Текст: Андрей Васянин
Фото: Александр Корольков/РГ
Обсуждали его только что вышедший роман «Бюро проверки». Разговор о книге, которую еще почти никто не видел, — специфический, требующий от автора способности «говорить, как писать». Архангельский еще и телеведущий, и у него это получилось — заинтриговать читателя. Пересказать это сложно, но вот некоторые моменты разговора.
***
Это книга о нескольких днях 1980 года, она начинается с возвращения героя из стройотряда в Москву перед Олимпиадой и завершается похоронами Высоцкого.
Но это книга не историческая, мне важна была эта эпоха, и я пытался понять, рифмуется она с нашей или нет. Это книга про узелочки, из которых ткется сложная эпоха. Про то же время и новая книга Алексея Варламова - вышло так, что мы с ним провожаем эпоху, а фильм «Лето» про Цоя и Майка говорит про эпоху уже новую.
Как вы сами вспоминаете 1980-й?
— Это вопрос не о романе, потому что он — не автобиография. Это и детектив, и история взросления, и портрет эпохи, и завязка сегодняшних противоречий… Я в то лето вернулся из «строяка» в олимпийскую Москву, помню ее душной, влажной, тропической. Еда в Олимпиаду была всякая, ни до, ни после Олимпиады так не кормили. Сама она ощущалась провальной, полмира не приехало. Помню по радио сообщение о польских делах, о Ярузельском. Помню музыку в своей голове, чего там только не было - «Машина» и Паулс вперемешку с Галичем, Визбором, Кола Бельды... Тошнит от всего - но прорывается голос Высоцкого…
Почему сегодня нет фигур, равных Высоцкому, кумиров, харизматиков? Людей, чья смерть может потрясти общество.
— Да, сегодня объединителя нет. Последним был Цой. Снова целая эпоха кончилась с его смертью, по крайней мере, для огромного большинства. Наверное, механизмы производства лидеров ушли. Второго Лихачёва, мне кажется, уже не будет. Второго Меня тоже. Потому что ответственность — это опыт, что копится, строится, выстраивается в общественные институты, держит общество на плаву. Вспомним Великую депрессию — Рузвельт теоретически мог стать диктатором - но ему не позволили общественные институты Америки - суд, бизнес… А вот в Германии общественные институты были слабы и возник тоталитаризм без границ.
Но, может быть, это и хорошо, что нет сегодня общей совести нации, чтоб на всех. Книга в том числе и о том, что наступило время частной ответственности.
Те же 70-е были временем и религиозных метаний. Они коснутся вашего героя?
— Да. А интеллигенция тогда, отчаявшись, действительно искала утешения за пределами мира, за пределами человеческого опыта. Мой крестный рассказывал мне, что по молодости стремился к трансцендентному. Приняли они чего-то такое со знакомым, стали ждать озарения, но оказалось, что они приняли мочегонное. Утешения же всегда надо искать в том, что вокруг тебя, не ожидая помощи от парткома, завкома, старцев...
Так что роман мой - остросюжетный. Про любовь и верность, веру и неверие, про опасные связи, которые могут стать роковыми.
