Текст: Галина Рымбу
Фото: страница издательства common place в фейсбуке
В 2018 году независимое издательство common place запустило новую серию «Ѳ», где публикуется художественная и мемуарная проза забытых писательниц XIX — первой половины XX века. На что намекает само название - буква «фита» из дореформенной русской азбуки.
Здесь уже вышло три книги - романы «Одеяло из лоскутьев» Любови Копыловой и «Аничкина революция» Натальи Векстерн, избранная проза и очерки «Фронт» Ларисы Рейснер. Все эти прозаические тексты написаны в 20-е—30-е годы XX века и с разных сторон рассказывают о революционном и послереволюционном опыте женщин, трансформациях мышления и быта, перестройке отношений и общества. Это не только интересные художественные произведения, но и оригинальные человеческие документы своего времени.
Мы публикуем беседу Галины Рымбу с Марией Нестеренко, историком литературы, критиком, редактором серии «Ѳ».
«Ѳ» - это феминистская ревизия истории литературы XIX—XX веков, аналогичная той, что уже произошла на западе в 60-е—70-е годы, или что-то еще?
Мария Нестеренко: Мы не претендуем на ревизию истории литературы, тем более аналогичную той, что происходила на западе в 60-е. Наша задача, по крайней мере, мне она видится такой, во-первых, обратить внимание на проблему, потому что, к примеру, западных писательниц рубежа XIX—XX веков мы знаем гораздо больше, чем российских, а их в России было немало, но в каноне закрепились единицы. Во-вторых, вернуть в читательский контекст не только имена, но и сами тексты, потому что это хорошая, качественная литература.
Серия носит название «Ѳ», но мы ориентированы не только и не столько на феминистские тексты, сколько на тексты, отражающие женский опыт.
Как гендерный историк литературы, видите ли вы различие между понятиями «женской» и «феминистской» прозы? Женская проза, женская литература — это про так называемый женский опыт или про что-то еще? Всегда ли так легко провести эти понятийные разграничения, когда речь идет, к примеру, о постреволюционной женской литературе 20—30-х годов XX века?
Мария Нестеренко: Подчас эти различия действительно сложно, а то и невозможно уловить. Для меня женская литература - именно та, которая отражает женский опыт, но всегда ли там присутствует феминистская оптика, вот в чем вопрос. К примеру, у нас вышла книга писательницы Любови Копыловой «Одеяло из лоскутьев», героиню (во многом автобиографическую) сложно назвать феминисткой в современном понимании этого слова, но то, как она выстраивает свою жизнь, взгляды, высказываемые ею, вполне соотносятся с феминистской оптикой. Это и про опыт, и про новую послереволюционную женщину, которая успешно (именно благодаря своим стараниям) социализируется в новом советском обществе, находит свое место.
А что с женской поэзией XIX века, насколько хорошо она описана и изучена? Вы не раз говорили в интервью о том, что эта область пока тоже для истории русской литературы представляет собой малоизведанную зону. Какие важные имена поэтесс XIX века вы можете назвать? Не планируете издавать поэтические книги или антологии забытых женщин-поэтесс?
Мария Нестеренко: Есть замечательная статья Ирины Савкиной «Пути, переулки и тупики изучения истории русской женской литературы», в которой она рассматривает, как встраиваются или не встраиваются женские имена в большой канон. Речь идет о ситуации не только в XIX столетии, но и в ХХ. Для репрезентационной выборки исследовательница обращается к университетским учебникам, и результаты неутешительны. Статье больше десяти лет, но своей актуальности она не теряет. В некоторых учебниках можно встретить упоминания Ростопчиной и Павловой, как наиболее значительных поэтесс XIX столетия, что вполне справедливо. Что касается изученности, то есть ряд русскоязычных и зарубежных исследователей, занимающихся женской литературой и отдельно поэзией XIX века. Среди них Ирина Савкина, Евгения Строганова, Арья Розенхольм, Барбара Хильд и многие другие. То есть нельзя сказать, что изучение женской литературы XIX столетия - это научный мейнстрим, все-таки почти всегда это зона специфического интереса. Однако справедливости ради следует отметить, что первые попытки выстроить специфический «женский» канон можно обнаружить уже в том же XIX
столетии (Билевич, Макаров, некоторые другие критики). Если посмотреть на выборку представленных имен, то там встретятся Екатерина II, Анна Бунина, Анна Волкова, Екатерина Урусова, Мария Извекова.
