Интервью и фото: Елена Калашникова
Юбилей Мандельштама - 125 лет со дня рождения - еще только предстоит в январе, а «мандельштмовский год» уже отмечен ярким событием - выходом необычного, под стать герою, полуанимационного, полукукольного фильма Романа Либерова «Сохрани мою речь навсегда». Под стать герою не только фильм, но и его создатель. Он сам признаётся: «Меня ничего не держит - у меня нет семьи, нет детей, нет квартиры, ничего нет… У меня есть только процесс сочинения». И при этом к 35 годам у него есть шесть фильмов о ярчайших творческих личностях - Олеше, Довлатове, Георгии Владимове, Бродском, Ильфе и Петрове, и вот теперь - о Мандельштаме.ГодЛитературы.РФ побеседовал с необычным режиссёром необычного фильма.
Для кого ваши сочинения? Вы, наверное, с продюсерами разговариваете…
Р. Либеров: У нас нет продюсеров. Это рассуждение бездонной самости, это рассуждение о себе этих людей, нет никакой аудитории, я не знаю, кто такая аудитория.
Но при этом вы много ездите со своими фильмами.
Р. Либеров: Да, езжу - Ярославль, Нижний Новгород, Екатеринбург, Новосибирск… Везде. А как же?
И слышите разные мнения. Интереснее ли для вас отзывы молодежи, которая до вашего сочинения про Мандельштама ничего не знала?
Р. Либеров: Кто такая «молодежь»? Ну, я молодежь, и в то же время я старше самого старого старика. Мне наплевать на отзывы. Абсолютно неинтересно, что зритель будет считать. Мандельштаму не нужны защитники. Кто-то будет читать - ну, хорошо, замечательно, не мой фильм тому виной.
Но вы же хотите, чтобы человек после вашего фильма стал читать?
Р. Либеров: Да, безусловно. Для этого не нужно ничего знать, можешь знать все, можешь не знать ничего. Знающий всё намного опаснее, потому что он привносит своего Мандельштама.
Получается, вам интереснее те, кто не читал сочинения ваших героев?
Р. Либеров: Когда вышел трейлер «Сохрани мою речь навсегда» под Noize MC, я получил несколько сотен сообщений: «Как можно!.. Рэп и Мандельштам!..» Мне неинтересны такого рода сообщения, потому что все они о самих себе. Павел Нерлер - мой близкий замечательный товарищ, который знает о Мандельштаме всё, но имеет смелость не прикрываться своими знаниями, первый позвонил: «Рома, это так интересно». Всё! Не надо о себе. Вы что, узурпировали тему? Да, мне очень-очень важно, чтобы приходили и смотрели, потому что пока кино наблюдают, оно есть. Вы вступаете с фильмом в свои отношения, как я могу туда влезать?.. Зрителей, которые открыты, так мало. Единицы тех, кто способен, ничем не прикрываясь, просто сесть и воспринять, как говорил Петр Наумович Фоменко. Неважно, говорят они плохое или хорошее. Человек пришел и понял: «Нужно произвести работу» или он не был готов к этой работе. Вот это мне дорого. Вне зависимости от интеллектуальных возможностей, знания Мандельштама… И тогда на второй план отходит, что мешало, что не мешало, что понравилось, что не понравилось. Это же не про понравилось-не понравилось, вообще не об этом.
Те, с кем вы работаете, - Виктор Сухоруков, Кирилл Пирогов, Noize MC и многие-многие другие - люди «с именами». Они все вам близки или вы в первую очередь цените в них профессионалов?
Р. Либеров: Вне зависимости от того, что Кирюша Пирогов мой товарищ, а Виктора Ивановича Сухорукова я нежно люблю, они мне близки талантом. Когда я услышал в институте Нойза, я ничего о нем не знал, я не слушал рэп никогда, но сразу сказал, что буду с ним работать - тогда! Я просто улавливаю тот талант, который мне интересен.
