САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Берроуз, который взорвался

О первой русскоязычной биографии выдающегося литературного анархиста Уильяма Берроуза, написанной специалистом по американской контркультуре XX века Дмитрием Хаустовым

Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка взята с сайта издательства
Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка взята с сайта издательства

Текст: Андрей Мягков

Дмитрий Хаустов. Берроуз, который взорвался. Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки – М.: Individuum, 2022

Беззастенчивый литературный анархист Уильям Берроуз – фигура несомненно культовая, и даже странно, что до сих пор о нем не выходило ни одной книги на русском. Наверное, также подумал и Дмитрий Хаустов, уже писавший на смежные темы – Оруэлл, Буковски, битники; подумал и написал биографию одного из самых возмутительных авторов за всю историю литературы, упаковав туда в равных пропорциях собственно биографию и литературоведение.

Последнее тут же обязывает к дисклеймеру: несмотря на расслабляющий, в 300 страниц, объем, книга доставит максимальное удовольствие лишь тем, кто хотя бы поверхностно знаком с литературными выкрутасами Берроуза и умеет отличить Адорно от Делёза. То есть Хаустов конечно пересказывает и объясняет все, что нужно, и даже прибегает к обильному цитированию, но непосредственное впечатление от текста – что в случае с Берроузом особенно важно – это все-таки не заменит. Плюс добавьте сюда внушительный философский инструментарий, которым орудует автор: Дмитрий, кажется, искренне старается быть внятным, но материал берет свое – деконструированные, ни на кого не похожие тексты Берроуза постоянно уводят разговор от литературной составляющей к философской, и без упоминания трансгрессии и трансантипостгуманизма (я не придумываю) говорить о них на пределе филологических мощностей вряд ли возможно.

Так что если вы спокойно хотите полистать ЖЗЛ-ку о наркотических перипетиях мастодонта контркультуры (иногда трагических – под действием веществ Берроуз случайно застрелил свою жену) или рассчитываете на дружелюбное литературоведение, каким иногда занимается Андрей Аствацатуров – ну, есть вероятность, что на полпути разочарованно отложите книгу. А вот ежели Берроуза вы уже одним глазком читали, вместо недоумения и рвотных позывов испытали хотя бы любопытство и готовы подискутировать о всяких там гибридах и семиотических пространствах – тогда присаживайтесь и выбирайте напиток, вы по адресу.

Собственно, это главное, что нужно знать о книге: перед чтением обязательно пройдите тест на совместимость. В остальном на язык просятся лишь эпитеты вроде «добротный» и «профессиональный», и ничего к ним особо не прибавишь – написано все действительно добротно и профессионально. Хаустов явно увлечен темой (книга «выросла из волнующей завороженности», признается он во вступлении), но при этом сохраняет голову холодной: избегает крайностей, сильно не выпячивается, и такая наукообразная завороженность идет книге только на пользу. В последние годы выходило немало биографий, где автор – зачастую со стажем в изящной словесности – вольно или невольно перетягивает одеяло со своего героя на себя любимого. Хаустов же напротив, аккуратно укутывает Берроуза в классическое филологическое одеяло и не отвлекается ни на что, кроме ретрансляции.

Во многом именно благодаря такой манере Хаустов убедительно демонстрирует главное, что он, видимо, хочет продемонстрировать – Берроуз вызывающе, прямо-таки неприлично современен для человека, родившегося еще до Первой мировой. О его влиянии на постмодернизм и киберпанк книга кричит уже в заголовке, но все куда масштабнее: Хаустов высматривает «осколки» влияния Берроуза буквально повсюду, начиная с поп-культуры и музыки Дэвида Боуи и заканчивая сложнейшими философскими текстами. Но главное здесь не масштаб, а глубина влияния, которая и обеспечивает эту самую актуальность: «[Нашему современному миру] Берроуз современен настолько, что, кажется, он его и придумал».

Мутировавшему обществу, скованному контролем – будь то контроль экономических сил или тоталитарной системы, в обоих случаях простирающийся куда глубже физического уровня – действительно показан писатель, демонстративно уничтожавший контроль на каждом уровне, до которого добирался, и видевший в нем главную угрозу для человеческого духа. Вот и знаменитые берроузовские нарезки, рутины и прочие авангардные приемчики были важны ему именно как способ взорвать связный нарратив – главную форму литературного контроля. Это отнюдь не бунт ради бунта – скорее попытка обрести контроль над контролем; не разрушение, но созидание посредством разрушения. Меняя структуру текста, Берроуз менял и позицию читателя, по сути создавая нового, гибридного читателя – к роли наблюдателя прибавлялась участь соучастника. Даже звучит неуютно, но что поделать – по-другому с проклятым контролем никак.