Текст: Сергей Цевменко
Фото: ebedyan.com
Один из трендов 2017 года — «авторские серии», или «импринты»: издательство приглашает более или менее известного писателя для того, чтобы тот собирал линейку современной русской прозы на свой вкус… и под свою ответственность, включая финансовую. FreeFly, решивший вернуться на поле непереводной художественной литературы, обратился с подобным предложением к петербуржцу Вадиму Левенталю, известному не только в качестве писателя, чей дебютный роман «Маша Регина» с ходу вошел в Короткий список «Большой книги» и получил международное распространение, но и как ответственный секретарь премии «Национальный бестселлер». Для своего «продюсерского дебюта» Левенталь выбрал маленький роман с надрывным названием «Зачем ты пришла?» липецкого автора Романа Богословского.
Мы попросили прочитать этот роман Сергея Цевменко - студента семинара прозы Литературного института и жителя Мценска.
36-летний Роман Богословский — не дебютант; его новая книга — внутренний монолог, последовательная история любви, в которой рушатся две семьи. Это жестоко, это эгоистично — но описано с такой нежностью, откровенностью!
«Земля, перья и колтуны в твоих волосах — такова моя любовь. Любовь? Неужели? Так вот оно что? Это — любовь? Так вот она какая, значит? Вся из земли, перьев и сгоревших звезд? Из этой вот улыбки, из мятой твоей кофточки, с торчащей лямкой бюстгальтера? Из этих полных шампанского глаз? А где же наши две бутылки? Мы забыли их в поле, так и не допив. Оставим духам ночи на опохмел. Теперь я знаю, как ты выглядишь, любовь, я знаю, что ты такое. Вот они — вопросы на ответы».
Герой, который работает банковским пиарщиком, играет и поет в группе, знакомится на работе с девушкой. У обоих — семьи. Завязываются отношения. Вскоре он попадает под сокращение в банке. Семьи неспешно разрушаются. Герой болезненно переживает расставание с женой и дочкой. Он снова пробует себя в музыке, работает журналистом, а затем издает книгу… И создается новая семья, рождается дочь. Но и эта семья оказывается непрочной…
Автобиографизм Богословского исповедальный, но все же у него прослеживается литературная родословная, от Захара Прилепина (особенно его «Патологий») до новейшего автора Антона Секисова: автор отстраняется от своей биографии, погружает ее в свое, непридуманное настроение. Здесь, среди неустанной похоти героя, пьянок, драк, концертов, дурачеств, есть вот такие мелкие штрихи — интересы автора: любимые книги с полки, любимая музыка, концерты, жизнь музыкантов (автор сам играл и пел в рок-группах, и, кстати, он биограф группы «Агата Кристи»).
Стоит сказать и об отступлениях, в книге их немного. Самое затянутое — откровение во время восхождения на гору Синай, за которым следует предложение руки и сердца. Или как бы случайное появление священника, который, рассказывая историю о местной знахарке, дает свое понимание любви. Встречаются и религиозные прозрения у рассказчика, они как бы изредка мелькают в романе, но так и не раскрываются:
«Я перекрестился перед входом, ты нет. Зашли внутрь. Пусто, мы одни. Потрескивают догорающие свечи, смотрят из полумрака святые: ни в чем не обвиняют, глядят и все. Кто строго, кто ласково, кто озорно. Ты поставила свечку иконе с изображением последней царской семьи. Я понял, что ты не знала, кому надо ставить свечку, но спрашивать меня не хотела. …встала прямо в центр храма, подняла голову вверх и с такой тяжестью, с такой болью выдохнула, что пламя свечей затрепетало, дернулось, а некоторые и вовсе погасли. Как августовские звезды тогда, в поле…»
«Ты… Черные, почему-то вьющиеся сегодня волосы, синий спортивный костюм, белые кроссовки, странный взгляд куда-то сквозь пачку с кефиром, сквозь капот, аккумулятор, подушку коробки передач, траву, землю, раскаленное ядро... Взгляд без конца и края. Я смотрел на тебя, понимая: я — случайность в твоей жизни, ошибка, я зевка твоего не стою».
И этот голос задает один и тот же вопрос: «Зачем?»
«Ты не нужна в нашем мире. Ты пришла… какая-то лишняя, подкрашенным помадой смехом, как полоумная фея».
В своем первом романе «Трубач у врат зари» автор поставил себе формальную задачу избегать глагола «быть». Здесь же будто бы та же идея, но наоборот: выразить все через «ты». И на последней странице романа старшая дочка рассказчика (и тут нас как бы возвращают в прошлое, к началу истории, к первой семье, и мы понимаем, что дочь за это время успела так повзрослеть) делает такое неслучайное замечание:
«Пап, а ты знаешь, что на английском слово «you» означает и одного, и двоих, и троих, хоть десятерых. Это и ты, и вы, и мы, и мама. И жаль, что Ляна ушла…»
По-видимому, именно такое обращение — «ты» — становится здесь всеобъемлющим. Значит, и название может быть обращено не только к героине?