Кирюша Пирогов написал музыку к фильму о Мандельштаме. Мы с ним репетировали в рождественские каникулы, когда было пусто в городе, сцену в «Бродячей собаке». Потому что записывали эту сцену вживую - Галя Тюнина, Никита Тюнин, Олежек Нирян, Сима Огарева, Кирилл Пирогов... В репетиционном зале с реальными бокалами, бутылками, за столами, все по мизансценам, звукорежиссер окружил их микрофонами, и мы, по-моему, восемь дублей подряд эту сцену играли. А до этого пять или шесть раз мы с Кириллом репетировали - чтобы артисты пришли, и мы по пунктам им все объяснили. И он под эти пункты начал писать музыку - придумывая, как гимн «Бродячей собаки» должен звучать и так далее, просто сочинял, и вдруг нащупалась эта мелодия, мы ее назвали «Вариация. Воспоминания», потом бас прибавился. Мы эту сцену записали, и Кирилл говорит: «Слушай, тема нравится тебе?» Я: «Очень!» «Может, давай ее запишем струнными?» Мы в итоге записали восемь инструментов: контрабас, виолончель… Потом еще барабаны. Я не знал, что получится соло для голоса, контрабаса и пилы: «Мы живем под собою не чуя страны…». Просто мы понимали, что отсюда вырастает тема войны, и в итоге эта музыка стала сквозной на всю историю.
Ну, Виктор Иванович Сухоруков - это вообще!.. Я ему позвонил неделю назад: «Мы должны это друг другу сказать… В смысле, я - вам, вы можете мне ничего не говорить. Мы жмем слова, боимся друг другу лишнее сказать». Мне нравится, как Виктор Голышев, выдающийся переводчик современный, говорит: «Когда у меня есть выбор: похвалить ни за что своих студентов или поругать по делу, я всегда выберу похвалить ни за что». А мы стесняемся этих похвалений. Я говорю Виктору Ивановичу: «Это, конечно, слюнтяво все, но я не представляю, что бы это было без вас». У меня не было запасной фигуры. Я до последней секунды ему не звонил, потому что это очень страшно: ты работаешь-работаешь-работаешь, прошло где-то полтора года, у тебя готов сценарий, до этого разговаривать не о чем, надо же дать сценарий в руки, и когда ты уже слышишь только его, ты всегда можешь получить «Нет» - отвратительно совершенно.
У вас такой опыт был?
Р. Либеров: Да, два раза. Я не то чтобы жалею или не жалею, мне кажется, зря они, им было бы хорошо, они бы потом не постыдились. Я хотел, чтобы Евгения Петрова играл Олег Меньшиков, и встречался с ним, приходил, но тогда запускался театр Ермоловой... И чтобы за автора вместо обожаемого Леонида Семеновича Каневского, моего старшего товарища, был Жванецкий, Михаил Михайлович. Я хотел, чтобы возник всеобъемлющий голос, такая квинтэссенция гениального одессита.
Так я про Сухорукова говорил: просто я сказал ему, как мне это было важно, и как 280 дней монтажа может быть только его голос заставлял нас это делать, как мне иногда звонил художник-мультипликатор: «Подожди, надо чуть тут переделать, я не могу угнаться за Сухоруковым».
Скажите, может, была какая-то «мистика» во время подготовки, съемок, монтажа, потом?..
Р. Либеров: Я чужд любой мистики, любой эзотерики, я не верю ни во что, кроме человеческого мозга. Мозг - это ежесекундное движение электронов, он вырабатывает энергию, каждое ваше движение - это энергия. А есть же закон сохранения энергии, значит, энергия, которая из вас вышла, куда-то идет. Поэтому я верю в энергию. Скажем, у стиха есть своя энергия - он что-то высвобождает. Для меня очень важно, и я всегда чувствую закон сохранения энергии конкретного человека. Я уехал работать над сценарием о Мандельштаме в Чехию. Я уже все знал, все накопил, но чувствовал энергетический барьер, который пока не берется. Я буквально обращался: «бог-Мандельштам!», «бог-Мандельштам!» У Михаила Генделева, поэта выдающегося, есть потрясающее стихотворение «К арабской речи», и там он обращается: «бог-Мандельштам». И я также: «бог-Мандельштам, дайся мне, дайся мне!..» Я брожу по ночным Карловым Варам - абсолютно пустым, потому что зима, никого - и вдруг: «О!.. О!..» Без этого «О!» ничего не может получиться. Когда мы начали работать с нашим замечательным оператором-постановщиком, он все время спрашивал: «Откуда ты знаешь, какие кадры нужны?» А я без этого не начинаю работать: «Вот это мандельштамовский кадр». Он говорит: «Почему?» «Сними, пожалуйста», - говорю, иногда просто уговариваю: «Рома, сними». Это касается той части разъездов бесконечных.
