5 книг недели. Выбор шеф-редактора

Алла Хемлин. «Заморок»

М.: АСТ, Corpus, 2018

Эта книга начинается так:

У меня год рождения в городе Чернигов получился 1941-й, 22 июня, самая-самая ночь. А часов в восемь утра прибежала санитарка Фрося. Фрося прибежала и начала кричать своим голосом:

— Просынайтэся! У людэй вже вийна, а воны розляглыся! А ну — пидъём! Собырайтэ ногы до купы и бижить с дытямы хоч куды!

По правде, санитарка Фрося узналась людям как сильно выпивающая. Потому слова люди-женщины приняли не за правду-правду, а так.

И такое начало, в общем, никого не может удивить. И как раз поэтому удивительно. Потому что фамилия Хемлин довольно хорошо известна. Только с другим именем - Маргарита. Густая, как патока, тщательно выработанная проза Маргариты Хемлин высоко ценилась истинными ревнителями изящной словесности, и ее неожиданная и преждевременная смерть в октябре 2015 года в возрасте 55 лет стала для них большим ударом. Но после этого выяснилось, что сестра-близнец Маргариты Алла - не просто хорошо известный в профессиональных кругах литературный редактор, но и соавтор своей сестры.

Вызывает недоумение, почему в таком случае сестры-близняшки не подписывались Сёстры Хемлин - чем это хуже, чем Братья Стругацкие? Но отношения между близняшками - вещь интимная и, можно сказать, мистическая. Как, впрочем, и роман «Заморок».

Место и время рождения героини Марии Федоско уже само по себе не сулит ничего хорошего, но Марии не повезло гораздо больше: узнав о начале войны, одна из рожениц, молодая еврейка, схватила новорождённую девочку и выскочила с нею в окно. Только ее и видели. Но беда в том, что схватила она чужую девочку - тоже чернявую. А той роженице, чью девочку она схватила, пришлось брать ту, что осталась. Так что Мария с юных лет знала, что она - это, собственно говоря, не она. И не украинка, а еврейка. Что по ее физиономии всем было хорошо заметно. Неудивительно, что жизнь ее в послевоенном Чернигове развивалась не без странностей, не без того самого заморока - хотя внешне вполне благополучно. Заканчивается повествование страшно и неожиданно - настолько неожиданно, что на этот конец даже нельзя намекнуть.

Впрочем, один намек сделаем: в первом романе, выпущенном Аллой Хемлин под своим именем, прослеживается очевидная преемственность с последним романом, выпущенным Маргаритой, «Дознаватель». То же место действия (родной для сестер Чернигов), то же сочетание сочных «народных» типажей с какой-то полуобморочностью, зыбкостью нарратива, полного перекидываемых от одной точки сюжета к другой ажурных мостиков и зияний. А главное - тот же невообразимый, домотканый язык - смесь деревенских украинизмов с городским мещанским просторечьем, порою переходящий уже прямо в украинский. Причем здесь это получается даже с некоторым пережимом.

Фредерик Бегбедер. «Жизнь вечная»

Пер. с франц. Елены Клоковой СПб.: Азбука, 2018

Отметив пятидесятилетие, всякий мужчина, даже самый успешный и имеющий возможность пользоваться всеми достижениями современной медицины, непроизвольно начинает подводить итоги и неспешно готовиться к путешествию на ту сторону. Всякий, но не Бегбедер! Или, во всяком случае, его лирический герой - популярный телеведущий, герой светской хроники. В пятьдесят два года, после двух браков, один из которых принёс ему дочку Роми, ныне десятилетнюю, он влюбляется в умную швейцарскую биологиню, вдвое его моложе, - которая немедленно приносит ему еще одну дочку. Значит, подведение итогов отменяется. А на повестке дня - поиски бессмертия. И без всякой мистики - а с помощью последних достижений науки. На инспекцию которых герой с дочкой и отправляются в годичное путешествие по всему миру, от Женевы до Нью-Йорка и Иерусалима. Нас ждет весьма любопытный научно-популярный отчет о «переднем крае» этих важнейших исследований. И неожиданный сентиментальный конец - здесь Бегбедер верен себе. Несмотря на рассуждения про «постчеловечество» и обескураживающие пассажи вроде такого: «Современный человек — это скопление 75 000 миллиардов клеток, которые пытаются конвертироваться в пиксели».

В этой книге Бегбедер буквально воплощает затертую метафору «обнажить сердце» - прикладывая снимок МРТ этого самого органа с четко читаемой бирочкой: Frédéric Biegbeder, словно говоря: «Мне скрывать нечего!» И клянется, что все описанное в книге - так же подлинно, как и снимок его внутреннего органа.

