Текст: Роман Богословский
Михаил Елизаров. «Юдоль»
- М: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2025. — 474, [6] с. — (Читальня Михаила Елизарова)
«А между тем в Переходном переулке и около него творилось черт знает что. Неожиданно загорелось то самое кладбище около дома номер восемь, над которым шефствовала сама Анастасия Петровна. Пожар охватил кусты, деревья, могилы и взвивался вверх к небесам. Сторож Пантелеич даже уверял, что видел гробы, какой-то силой вышвырнутые из-под земли и объятые адским синим пламенем. Словно не только то был пожар, но одновременно какое-то непонятное уму землетрясение».
Нет, это цитата не из «Юдоли» Елизарова. Это абзац из небольшого романа Юрия Мамлеева «Крылья ужаса» (1993). По духу, интонации, особому стилю загробного юмора и концентрации хтонического русского демонизма на сантиметр текста Елизаров со своей новой вещью – словно зеркало, почти без искажений отразившее Мамлеева. И не только его. В «Юдоли» можно наблюдать переклички и с Ильей Масодовым, и с Виктором Пелевиным, и с целой плеядой менее известных писателей, чьи рассказы и романы выходили некогда в Kolonna Publications и Ad Marginem. Это традиция? В каком-то смысле – несомненно.
И здесь мне придется сделать личное отступление. В 2013 году я дебютировал сборником «Театр морд». И в открывающей его повести «Мешанина» постарался в игровой сатирической форме описать генезис и развитие декадентской треш-литературы или, проще говоря, так называемого «русского постмодернизма». В последнюю пятилетку я все больше убеждался, что времена такой прозы прошли, уступив место новой искренности и новейшему реализму… И вот – «Юдоль». Объёмная, явно программная для автора, подробная, смешная и пугающая одновременно.
Чтобы начать разбор, попробуем оттолкнуться от характеров, а не ситуаций. Парад персонажей Елизарова всегда был специфическим – это люди, или, лучше сказать, существа, собранные писателем с самого дна жизни: уроды, алкоголики, безумцы, отщепенцы, полубомжи. Зачастую они наделены особыми дарами – горбун Глостер в «Ногтях» – гениальный пианист, а его друг Бахатов колдует с помощью откусывания собственных ногтей; Любченев из романа “Pasternak” с детства был способен увидеть за человеком его потустороннюю сущность. Ну и так далее, далее, далее. Одним словом – трагическая, декадентская мистика, возникающая, как чёрт из-под земли, среди обычных серых пятиэтажек.
«Юдоль» — это продолжение, развитие и углубление подхода и метода. Даже, я бы сказал, мрачная кульминация, наиболее полная распаковка. Есть ощущение, что тема бытового позднесоветского колдовства и повсеместного сектантства «Юдолью» абсолютно исчерпана. Частично Елизаров работал с этими смыслами и в предыдущей «Земле», но все же новый роман больше наследует как раз «Pasternak’у», «Библиотекарю» и «Ногтям».
В центре сюжета, в общем смысле, снова борьба условного света с условной тьмой. Àкторы этой битвы по-елизаровски чудны и уродливы – как физически, так и морально: Сапогов, «продавший душу» тёмным силам старик-маргинал, бывший конторский служащий; Клава Половинка – классическая алкоголичка, полностью опустившаяся особа; Макаровна и Гвариловна – колдуньи, плюющие на иконы и кресты; ведьмак Прохоров – их товарищ по ведьмовству (привет бабкам и дедам из «Библиотекаря»). Есть ещё Псарь Глеб, выгуливающий на поводке невидимых собак, собирательный образ позднесоветского маньяка Тыкальщик – ну и прочие элементы разной степени деклассированности и злобы.
Совсем чуть-чуть из этого потока выбивается мальчик Костя. Он вызвал стойкую ассоциацию с Колей Герасимовым из «Гостьи из будущего» – в нём, в отличие от перечисленных выше, есть что-то человеческое, не тронутое погибелью и разложением.
Кстати, о «Гостье из будущего». Поздние восьмидесятые для Михаила Елизарова – особое время, его любимая эпоха. На страницах «Юдоли», как и в прежних книгах, целая россыпь предметов быта и культуры тех лет: «Электроника ИМ-02» – электронная игра, где Волк из «Ну, погоди!» ловит яйца, парк с колесом обозрения, диктор Кириллов по телевизору. Однако восьмидесятые мы узнаём здесь даже не по предметному миру, а считываем на уровне каких-то более высоких (или низких?) материй: мир вот-вот взорвётся, его поглотит Юдоль. Советские песни искажаются, в них входит темный смысл. Меняются передачи по ТВ, мир постепенно темнеет… что это? Юдоль перестройки? Того, что будет после? Или все сразу? Вот так родилось это мрачное явление – фирменный Елизаров:
«Кинулся к раковине, и меня туда вывернуло. Не пищей, а будто жидкое слово вылилось! Юдоль!.. Ю-доль!.. — Сапогов изображает спазмы. Он не выдумывает. Загадочное слово последнее время звучит для него отовсюду. За ночным окном дождевые капли барабанят по карнизу: “Ю-Доль! Ю-Доль!” Ванна засасывает остатки стекающей воды и прощально булькает: “Юдоль!” Сапогов проснулся поутру, в груди хрипло зашевелилась мокрота: “Юдо-о-о-о-ль!”».
