Текст: Наталия Курчатова
Обложка с сайта ast.ru
Елена Чижова. Китаист. — М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017
В Петербурге-Ленинграде недавно отгремели залпы в честь Дня снятия блокады, мои друзья и родня, надеюсь, поднимают рюмку-другую за тех, кто не дожил. А я пишу отзыв на книгу Елены Чижовой «Китаист», в которой германские войска в 1944-м не были отброшены от Ленинграда, а, напротив, устремились к Уральскому хребту. В результате вся европейская часть СССР оказалась оккупирована и превратилась в Четвертый рейх, а страна, таким образом, разделена в соответствии с мечтами фюрера: немцы и подконтрольное им население на «новом европейском жизненном пространстве», «азиатско-большевистские орды» — за Хребтом.
Впрочем, действие происходит не сразу после войны, а десятилетия спустя, в том самом оруэлловском 1984-м, когда два государства по обе стороны гор начинают осторожное сближение. К этому времени Западная Европа, освобожденная когда-то от нацизма не Красной Армией, а Союзниками, решительно размежевалась с немецко-российским режимом, и фашистская Россия, так же как и азиатско-тихоокеанский СССР, оказались предоставлены сами себе. Совместными усилиями оба государства-близнеца прокладывают скоростную железную дорогу от Оби, где в СССР отстроены новые Москва и Ленинград, до Москвы исторической, в европейской части. По этой-то дороге на поезде под названием «Беркут» из Ленинграда-на-Оби в Петербург-на-Неве и путешествует главный герой романа — Алексей Руско, китаист и советский разведчик. Путешествует с пересадками в двух Москвах, но это несущественно — основной город-герой здесь, пардон за рискованную остроту, именно Петербург-Ленинград.
Даже в таком беглом пересказе видно, что замысел Чижовой весьма смел, можно даже сказать — дерзок до шока в стране, для которой Великая Отечественная до сих пор служит и главной национальной трагедией, и главной победой. А еще — главной скрепой, по сравнению с которой все «традиционные ценности» даже не на вторых, а на третьих, а то и десятых ролях. С другой стороны — если можно позволить воображению нарисовать превентивную победу, как в недавно вышедшей книге Владимира Коваленко «Линейный крейсер «Михаил Фрунзе», то почему ему нельзя поработать и в противоположную, альтернативно-антиутопическую сторону?
Тем более что современная политическая повестка постоянно обращается к опыту и риторике сороковых годов, и не сказать чтобы с осторожностью — оскорбительные ярлыки военных лет прочно вошли в лексикон политических оппонентов, подогреваемых, к сожалению, уже настоящим открытым конфликтом недавних соотечественников на Донбассе.
Рискну предположить, что именно подобная атмосфера и послужила своеобразным источником вдохновения писательницы, потому что стоит герою пересечь границу по Уральскому хребту, и перед нами за лозунгами вроде «Фольк и Партай едины» начинает вставать вовсе не вымышленный Русский рейх, а гиперболизированная современная Россия — окинутая взглядом не просто взыскательным, но откровенно критическим. А оставленная за спиной советская Родина у Чижовой — это, собственно, «совок» восьмидесятых с его дефицитом, очередями и всесильными комитетчиками, которые, правда, уже посматривают на западного национал-капиталистического соседа в поисках альтернатив. То есть хрен редьки не цукрее — как сказали бы герои на романном нем-русском.
Вот нам явился и второй слон, на котором стоит роман, — расхожее допущение времен перестройки, когда популярно стало сравнивать сталинский СССР с нацистской Германией и подмечать сходства, а не различия. И при том, что сходства у двух тоталитарных систем действительно были и такой взгляд имеет право на существование, как и многие другие, хочется заметить, что с поры горячечных антисоветских разоблачений прошло достаточно времени, чтобы изучить вопрос подробнее и понять, что практически все межвоенные политические режимы Европы (да и США не являются абсолютным исключением) так или иначе балансировали на грани тоталитаризма и/или нацизма в различных формах — это, так сказать, цайтгайст, если снова возвращаться к нем-русскому Чижовой. При этом только гитлеровская Германия докатилась до репрессий не по социально-политическим мотивам, но до уничтожения людей за то, за что они отвечать никак не могут и никак не могут даже изменить — за этническое происхождение. И в такой ситуации уравнивать режимы — значит, как бы неприятно это ни звучало, до определенной степени оправдывать нацизм. Что, разумеется, едва ли входило в намерения автора.
