Екатерина Литта. Миссия

Екатерина Литта, г. Москва

Миссия

Я очнулся на полке рядом с большими стеклянными шарами. Мы были почти невесомые и абсолютно прозрачные. От старших товарищей я узнал, что отливающий синевой дядька с помятым лицом — это мой родитель, стеклодув Иван, а я новогоднее украшение — елочный шар.

Утром меня отвезли в мастерскую, и я достался совсем молоденькой художнице, розовато-брусничной Инессе. Она светилась нежнее остальных работниц и намного ярче. Она всё крутила и крутила меня в руке и никак не решалась взяться за кисть.

- Инесса, что ты его так рассматриваешь, как будто он особенный? Обычный стеклянный шар.

- Нет. Он необычный, у него особая миссия — он принесет кому-то счастье.

- У них одна миссия — радовать людей на елке, нарисуй на нем белочку с орехом или снежинку.

- Этот шар особенный, — настаивала Инесса. - Я нарисую на его боку красивую птицу.

Молоденькая художница улыбнулась коллеге и долго щекотала меня разными кисточками. Потом я сох на подставке рядом с другими раскрашенными шарами, пока меня не положили в тесную деревянную коробку с ватой. Мне было жутко в темноте и очень одиноко: меня всё возили и возили по складам, пока наконец не оставили в каком-то магазине.

В громадном зале я чуть не ослеп от света и почти оглох от шума. Я впервые видел столько людей. Каждый из них переливался своим особенным светом: вот подошла сине-серая морщинистая старуха, держащая за руку озорную изумрудно-зеленую внучку, рядом с ними выбирала подарок бледно-голубая блондинка в вязаной шапочке, на нее засмотрелся ржавый небритый мужчина с неприятным лицом, справа от него — седой васильковый мужчина, слева — морковного цвета мальчик-подросток.

Вот так, наблюдая за людьми, я скрашивал часы, пока меня не выбрал какой-то парень. Он так быстро и неаккуратно меня нес, что я испугался, что он расшибет меня по дороге.

Наконец гонка закончилась, и он открыл коробку. Мы стояли перед большой металлической дверью. Когда она открылась, я увидел смущенную, искрящуюся золотистым блеском девушку. И под ее звонкий, радостный смех меня водрузили на елку. На счастье.

В тот год в доме я слышал много смеха и теплых нежных слов. Они кружились по комнате, оседая на обоях разноцветными бабочками-вздохами. Влюбленные совсем не спорили и сияли ярче новогодних огней.

Потом целый год я лежал среди других елочных украшений, слушал сказки о людях и ждал зиму. Когда мы вновь увидели свет, то я не сразу понял, где я. Комната стала совсем другая. Слова-бабочки больше не летали радужными стайками, а уныло чахли на подоконнике, где каждый день грустная сизая Марина — так звали девушку, — ссутулясь, высматривала смурого, насупленного Антона. Дом наполнился глухими щелчками жалоб, за столом пристроились колючки-требования, а кровать облюбовали сварливые обиды.

Следующий Новый год стал для них последним. Потемневшая, совсем серая Марина встретила пошатывающего мутно-зеленого Антона холодным суровым словом-ледышкой. Его лицо искривилось злобной гримасой, и он обрушил на нее в ответ целый град тяжелых слов-камней, которые он швырял и швырял ей прямо в лицо. Марина молча подставляла беззащитные бледные щеки под камнепад, потом отдала спортивную сумку и закрыла дверь. Под бой курантов она сняла меня с елки и поставила перед собой на стол. Потом долго гладила бок с птицей и плакала. Утром она оделась и быстрыми гулкими шагами понесла меня в неизвестность.

Через пару минут ее замерзшие руки пристроили меня среди пахучих густых веток огромной городской ели. Марина ушла.

Я не смог выполнить миссию. Я не сделал ее счастливой. Не принес на крыльях синей птицы любовь. Я не особенный шар, а ненужная дурацкая стекляшка! Так мне и надо! Пусть мороз убьет меня!

Но у мороза были свои планы и никаких дел с елочными шарами.

Начались длинные, тоскливые дни. Сквозь пушистые ветки мне открывалось маленькое окошко, в котором мелькали: то острая бритва конька, то кусочек яркого шарфа, то карман с варежкой, излучающие разноцветные волны. Вскоре ель стала лысеть, сбрасывая иголку за иголкой, и мне открылся вид на каток, залитый вокруг нее. Какие только люди там не катались: лавандовые, лимонные, лазурные, малахитовые, кумачовые, кошениловые, карамызые. Спустя совсем немного времени я научился понимать людей по их свечению. Чтобы отвлечься, каждый день я высматривал подходящего человека для Марины. Она тоже приходила на каток. За эти дни она немного посветлела и лучилась слабым янтарным сиянием.

И вот сегодня, наблюдая за выписывающей пируэты Мариной, я заметил идеально подходящего парня! Он катался неподалеку и не обращал на нее никакого внимания! Я задрожал от волнения. Вот она, счастливая встреча, которая им обоим так нужна! Но, к моему удивлению, они безразлично проезжали мимо друг друга, не замечая родных глаз. Я недоумевал. Я обижался. Я злился!

Я старался гневно звенеть, раскачиваясь на ветру, но они не слышали меня. Я стучал о соседние шары, рискуя пробить бока, но они не видели меня: все катались и катались, выводя параллельные жизни на блестящем льду.

Я отчаянно негодовал. Наконец они устали и стали переодеваться. Я понял, что сейчас они разойдутся каждый сам по себе. Шаг. Еще шаг. Я с напряжением наблюдал. Осталось всего десять шагов, чтобы они встретились, и всего один, чтобы навсегда потеряли друг друга! Люди, почему вы так слепы!

Я посмотрел вниз, слишком высоко, никто меня не увидит и не услышит, и никому я не принесу счастье. Осталось пять шагов. Три шага. Я создан для счастья людей. Эх, милая художница, Инесса, зря ты, что ли, рисовала на моем боку птицу? Два шага. Шаг. Вложив все силы в отчаянный рывок, я прыгнул.

Елочный шар упал прямо им под ноги и разбился, разлетевшись на тысячи брызг.

- Осторожнее, тут шары падают.

- Иногда хрупкие шары живут дольше вечной любви.

- А иногда бьются на счастье. Я Сергей.

- Марина.

Дальше они пошли вместе. Конечно, разноцветные глупые создания не догадались, что для них сделал благородный шар-птица. Но его маленькая разбитая стеклянная душа успокоилась, успев увидеть, что миг смерти стал рождением новой любви. Миссия выполнена.