Для современного читателя, я думаю, может представлять интерес творчество Буниной, Каролины Павловой, Евдокии Ростопчиной, Надежды Тепловой.
Вы составительница книжки «Авторицы и поэтки. Женская критика 1830—70-х». По каким критериям вы отличаете женскую литературную критику от мужской?
Мария Нестеренко: Ну, как бы это банально и смешно ни звучало, женская критика та, которая написана женщинами. Это не слишком распространенное явление в XIX веке, но тем не менее оно было. Однако в сборник вошли именно те статьи, в которых так или иначе затрагивалась проблема женского творчества или репрезентации женских образов в литературе. Таких текстов еще меньше.
Но они отчетливо показывают, что авторефлексия существовала, что писательство было для женщин не рукоделием, а серьезным занятием, а подчас и способом заработка денег. Представленные в книге тексты разные и по объему, и по проблематике, но объединяет их общий интерес к проблеме женского письма.
Когда женщины в XIX веке начинали заниматься литературным трудом, издаваться — это был путь к эмансипации и самореализации или все же их литературный труд оставался в какой-то степени стигматизированным? Что вам известно о «стеклянном потолке» в литературном мире тех времен?
Мария Нестеренко: Отношение к пишущей женщине менялось в течение всего XIX века. Изначально сентименталистская критика относилась к женским писательским опытам довольно благосклонно, но не без уничижительного оттенка. Сентименталисты осознавали необходимость в женском просвещении, но пока не видели ее в качестве самостоятельного автора. В этот период легальным и поощряемым способом женского участия в литературе виделись переводческая деятельность и детская литература. В 30-е годы критика становится более злой, появляются памфлеты, например, знаменитая «Женщина-писательница» Веревкина. Ранний Белинский использует словосочетание «эмансипированная женщина» как синоним ругательства. В 60-е годы, когда набирает обороты женское движение, женский литературный труд встречает все больше сочувствия. И уже к концу XIX века в результате различных общественных процессов женщин в литературу прибывает все больше.
Если посмотреть на биографии авторок, которых вы уже издали, — то все они очень сильные, сложные, не боятся сами выстраивать свою судьбу, идентичность, легко адаптируются к политическим переменам. К примеру, эти свойства личности Ларисы Рейснер и Любови Копыловой отчасти отражены в их прозе. Их женские персонажи тоже очень сильные и яркие. Но есть ли более «тихие», что ли, авторицы, которые пишут больше о своем повседневном, частном микроопыте, о женской чувственности? Были ли такие во второй половине XIX — первой половине XX века?
Мария Нестеренко: Мы как раз сейчас работаем над собранием сочинений Анны Яковлевны Мар (Леншиной), замечательной, тонкой писательницы, чьей основной темой была именно женская чувственность и частный опыт. Это женщина трагической судьбы, она покончила с собой, не дожив до 30 лет. Самый известный ее роман «Женщина на кресте» — был неоднозначно встречен современной авторке критикой, а в перестроечное время неоднократно издавался в сериях типа «Секс-пира», чему способствовала садомазохистская проблематика произведения. Но в действительности, как нетрудно догадаться, все было гораздо сложнее. Сама она так писала в письме Федору Сологубу по этому поводу: «Тему, которую я затронула, я чувствую не с чужих слов и не по Крафту-Эбингу, но я никогда не находила ее трагической. Я больше всего боялась, рассказывая даже сцену наказания, показаться и быть философски настроенной. Когда мне говорят о «безднах» в области сексуальности, я думаю, что это натяжка, Достоевский, патетичность. Боже мой, как в действительности это просто! - В романе выпущено гораздо больше, чем это показано точками. Я ничего не пропускала, ни от чего не уклонялась». Первоначально роман вышел с купюрами. В этом романе Мар отразила не только свой собственный опыт, но и опыт других женщин, о чем она сама свидетельствует в одном из писем: «Если бы вы знали, какое количество исповедей от женщин умных, тонких, интеллигентных, которые клялись, что все они - Алины, и что их возлюбленные говорят словами Шемиота».