Третье основание романа — самое, пожалуй, болезненное для русских до сих пор, но при этом и самое до сих пор непроговоренное — тезис о том, что на территории СССР Великая война отчасти явилась продолжением войны Гражданской. Действительно, к сотрудничеству с оккупационными войсками и администрацией зачастую обращались не природные предатели и садисты, а люди жестоко и несправедливо обиженные советским режимом. Об этом, вероятно, надо наконец говорить, потому что тайные раны такого рода неминуемо начинают гнить; при этом мне лично сложно отделаться от ощущения, что роман «Китаист» не является попыткой честного разговора на данную тему, но скорее попахивает той самой гнильцой спекуляций.
Основная же претензия к роману в другом. При всем уважении к опыту и регалиям автора, букеровской лауреатки, известной писательницы, уровень воплощения мне показался не соразмерным ни смелости замысла, которую я готова скорее приветствовать, ни остроте и масштабу затронутых проблем. «Китаист», во-первых, досадно непроработан как в плане создания альтернативного мира, так и в психологической механике персонажей - главный герой предстает то сомневающимся интеллектуалом, то твердолобым «совком», то невротиком, одержимым гомоэротическими фантазиями. Не спорю, все эти грани вполне могут сочетаться в одном человеке, но как-то сообщаясь одна с другой, а не выходя на сцену безо всякой связи, будто Алексей Руско — пациент с психозом по диссоциативному типу (множественная личность). А если даже и так, то подобное расстройство тоже неплохо бы как-то убедительно передать.
Что до исторической проработки, то «Китаист» явно проигрывает широко известной любителям фантастики и альтернативной истории книге Андрея Лазарчука «Все способные держать оружие…», сюжетные линии которой местами буквально перекликаются с романом Чижовой, вроде как проходящей по ведомству «большой литературы». Мне как читателю, например, не кажется достаточно обоснованным поворот, когда двое советских пленных, под угрозой смерти согласившиеся сотрудничать с немцами, попадают из гатчинского «Дулага-154» в Локотскую коллаборационистскую республику. Понятно, что очень хотелось упомянуть в романе этот реально имевший место пример коллаборации населения аж нескольких районов, но вообще-то в самой оккупированной Гатчине, из песни слова не выкинешь, подобных возможностей тоже было предостаточно.
Ну и самое главное — с первых строк книга производит удручающее впечатление просто на уровне текста: он «не дышит», нет в нем того воздуха между словами, который важнее самих слов. А ведь подступаясь к подобному сюжету, автору стоит не просто продумать его до деталей, но и поймать то дерзостное визионерское волшебство, которое присутствует, например, в жутком, но необыкновенно впечатляющем блокадном романе Андрея Тургенева (Вячеслава Курицына) «Спать и верить» десятилетней давности или же в небольшой повести «Любовь и доблесть Иоахима Тишбейна» ныне покойного Андрея Ефремова, действие которой происходит в Ленинграде, давно и прочно свыкшемся с немецкой оккупацией — удивительным образом даже не придуманном, а увиденном.
А тут у коренной, насколько понимаю, писательницы-ленинградки получился совершенно картонный город — будто гитлеровцы, как и собирались, стерли его с лица земли и потом зачем-то отстроили заново, но не на Оби, как советские, а на том же самом месте. И Преображенский собор, где у Чижовой служат святому фюреру (!), про который каждый, кто бывал там во время службы, помнит что он — высок и светел, у писательницы «душный и полутемный». И даже коньяк в бокале «темнеет, как расплавленная ртуть», агрегатное состояние которой в обычных условиях как раз жидкое, — зачем ее плавить? А твердую ртуть именно в Петербурге впервые получили Ломоносов и Браун, заморозив ее до минус 39 по Цельсию… Да и где вы видели «темнеющую» ртуть, которая блестит радужно-металлически, что знает даже не каждый ленинградец, а просто каждый, кто совал под мышку старый градусник.
Сказанное служит лишним подтверждением того, что, делая идеологические натяжки по большому счету, неминуемо получишь неправду сверху донизу. Один из героев книги, историк Ганс, резонно замечает, что, размышляя об истории, нужно убрать внутреннего охранника, который стоит на пути правды факта и говорит тебе — «ферботтен». Думается, эту сентенцию можно переадресовать от персонажа автору.
Все это, впрочем, не отменяет того, что взятая тема — архиважная для России. Ведь и поныне иные наши бывшие, в сопредельных государствах, или даже настоящие сограждане, вовсе и не уходившие на ту войну, — будто до сих пор с нее не вернулись.
Автор читает фрагмент романа
Ролик записан Редакцией Елены Шубиной.
