Текст: Ольга Разумихина*
Фото: кадр из фильма Глеба Панфилова («Начало») по рассказу «Один день Ивана Денисовича»
Удивительно, как порой в течение всего нескольких десятилетий меняется отношение общественности к тому или иному писателю. Многих авторов при жизни либо не печатали, либо травили в прессе, либо и вовсе подвергали преследованиям за вольнодумство — но впоследствии признавали классиками. Другие же были баснословно знамениты, но спустя полвека оказывались забытыми. А. И. Солженицын оказался в первой группе наряду с такими величинами, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. С. Грибоедов, Б. Л. Пастернак. Да-да, даже на Пушкина, гениальность которого в наши дни ни у кого не вызывает сомнений, не раз обрушивался шквал критики — иногда со стороны властей, иногда — коллег по цеху. Так, у последних вызвала резкое неприятие первая поэма Александра Сергеевича — «Руслан и Людмила». «Как можно использовать разговорные выражения наряду с возвышенной лексикой?» — возмущались критики по поводу фразы «Людмила очи жмурит». И только со временем стало ясно, что отказ от просторечных, диалектных и даже жаргонных выражений для писателя, особенно реалиста, — это путь в никуда.
Но ладно бы только критики; и Пушкин, и Лермонтов не раз побывали в ссылке (последний — за стихотворение «Смерть поэта», в котором Михаил Юрьевич обвинял в гибели Пушкина лицемерную общественность). Ещё одному классику, А. С. Грибоедову, так и не разрешили ни напечатать, ни опубликовать «Горе от ума», а Пастернака и вовсе вынудили отказаться от Нобелевской премии. К счастью, герой нашего сегодняшнего материала — Александр Исаевич Солженицын — эту премию, несмотря на давление властей, всё-таки получил. Таким образом, он стал третьим (не считая Пастернака) российским обладателем самой престижной литературной награды. Кроме него, её в разное время получили:
- И. А. Бунин — «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы» (1933);
- М. А. Шолохов — «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время» (1965);
- И. А. Бродский — «за всеобъемлющее творчество, пропитанное ясностью мысли и страстностью поэзии» (1987).
А. И. Солженицын удостоился Нобелевской премии по литературе в 1970 году с формулировкой: «За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы». К тому моменту Солженицын ещё не успел создать самое известное, пожалуй, своё произведение — «Архипелаг “ГУЛАГ”», зато написал и даже опубликовал «Один день Ивана Денисовича». В 1959 году произведение вышло на страницах журнала «Новый мир». Впоследствии Солженицын в одном из интервью признавался, что сам не до конца понимает, как в те годы ему удалось обнародовать столь провокационный текст:
«Если бы не было Твардовского как главного редактора журнала, повесть эта не была бы напечатана. И если бы не было Хрущёва в тот момент — тоже не была бы напечатана. Напечатание моей повести в Советском Союзе, в 62-м году, подобно явлению против физических законов».
Из радиоинтервью BBС к 20-летию со дня выхода «Одного дня…», 1982
Но, несмотря на одобрение самого Генерального секретаря СССР Н. С. Хрущёва (который, очевидно, разрешил печать произведения, потому что стремился развенчать «культ личности» покойного И. В. Сталина), «Один день Ивана Денисовича» вызвал у многих партийных работников крайне неодобрительную реакцию. Кроме того, произведение подверглось критике других писателей, в том числе — автора «Колымских рассказов» Варлама Шаламова, которого отправляли в лагерь два раза (в общей сложности он провёл в заточении почти 20 лет). По мнению Шаламова, Солженицын написал о лагере «несерьёзно»: на самом деле испытания, выпавшие на долю политзаключённых, были куда тяжелее. А уж когда Хрущёва на посту Генерального секретаря сменил Л. И. Брежнев, за автора «Одного дня…» принялись всерьёз. В итоге в 1974 г. публикация произведений Солженицына была запрещена (на чёрном рынке тоненький томик стоил как полторы зарплаты рабочего), а самого Александра Исаевича лишили гражданства и выслали из страны. К счастью, справедливость восторжествовала: в 1991 г., после развала СССР, писатель вернулся на родину, и очень скоро его признали живым классиком. Теперь его произведения проходят в школах и в гуманитарных вузах.
