Текст: Анна Матвеева, писатель, автор романов «Есть!», «Завидное чувство Веры Стениной», «Перевал Дятлова или Тайна девяти» и др.
Фото: Анатолий Степаненко
На встречах с читателями автору почти всегда задают одни и те же вопросы.
Откуда берёт вдохновение?
Где черпает идеи для своих книг?
Как пишет – пером по бумаге, или пальцами по клавиатуре?
Какие питает творческие планы?
Ну и самое любимое: насколько автобиографичны ваши произведения?
Автор отнекивается – ну что вы, моя героиня вообще никакого отношения ко мне не имеет! Она полностью выдумана, с головы до пяток, у меня даже знакомых таких нет. Ничего общего! И сама я такого никогда не испытывала, и вообще, давайте я вам лучше книгу подпишу!
Всё сойдёт автору с рук, если на встречу вдруг не явится студентка филологического факультета, изучающая современную литературу и обременённая дипломной работой по «вашему творчеству».
Хочу, говорит, заняться интерпретацией геронтологических мотивов в ваших книгах.
У автора падает из рук недоподписанная книжка. Каких-каких мотивов?
Геронтологических, терпеливо повторяет студентка. У неё накладные ресницы и щёчки цвета свежей редиски.
А при чём тут моя проза, нервничает автор. Я ведь не про старичков со старушками пишу, а про вполне ещё молодых, энергичных и бодрых людей. У меня даже если появляются вдруг в тексте старушки, так тоже исключительно бодрые! И сама я ещё о-го-го, так что геронтологические мотивы – это, наверное, не ко мне. Давайте, я вам лучше книжку… но тут студентка говорит – а вот я вам прямо с вашими книжками в руках наглядно докажу, как сильно беспокоит вас тема старения.
Достаёт из сумки стопку хорошо почитанных экземпляров – из каждого торчит частокол ярких стикеров с котиками. Котиками студентка отмечала пассажи, где автор проговорился о своих страхах перед старением и увяданием.
«Она старалась не думать о старости и, как любой пока еще далекий от этого состояния человек, считала, что старость сходит, как лавина: однажды ты просыпаешься утром и видишь в зеркале уродливую морщинистую маску. Но нет, эти войска подтягиваются медленно, устраивают лазутчиков на ночлег, внедряют шпионов, в общем, делают все, для того чтобы человек смог привыкнуть к первым приметам старости, признать их своими и даже полюбить. Вся эта премудрость постигается, лишь только перевалишь за первую половину жизни, и Татьяна приноравливалась к старости, принимала ее приветы, как малые дозы неизбежного яда. Узор из морщин (маленькая Оля говорила подругам: «У моей мамы еще ни одной морщинки не выросло»), мертвые яблочки локтей, голубые венные графики, вдруг засветившиеся под кожей… Тут еще и немолодые люди, солидные мужчины и зрелые женщины, начинают говорить тебе уважительное «вы» или же, напротив, подчеркивают равенство: «Зови меня просто Наташа». И вместо прежнего «Прекрасно выглядит» получаешь выстраданный комплимент: «Для своих лет она в прекрасной форме»
А вот из другого романа:
«Однажды, например, Мара пришла без предупреждения, по-сестрински, к Гальке и та открыла ей дверь тоже запросто: в халате, с нулевым макияжем и встрёпанной, как у какого-нибудь поэта в молодые годы, головой.
- Галя! – ахнула Мара Михайловна. – Ты ж старая!
- А думаешь, ты молодая? – разозлилась Галька.
- Да я… Да мне мой косметолог сказала, что у меня состояние кожи на тридцать лет! Она даже спрашивала, может, я еврейка?
- Томка, Томка, - ласково, как с собакой, говорила Галька, зачекрыживая волосы и демонстрируя при этом обвисшие гамаками плечи. – Глупая ты! Это же только ветераны не стареют, и то – душой! А косметологам отдельно платят за комплимент. Не тянешь ты на тридцать: все твои сорок пять, и то, что сверху накапало, всё видать.
- Неправда! – возмутилась Мара. – Я слежу за собой, со мной недавно в магазине один мужчина хотел познакомиться!
- Слепой, наверное. - предположила злая Галька. - Том, да ты что, правда что ль, не понимаешь? Конец, сестра! С ярмарки едем!