Но этот новаторский ход - не самый обескураживающий для русского читателя. Что там, новаторство Бегбедера просто бледнеет перед лютым авангардизмом переводчицы Елены Клоковой. Которая нашпиговывает каждую страницу переводимого ею текста примечаниями в духе «Пресли, Э́лвис Аарон (1935—1977) — американский певец и актер, его прозвали королем рок-н-ролла». Или такое: «Репост (как и ретвит) — вторичная публикация сообщения, размещенного другим пользователем, со ссылкой на первоисточник». Или даже так: «Ура! Сэр Элтон Джон (р. 1947) ЖИВ! Британскому певцу, пианисту и композитору, радиоведущему и бывшему президенту футбольного клуба «Уотфорд» 71 год». Странно, что нет примечания «Париж - ах! это столица Франции». А вот то, что Дэвид Боуи (р. 1947) числится в живых, ничуть не странно. Мы разделяем чувства Елены Клоковой: нам бы всем очень этого хотелось.

Леонид Юзефович. «Маяк на Хийумаа»

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018

Леонид Юзефович - далеко не самый старший, но, возможно, мудрейший из активно действующих современных русских писателей. И каждая новая его книга еще больше убеждает нас в этом. Нынешняя - сборник рассказов, распределённых на две части. Первая - документальные, в которых описываются встречи с прототипами героев романов Юзефовича и их потомками, как, например, с наследниками барона Унгерна, героем документального романа «Самодержец пустыни» (эстонский остров, откуда происходит их род, и дал название книге). Вторая - рассказы в полном смысле этого слова, где читатель по воле автора переносится то в Грецию 1823 года и следит за любовными огорчениями сражающегося за свободу эллинов бывшего наполеоновского офицера, то оказывается в перестроечной Москве в компании американского слависта, изучающего царевича Алексея, несчастного сына Петра I. Но о чем бы ни шла речь, автор умеет повести ее так, что становится понятно: речь не об отдалённых временах и людях, а о нас, здешних и теперешних. О каждом отдельно взятом читателе. «Меня ожгло стыдом, но тут же я вспомнил, что любовь к себе пробуждает тот, кто вызывает одновременно и уважение, и жалость, а не какое-то одно из этих чувств».

Азамат Габуев. «Холодный день на солнце»

М.: ЭКСМО, 2018 Серия «Критик Валерия Пустовая рекомендует»

Под обложкой дебютной книги писателя родом из Владикавказа собраны пересекающиеся на манер кроссворда тексты, отражающие, коротко говоря, жизнь современной Осетии. Конечно, не всю, а только нескольких ее страт - молодёжной и городской. Владикавказ гораздо меньше Москвы, где проживает сейчас Габуев, но всё-таки достаточно велик, чтобы вмещать в себя самые разные типажи. Ведь город, как известно, единство непохожих. Так и здесь: уехавшая в Москву продвинутая Зарина и юная скромница Залина, приходящая в картинный ужас от «Мечтателей» Бертолуччи (что не мешает ей говорить гадости в чатах), циничный карьерист Реваз, романтик Алан и его сестра, заурядная конторщица Майя. Они строят «отношения» и просто отношения, женятся по всему строжайшему ритуалу осетинской свадьбы и пытаются завалить подругу на заднем сиденье джипа. Говорят между собой по-русски и вставляют непереводимые осетинские словечки.

Прямо скажем - это не виртуозная проза. В диалогах много откровенного мусора, в косвенной речи - штампов. Но и то и другое, кажется, делается автором сознательно. Такой эффект вербатима.

Со времен дебюта Алисы Ганиевой под мужским псевдонимом Гулла Хирачев, повести «Салам тебе, Далгат!» (2009), в которой один день Махачкалы описывается глазами этого самого парня Далгата, у нас, кажется, не было такого честного и безыскусного «внедрения» в нравы и обычаи современной кавказской молодежи, у которой традиционное, даже архаичное мешается с модернистским и, если угодно, постмодернистским. Восток - дело не то чтобы тонкое. Но сложное, со множеством наслоений. Даже если это не мусульманская Средняя Азия, а куда более близкая нам, во всех смыслах, Северная Осетия.

Януш Корчак. «Правила жизни»

М.: Самокат, 2018 Перевод с польского Кинги Сенкевич

Польского врача и педагога Януша Корчака помнят главным образом потому, что он отказался покидать своих маленьких воспитанников в варшавском гетто, когда им пришёл черед идти в газовую камеру. И этот поступок старого учителя действительно заслуживает восхищения и памяти. Известна также его сказочная - или скорее аллегорическая - повесть «Король Матиуш I», в которой юный король отправляется инкогнито на войну и основывает парламент детей.

В этой книге собраны его эссе и афоризмы, в которых Корчак отстаивает свои педагогические принципы и показывает, как они воплощаются на практике - на практике основанного им «Дома сирот» в первую очередь. Правила эти, в сущности, очень просты: в ребёнке нужно уважать личность! Но как же трудно бывает воплотить их на практике… Эта книга хоть немного облегчает задачу, стоящую перед всеми родителями.

Добавим, что оборот титульной страницы этой книги украшен удивительным примечанием:

"Издательство просит откликнуться наследников авторских прав Сенкевич Кинги Эмильевны (1917—1993) для заключения лицензионного договора и получения гонорара".

Иными словами, "Правила жизни" Корчака давно зажили на русском языке своей, отдельной от книгоиздателей жизнью. Пожалуй, в данном случае это скорее радует.