«Один день Ивана Денисовича» (1959)
А. И. Солженицын называл «Один день...» повестью. Но если подходить к вопросу жанра со всей строгостью, то это скорее рассказ, пусть и непривычно объёмный: всё-таки в этом произведении всего один центральный герой (в повести их должно быть два), один «больной вопрос» — как выжить в лагере — и, соответственно, один подробно изложенный ответ на него. Несмотря на то, что Иван Денисович сталкивается со множеством персонажей, их суждения изложены поверхностно — ещё одна черта, присущая рассказу.
Как бы то ни было, рассказ (или повесть) «Один день Ивана Денисовича» — работа во многом автобиографичная. Как и главный герой Шухов, Солженицын не понаслышке знает, что такое лагерь: Александр Исаевич провёл в заключении восемь лет. Солженицына арестовали в феврале 1945 года: до этого был участником Великой Отечественной войны; за службу его даже наградили орденом Красной Звезды. Однако за три месяца до победы военная цензура перехватила письма, в которых Солженицын критиковал советскую власть. Это послужило основанием для того, чтобы приговорить будущего классика к заключению и к вечной ссылке по окончании его срока.
Иван Денисович Шухов, впрочем, попал в лагерь вовсе не потому, что критиковал власть. Его сочли немецким шпионом — на основании того, что во время Великой Отечественной он оказался в плену, но сумел сбежать:
Считается по делу, что Шухов за измену родине сел. И показания он дал, что таки да, он сдался в плен, желая изменить родине, а вернулся из плена потому, что выполнял задание немецкой разведки. Какое ж задание — ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто — задание.
В контрразведке били Шухова много. И расчёт был у Шухова простой: не подпишешь — бушлат деревянный [то есть гроб. — Прим. автора статьи], подпишешь — хоть поживёшь ещё малость. Подписал.
А было вот как: в феврале сорок второго года на Северо-Западном окружили их армию всю, и с самолётов им жрать ничего не бросали, а и самолётов тех не было. Дошли до того, что строгали копыта с лошадей околевших, размачивали ту роговицу в воде и ели. <…> И так их помалу немцы по лесам ловили и брали. И вот в группе такой одной Шухов в плену побыл пару дней, <…> и убежали они впятером. <…> Чудом к своим попали. <…> Были б умней — сказали б, что по лесам бродили, и ничего б им. А они открылись: мол, из плена немецкого. Из плена?? <…> Фашистские агенты! И за решётку.
Иван Денисович отсидел уже восемь лет; до освобождения осталось два года. Но Шухов уже не считает дни, недели и месяцы — не хочет лишний раз бередить душу. Тем более что ещё непонятно, какая жизнь ждёт его на воле. В деревне осталась семья — жена, дети, — но за эти годы они стали друг другу почти чужими: «Сейчас с Кильдигсом, латышом, больше об чём говорить, чем с домашними». Да и как заработать на жизнь в родной деревне? В одном из нечастых писем супруга Ивана Денисовича рассказала, что местные жители приноровились делать фальшивые ковры — раскрашивать ненужные тряпки по трафаретам: повесишь на стену — как будто настоящий персидский ковёр. Но Шухову такая «работа» не по душе: он привык трудиться честно. А что остаётся? Идти в колхоз, потакая советской власти?
Впрочем, предыстория героя интересует Солженицына в меньшей степени, нежели будни заключённых. Они настолько однообразны, что писать о нескольких днях подряд Александр Исаевич не стал. Вот цитата из дневников писателя:
Я в какой-то долгий лагерный зимний день таскал носилки с напарником и подумал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути, достаточно описать один всего день в подробностях, в мельчайших подробностях, притом день самого простого работяги. И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а — рядовой, вот тот самый день, из которого складываются годы. Задумал я так, и этот замысел остался у меня в уме, девять лет я к нему не прикасался и только через девять лет сел и написал.
