-то дур, а куда без дур?

Взяли по сто, еще по сто, и еще по сто,

И еще полста, потом темнота

(А так и бывает, когда в бокал попал метанол).

Чище снега душа, лицо белее холста.

Темнота твое море, в море ты утонул.

Делай то теперь, что море внутри велит.

Например, не делай из любви драму,

Ибо прежде Евы была Лилит.

Она и растолковала Адаму,

Где и что у него болит.

Остальное показал замполит,

За чекушку, конечно, а не за так.

Потому что за так — кому ты нужон?

И, обнявшись, эти двое ушли в закат,

Замполит и Адам, то есть Энгельс и Каутский, брат, короче, и брат.

Туда, где находится, судя по картам, город Дижон.

Я. ТЕБЯ (ОН ГОВОРИТ ЕЙ)

Ночь — нечистое насекомое

(Славно, что в строку не лезет «словно»),

То есть самое время сказать тебе самое невесомое,

Самое мое слово.

Я. Тебя. Подчиняюсь року,

То есть — снова в волосы руку,

В ту же реку и в ту же драку,

Чтобы тесно в горле сделалось крику.

Нужно нежно, но можно грубо.

Я. Тебя. Не совру — «до гроба».

Что ж вы, ангелы, не дуете в трубы?

Самое ведь важное, чтобы

Господь увидел сквозь эти крыши,

Как — дозревая, зверея, смея —

Ты становишься мира краше,

А я превращаюсь в змея.

Я умею дышать огнем.

Где был город, теперь стал пепел.

Море бьется в стены, а в нем —

Я. Тебя. То есть море. Выпил.

Я жалеть не умею, когда я змей,

Я умею — зной,

Я умею — май,

Я. Тебя. Умею. Но знай:

Когда все эти тайны делаются никчемными

И сон на месте имени ставит прочерк,

Я умею светлыми искрами в небо черное,

Чтобы сделаться сказкой для этих. Которых. Прочих.

СКАЛА (ОНА ГОВОРИТ ЕМУ)

Мой, тяжелый, большой, скала.

Не твоим ли телом планета эта согрета?

Век бы рядом с тобой спала,

Только ночь догорает, как сигарета.

И шепну ли — всегда одинаково одинокому:

Не молчи, говори, звени… Извини,

Раз рассвет, и разгладить некому

Неба смятые простыни.