Текст и фото: Екатерина Зайцева
Первый вопрос, который задал модератор встречи с писателями-переводчиками, шеф-редактор портала "Год Литературы" Михаил Визель: "Что побудило вас заняться переводом русской литературы - любовь или сила судьбы?"
Каждый, наверное, мог бы рассказать в ответ, что "дошел до жизни такой" своим, особенным путем. Но переводчики сошлись в одном - тут все же главное любовь. Любовь к русскому языку и литературе.
"Это моя страсть, - признался Пьер Баккеретти, приехавший из Франции. - Сперва я пробовал учить греческий, но он мне не понравился, и я открыл для себя русский. Учил его в школе, потом в университете, потом стал преподавателем русского - мой стаж 50 лет!"
Пьер — именно такой, каким легко себе представить типичного элегантного француза: пуловер и небрежно завязанный шарф, - но говорит по-русски он практически без акцента, разве что отдельные слова могут выдать в нем иностранца-переводчика.
Итальянка Мауризия Калусио, напротив, говорит с акцентом явным, но таким очаровательным. В русский язык она влюбилась, прочитав «Капитанскую дочку», притом — "влюбилась на всю жизнь!"
Что касается Анн Кольдефи-Фокар, то ей русскую литературу по-настоящему открыли профессора в университете, и это, по ее словам, было для нее равносильно "открытию Америки".
Повеселил Паоло Нори: "Когда я читаю "Москву-Петушки", мне становится плохо, и это меня радует". Для него вообще русская литература— "самая трогательная" в мире. А с Венедиктом Ерофеевым у переводчика отношения особые: как перевести в романе "Москва-Петушки" слово "похмелье", если в итальянском нет для такого судьбоносного понятия подходящих слов?!
"Да, мы тоже пьем, но слова у нас такого нет", - развел Паоло руками, снова вызвав смех в зале.
Пьер Баккеретти вспомнил о своих мучениях — с переводом названия романа Алексея Варламова "Лох". Сначала он хотел воспользоваться английским словом "лузер". "Но как переводить на французский с русского — роман с английским заголовком? Остановился в итоге на "Расколотой жизни". Это вполне соответствовало судьбе главного героя и его страны - Советского Союза", - объяснил Пьер.
Мауризия Калусио рассказала о трудностях с переводом стихов Осипа Мандельштама: "Он сложно думает. Знаете, французский поэт Кокто сказал, что настоящая поэзия фосфоресцирует. Так вот, Мандельштам фосфоресцирует. Конечно, несмотря на сложности, его поэзия дошла до итальянских читателей, многие итальянские поэты учатся у него".
Что еще стало для Мауризии испытанием, — перевод Солженицына:
в Италии нет "лагерной" литературы, и приходилось долго подбирать аналоги для специфической лексики. Например, для слова "доходяга".
А что важнее для переводчиков при выборе книги: текст или автор? "В книге должен быть прекрасный русский язык", — в общем, предсказуемый ответ. Вот чуть подробнее: "Должен присутствовать тот самый культурный слой, славянская душа".
Анн Кольдефи-Фокар полушутя заметила: задача переводчика - еще и объяснить издателю, что "перевести и издать, к примеру, роман "Чевенгур" Андрея Платонова, который кажется чуждым французскому читателю, - хотя и трудно, и разорительно, но надо".
У переводчиков спросили: повлияло ли на их мировоззрение изучение русского языка? Они считают русский язык более гибким, чем французский или итальянский. "С ним можно играть", а это дает совершенно новые ощущения от картины мира. "Меня моя работа сделала счастливым человеком", - признался Пьер Баккеретти. А Паоло Нори, пытаясь объяснить, как повлиял на него язык Пушкина и Достоевского, в итоге сформулировал вдруг:
"Россия мне нравится, потому что она меня пугает".
Таким вот парадоксом завершилась встреча с переводчиками.