День Ивана Денисовича (он же Щ-854) расписан по минутам. Подъём, потом «полтора времени своего, не казённого, и кто знает лагерную жизнь, всегда может подработать»; скудный завтрак. Затем — так называемый развод, то есть сбор бригад на «линейке»; обыск; исправительные работы; обед, снова исправительные работы, снова развод, обыск; наконец — ужин и отбой. Все мысли среднестатистического заключённого касаются двух тем: как не угодить в карцер — и по возможности урвать лишнюю порцию еды или помочь кому-нибудь из «богатых» лагерников. Помимо простого, доброго, но имеющего чувство собственного достоинства деревенского мужика Шухова, читатель знакомится со следующими персонажами:
- Тюрин — бригадир, искренне заботящийся о подчинённых и в начале произведения спасающий бригаду от направления на строительство некоего «Соцгородка» — там голое поле, негде погреться;
- Цезарь — молодой режиссёр, в котором «всех кровей понамешано», один из самых «богатых» заключённых, который регулярно даёт взятки охране;
- Кавторанг — сокращение от «капитан второго ранга», сорокалетний моряк, осуждённый не на десять, как большинство героев, а на двадцать пять лет;
- шестнадцатилетний Гопчик, которого посадили «за то, что бендеровцам в лес молоко носил» и получивший срок, «как взрослый»;
- Фетюков — «доходяга», утративший чувство собственного достоинства: он, скорее всего, не доживёт до конца срока;
- баптист Алёша — безотказный, по-детски наивный молодой человек, даже в лагере не утративший веру в Бога и высшую справедливость созданного Господом мира.
Кстати, между Иваном Денисовичем и Алёшей происходит спор, который литературоведы считают своеобразным продолжением спора между двумя братьями Карамазовыми — тоже, кстати говоря, Иваном и Алёшей. Иван у Ф. М. Достоевского считает, что Бог не мог бы создать мир, в котором прольётся хотя бы одна слезинка ребёнка; а раз так, то Творец либо жесток, либо Его и вовсе не существует. Шухов у Солженицына, правда, не произносит таких глубоко философских речей, но он также не разделяет восторженную веру сокамерника. Однако баптиста Алёшу это не смущает: каких бы взглядов ни придерживался Шухов, молодой человек относится к нему тепло, ведь Господь завещал любить всех ближних, как братьев.
«Матрёнин двор» (1968)
Читатель, познакомившийся с «Одним днём Ивана Денисовича», может сперва не поверить, что повесть «Матрёнин двор» (а это, кстати, точно повесть, ведь в ней две сюжетные линии — самой Матрёны и автора) принадлежит перу Солженицына. Ведь тема — казалось бы — совершенно другая! Однако и в этой повести есть автобиографические мотивы. Автор, приезжающий в глубинку, чтобы устроиться преподавателем математики, признаётся: «Ни в одной её [России] точке никто меня не и не звал, потому что я задержался с возвратом годиков на десять». Это косвенное указание на то, что он тоже побывал в лагере для политзаключённых. Именно поэтому «даже электриком на порядочное строительство» его бы не взяли: судимость — несмываемое пятно на деловой репутации.
И всё-таки главному герою удаётся устроиться в школу, а также обрести новый дом — «перекособоченную» избу Матрёны (и снова отсылка к классике: помните, в поэме «Кому на Руси жить хорошо» у Н. А. Некрасова была Матрёна Тимофеевна?). В этой избе не переводятся мыши, а на кухне по ночам шуршат тараканы. Но герой к этому быстро привыкает, и такие «соседи» перестают его возмущать. Зато всё большую антипатию вызывают у героя односельчане Матрёны, которые пользуются её безотказностью и заставляют работать у них на огородах, а затем сами же попрекают несчастную женщину. Но Матрёна работает «в охотку» и не ждёт благодарности.
Поведение главной героини повести может вызывать у читателя вопросы. Не стоило ли Матрёне набраться смелости и отказать кому-нибудь из соседей? Ведь чем больше ты позволяешь, тем больше люди, выражаясь простым языком, «ездят на шее». Но автор не предъявляет к Матрёне претензий — напротив, он считает её святой. Не случайно сначала Солженицын хотел назвать повесть «Не стоит село без праведника». И праведник этот, разумеется, Матрёна.
Колонка «В помощь школьнику» будет полезна и тем, кто хочет просто освежить в памяти сюжет той или иной книги, и тем, кто смотрит глубже. В материалах О. Разумихиной найдутся исторические справки, отсылки к трудам литературоведов, а также указания на любопытные детали и «пасхалки» в текстах писателей XVIII—XX вв.