Текст: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ

Фото: oubliettemagazine.com

У меня не получится писать о Джанни Родари безлично. И не только потому, что, как все советские дети, я вырос на сказках про голосистого Джельсомино и трехногую кошку, мальчика-луковку Чиполлино и путешествие «Голубой стрелы», но в первую очередь потому, что, выросши, я сам перевел четыре его книги - в стихах и в прозе, про современных римских котов и про героев античных мифов, про Рим и Венецию.

Здесь вы можете спросить: «Как? Родари, коммуниста и друга советских детей, умершего в 80-м году, не всего перевели на русский?» Представьте себе — нет. Его действительно много издавали в СССР, где он приобрел широчайшую известность раньше, чем на родине (в Италии он получил признание как детский писатель, лишь получив в 1970 году премию Андерсена), но это не значит, что много переводили. Потому что, как и у всех итальянских коммунистов шестидесятых (а в то время практически все интеллектуалы Италии, от певца римской гопоты Пазолини до утонченного аристократа Висконти, были коммунистами или по крайней мере левыми), его коммунизм прекрасно уживался с христианством, которое в СССР категорически не приветствовалось, а классовое сознание — с общегуманистическими ценностями, которые тоже считались «буржуазной мягкотелостью». Поэтому издавали много, но довольно ограниченный набор произведений. Спору нет — первоклассных, и, как правило, в изумительных переводах (достаточно вспомнить «Чем пахнут ремёсла» Маршака), - но оставляя «за бортом» всё то, что не укладывалось в представление о писателе-коммунисте. В частности - «Гондолу-призрак», турусы на колесах о Венеции начала XVII века, или «Аталанту» - авторское изложение мифа об одной из спутниц Дианы, единственной девушке на корабле аргонавтов. Больше всего меня изумляет, что у советских редакторов так и не дошли руки до милых стихов о котах города Рима. Они-то чем идеологически подкачали?

Коты в кафе

Коты в кафе-мороженое,

Заходят осторожно,

Косятся на буфетчика,

И вид у них таков,

Как будто удивляются:

«Здесь разве не хозяйственный?

Зашли купить мы пилочек

Для наших коготков!»

Темнеет быстро в августе,

В кафе немноголюдно,

Коты скользят бесшумно

Меж столиков и ног.

Не досаждают детям,

Не рвут чулки синьорам

(К тому ж синьоры в августе

Все ходят без чулок).

Движения их медленны,

Глаза полуприкрыты,

Но лишь в кафе со столика

Вдруг что-то упадет -

Печенька или ягодка,

Комочек взбитых сливок, -

Увидите вы сами,

Как всё произойдет.

Взметнется одним махом

Десяток силуэтов -

Кто самый расторопный,

Тот все и подхватил.

Вот только их шипенья

Не услыхать при этом:

Проехал мотоцикл,

Все звуки заглушил.

Впрочем, надо прямо признать: мы не вспоминали бы о Родари тридцать с лишним лет спустя после его преждевременной смерти на шестидесятом году жизни, если бы не его огромное и, честно скажем, неравноценное наследие (профессиональный журналист и редактор, вынужденный заполнять полосы, особенно на Рождество, он порой разрабатывал один и тот же сюжет в двух-трёх довольно похожих вариантах) ограничивалось такими милыми зарисовками или даже прославленной лукаво-луковой сказкой про совершаемую бескровным (а только слёзным) путем социальную революцию. Как ни обаятельны его персонажи — Чипполино и Джельсомино, как ни остроумны сюжеты про путешествие игрушечного поезда и пенсионеров, которые становятся котами, Родари не вспоминали бы с такой любовью и не называли бы в его честь поп-группы (это не преувеличение: лет семь назад в Москве действительно выступала неплохая клубная группа «ДжаниRадари» - увы, не пережившая кризис), если бы он не создал, ни много ни мало, новую детскую литературу.

Если коротко - речь идет о литературе для детей, живущих в маленьких квартирах больших городов. Где нет каких-то особых просторных «детских», в которых ребенок обитает как бы в своем особенном изолированном мире с Щелкунчиком и Винни-Пухом, а родителей видит, только когда Мэри Поппинс в клетчатом платье выводит его в столовую к обеду поцеловать мамà. «Этот разговор с высот пусть прекрасных, но чужих, … неуместен, как неуместна была в нашем детстве книжка «Детство Никиты» (внеклассное чтение), - резко манифестировал в 1989 году поэт-концептуалист Сергей Гандлевский. - При чём здесь Никита с его диковинным детством, когда сходить за угол в кино - целая экспедиция: нарвёшься на Дьякона с Севой - велят попрыгать и отберут мелочь, если гремит в карманах?»

Детство Гандлевского - это как раз конец пятидесятых - начало шестидесятых. Будущий поэт Сережа резко и даже болезненно почувствовал разрыв старого, довоенного мира детства (во всяком случае - детства образованного и обеспеченного класса, на который только книжки и ориентировались), описанного в уютной классической литературе, и мира нового, - где взрослые обсуждают свои взрослые проблемы, собачатся, мирятся на глазах у ребенка, эмоционально взрослеющего гораздо раньше (привет Джельсомино), и — да, раньше познающего несправедливость и жестокость этого мира. А Родари сумел не только выразить этот мир, но и мягко, ненавязчиво его обыграть, показать, что и в нем, в этом мире телекоммуникаций («Сказки по телефону»), космических полетов («Джип в телевизоре») и разрушения привычных причинно-следственных связей («Сказки с тремя концами», предвосхищение гипертекста!) есть место добру, сказке, чуду. И не только на Новый год. Хотя, конечно, на Новый год тоже.

Воробьиная просьба

Откройте слегка фрамугу,

Пустите меня скорей,

Я маленькая пичуга,

Продрогшая до костей.

Я наблюдал так долго

В замерзший квадрат окна,

Как вы украшали ёлку

И как хорошела она.

Как ветки легко согнулись

Под весом чудных плодов,

Гирлянды наверх взметнулись

Среди стеклянных шаров.

Нахохлившись, через раму

Я внутрь глядел, и вот

Пора начинать программу -

Да здравствует Новый год!

Позвольте же притулиться,

На ёлочке свить гнездо.

Ведь я небольшая птица

И я не внесу раздор.

Увидите, я не в тягость,

Я вежливый воробей.

Подумайте, что за радость

Окажется для детей.

Как ахнут они, обнаружив -

В игрушкой под мишурой

Среди серпантинных кружев

Кто-то сидит живой!

Сидит - и глазком блестящим

Читает у них в душе.

Живой он и настоящий,

А не из папье-маше!

Громко стучится сердце

Живое в его груди,

И надо ему согреться,

И надо его любить…

Дети добры к пичужкам,

Так что уж как-нибудь

С ними найду я дружбу,

Я же прошу чуть-чуть:

Свежей воды немножко,

Да миндаля кулёк;

Если остались - крошки

С блюда, где был пирог.

Радостный щебет птичий

Счастьем наполнит дом.

Введите в добрый обычай -

Дайте мне свить гнездо!

Ссылка по теме:

Солнце и мыльце - "недетский" рассказ Джанни Родари, ГодЛитературы.РФ, 23.10.2015

Сайт по теме:

giannirodari.it