А вы знаете, что в фильме «ИЛЬФИПЕТРОВ» нет ни одного хроникального кадра? Каждый кадр снят нами, каждый из этих десятков тысяч кадров обработан нами, чтобы притвориться тем, чем он не является. Каждый!.. Потому что хроника неинтересна, она бесстрастна, она не имеет ракурса, не служит никаким драматургическим целям. Мы же не занимаемся документальным кино. Помимо самого кадра приходилось все стирать - дорожные указатели, рекламу, кондиционеры, провода и так далее, потом еще и обрабатывать. Там дореволюционная драматургия обработки. Более того, наш выдающийся компьютерный график снял движения пленок разных периодов, зафиксировал его в цифре, и потом этот трекинг придал каждому титру. Кроме Муссолини на трибуне и кадров с похорон Ильи Ильфа все остальное снято нами - Одесса ли, Париж ли, Америка от океана до океана, пять недель экспедиции… Вся Москва. Это была охота за кадрами просто на изнеможение, я пять недель не спал. Процентов 70 зрителей думают, что это хроника, и это замечательно - кисточкой по пузу. А самые пронзительные отзывы (несколько раз мне такое говорили): «Мы как будто там оказались. Где вы это достали?» Не было никаких институций, которые нам давали кадры в США, мы в титрах фейково их благодарим, это мы специально написали. Машину, «Фордик», создавал другой наш график. Видно, что она анимационная, но это неважно. Иногда ребята, артисты, говорят: «Слушай, так неловко… Мы как будто подглядели за ними». А какой там мистер Адамс - Дэвид Гамбург! Нет, я это все люблю, понимаете? Люблю.
Вам процесс нравится?
Р. Либеров: Нет, ну это же не самолюбование. То есть, я уже сейчас вижу некоторые кадры из фильма о Платонове. Я их вижу, но мне до них дожить нужно еще несколько лет, и это очень выматывающий период. Представляете, сколько нужно сделать, чтобы увидеть их в реальности?.. Мне все интересно. Даже смотрение потом интересно со всеми расстройствами и стрессами. Это не приносит удовлетворения, поскольку зафиксировано, не добавляет веры в себя, так скажем. Но все сочинения говорят тебе о том, куда ты можешь двинуться дальше, я вижу только то, что не получилось, но хочется, чтобы получилось дальше. Я не испытываю радости никакой, просматривая, кроме радости того, что это есть, что сейчас сидят в зале люди и они живут и думают о Мандельштаме или любом другом нашем герое. Я знаю, что это хорошо сделано, в смысле это то, что я мог в тот момент, вот и все.
Сейчас у вас в работе сочинение о Платонове. А что дальше?
Р. Либеров: Дальше Платонова не озвучу. Премьера назначена на 7 ноября 2017 года, столетие русской революции, очень важно именно в этот день показать фильм, но тут зависит от денег. Мы где-то седьмой месяц работаем, и осталось два года всего-навсего, ровно два года.
У вас в списке героев сочинений только русские писатели или зарубежные тоже?
Р. Либеров: Мы сами с собой не разобрались. Тут никто не знает Мандельштама, Ильфа и Петрова, фамилии такие ни с чем не ассоциируются. Пока я живу здесь, это будут наши писатели, я думаю. А если бы я жил в Лондоне… я жил одно время в Лондоне. Не знаю, не знаю, мне кажется, я неспособен приблизиться к зарубежным писателям. Я вот штудирую сейчас «Застольные беседы» с Оденом.
Какая у вас задача, сверхзадача?
Р. Либеров: Задача и сверхзадача очень простая - нужно как-то жить. Все. Просто без этого процесса мне незачем жить. То есть, если бы мне не нужны были деньги вообще, то я бы ничего не делал - пил с утра до вечера шампанское вино, кофе и смотрел бы на то, что сделано в мире, а в мире сделано столько всего, что впору онеметь, и мне это бесконечно интересно. Сегодня вот я на две выставки сногсшибательные забежал. Смотреть на это вдумчиво и глубоко сейчас я не могу, потому что у меня есть свое, над чем я думаю. А иначе просто не знаю, зачем вообще жить. Меня ничего не держит - у меня нет семьи, нет детей, нет квартиры, ничего нет… У меня есть только процесс сочинения, и вся любовь уходит туда, и эти сочинения все мне отдают назад. Только благодаря им мы сейчас тут с вами пьём кофе, я оказываюсь в Лондоне, Нью-Йорке или обожаемом Петербурге только потому, что что-то сочиняю. Или у Вани на концерте вчера (Иван Алексеев, рэп-музыкант, известный как Noize MC. - Прим. Е. К.). Моя единственная сверхзадача: надо как-то жить. Я бы предпочел не жить - ничего грандиозного я не создам, у меня нет таких амбиций, и, преклоняясь перед тем, что создано в мире, надо перевести это в свою плоскость. Вот нравится Виктору Петровичу Голышеву роман Оруэлла «1984» - он это перевел, а я немею от Мандельштама, мне нужно его перевести на мой язык.