Понятно, что после такого словообразования отвечать на вопрос «что такое Юдоль» не просто бессмысленно, но даже вредно для умственного и душевного благополучия читателя.
Итак, пугающая Юдоль наступает, мир постепенно катится в тёмную бездну. Иллюстрация этого процесса — вот такие, к примеру, теперь слова у известного советского хита «Журавли», звучащего в парке по радио:
- «А бесы обернутся чем угодно:
- Собака, кошка, птица воробей!..
- Но бесам обернуться невозможно
- Ни в Богородицу, ни в белых голубей!..»
Да, елизаровский демонизм традиционно звучит, как глумление, стёб и насмешка. Да и сама сюжетообразующая концепция – советский школьник Костя является обладателем безымянного чёрного пальца, который принадлежит князю тьмы, сделанному из засохшего дерьма (копролита). И если палец этот попадёт обратно к отцу лжи, мир поглотит Юдоль – смешна, в хармсовском смысле идиотична и гротескна. Трудно понять, как относится к описываемым событиям, чёрным чудесам и юродивым персонажам сам автор, но для умного читателя здесь даже чересчур много юмора – естественно, чёрного в прямом смысле. Это, кстати, роднит «Юдоль» с «Мастером и Маргаритой»: соприкосновение с романом Булгакова оживает не через зло как таковое, и даже не через банальность зла, а через его сатирическую, стёбную грань. В общем, зло в «Юдоли» наказано тем, что оно смешно и смехотворно. Однако это не отменяет почти физиологического факта – оно крайне неприятно и даже омерзительно описано:
«Пойди в понедельник в церковь и купи икону без сдачи. Дома поставь её вверх ногами в чёрный угол и на полную луну начинай хуление и оплёвывание! Потом выколи образу глаза и подмалюй клыки…»
И таких выпадов в тексте довольно много. Нет оснований считать это философской позицией самого автора, все же в художественном произведении мы имеем дело с речью персонажей, но, в любом случае, тьмы и колдовства Михаил Юрьевич нагнал много. Да и в целом, читать его, мягко говоря, непросто, если вы ранее не были подготовлены упомянутыми уже Мамлеевым и Масодовым, само собой – и Сорокиным тоже. Плюс точно не станет лишним, если прошли и не тронулись умом, например, через Берроуза с Витткоп. Вывод – новый роман Михаила Елизарова – он для читателя не просто подготовленного, но включенного, встроенного, в определенную литературную традицию, матрицу.
Увлеченность Михаила Елизарова сектантством, колдовскими практиками и обрядами – буквально маниакальная. Как и, в более широком смысле, его исследовательский интерес к метафизике и религии. Кроме бытовой деревенской магии и тёмной аномальщины, автор погружается и в более глубокие религиозно-философские темы, периодически заезжая на дорожку Виктора Пелевина. Вот, к примеру:
«Престол Божьего Постоянства, малыш, организован в форме волновых частот. Мозг человека отчасти дешифратор, основная же его функция — фильтр, который не только не пропускает информацию о ноуменальном мире, но даже сознательно её искажает. Человеческое сознание из великого многообразия Божьего Мира способно вычленять только мизерную его долю. Вследствие чего тварная реальность получается предельно упрощённой. Вещи Мира, пропущенные сквозь линзу ума, превращаются в смешные мультяшки. Поэтому тебе так сложно понять, что такое Юдоль…»
А теперь всё-таки кое-какие наблюдения о сюжете. На мой взгляд, Михаил Елизаров так увлеченно и подробно погружается в колдовство, сектантство и обряды, что порой забывает о драматургии и архитектуре текста. Сюжет в романе есть, но занимает второстепенное место, развивается медленно, неровно и с большими провалами. Не могу сказать, что это плохо. Ведь вместо увлекательности и традиционных перипетий читатель получает весьма разнообразный и причудливый опыт – тут и комедия, и драма, и хоррор, и триллер, и сказка, и сатира. Автор разрабатывал этот адский мир долго и скрупулезно, поэтому вопрос сюжетообразования можно и опустить.
А вывод из всего вышесказанного таков. Роман «Юдоль» — это философско-абсурдистское заклинание объёмом почти в 480 страниц. И расшифровывать эту тёмную, мрачную, но при этом довольно смешную тайнопись, как обычно, предстоит каждому читателю самостоятельно. Готовые ответы и разжёванные смыслы… за этим точно не к Елизарову.