«Галька потому такая злая, - думала Мара, выскочив из сестриной квартиры, - что ее муж бросил с дитём, а новый мужик не захотел жениться и просто приходил в гости, пока не выгнала. А мне она завидует – да, завидует, потому что сама не выглядит такой ухоженной. И симпатичной!»
Тут надо сказать, что Мара Михайловна вправду была ухоженной и косметолога своего посещала исправно, как по часам. Кроме того, ей отдельно повезло с Кириллом – он принадлежал к редкому числу мужчин, которые в самом деле не замечают, как стареют и меняются их любимые женщины. Они словно бы не видят, а помнят их внешность такой, какой она была в самом своём буйном цветении. Обидно, что женщины таких мужчин, как правило, не ценят – вот и Мара никогда не слушала, как Кирилл ею восхищается: это всегда было скучно и не ко времени. Болбочет, как радио, одно и то же, а она не может уловить сигнал, поймать волну и расшифровать, что именно сообщает ей бывший муж, ныне любовник».
Или вот:
«.. придешь в магазин — а там продавцами работают дети. С пластмассовой кожей, гладкими лбами, загнутыми кверху уголками губ — они как недорисованные улыбки. У детей на груди таблички с именами: Анастасия Сергеевна, Дарья Александровна, Елизавета Максимовна.
А выглядят — как дети. И лучше в одно зеркало с ними не смотреться».
У студентки наготове ещё с десяток котиков, так что автору крыть нечем – приходится признать своё поражение и отвечать на вопросы, необходимые для интерпретаций геронтологических мотивов.
Интересно, кто это предложил студентке такую тему для диплома?
Оказывается, научный руководитель постарался – между прочим, ровесник автора. Ему тоже сорок пять, или что-то вроде этого: с точки зрения студентки-редиски, между 40 и 80 годами нет никакой разницы, это уже всё равно «жизнь после жизни»!
Даже сейчас, когда над возрастом одержано столько убедительных побед – в наш век ботулотоксина, моделирующих нитей и круговой подтяжки – молодых не собьёшь с толку. Ряженых они чувствуют за километр – не спасут ни весёлые кедики, ни рваные джинсы, ни ловкость в обращении с мессенджерами.
Автор пытается вспомнить, когда же ей в первый раз указали на возраст – как на скопившийся в комнате беспорядок – и память услужливо разворачивает целый ряд сценок с участием как родных и близких, так и совершенно посторонних людей.
Вот, например, в зоопарке отмечают день рождения бегемота Алмаза – ему стукнуло тридцать. Юбилей справляют на широкую ногу, на каждом углу висят поздравления: «Бегемоту Алмазу – 30!»
Сын-дошкольник (всегда был добрый мальчик!) внимательно смотрит на очередной такой плакатик, после чего с сочувствием говорит:
– Вот видишь, уже даже бегемот моложе тебя!
Потом, кажется, мама случайно обронила – как монетку в траву – жуткое слово "возрастная" (не в адрес дочери, всего лишь в адрес её бывшей одноклассницы – но разве это не одно и то же?)
Про одноклассников надо отдельно. Когда видишь их в ленте фейсбука, всё в порядке – они подтянуты, бодры, красиво одеты и летят бизнес-классом в Японию. Когда встречаешь на улице (разумеется, именно в тот редкий момент, когда сама решила "отдохнуть денёк без макияжа), чары рассеиваются, а в голове звучат слова из позабытого мультфильма: "И эта сороконожка – я?" В смысле, неужели и я выгляжу такой же… эээ… зрелой и опытной, а не юной и легкомысленной, как хотелось бы?
Я же помню, как мы с подругой потешались в детстве над попытками взрослых тётенек выглядеть моложе – так, может, настал час расплаты, а мы ничего не заметили?
Ну не знаааю, думает автор, глядя на себя в зеркало (честное, не искажающее старинное зеркало, навидавшееся за свои годы и красавиц, и дурнушек, и старух и молодушек). Я действительно молодо выгляжу, вот только вспомнить бы, когда меня впервые обрадовал этот комплимент – "Как МОЛОДО ты выглядишь"? Может, именно с него и началась гонка за тем, чтобы сбросить пару-тройку-десяток лет? А потом, как с горы – лихорадочное приобретение омолаживающих кремов, покупка велосипеда, категорический отказ от классического стиля в одежде (обожаемого в юности!), борьба с первыми, вторыми и десятыми признаками старения – сединой, морщинами, "балконами любви", так и норовящими вырасти на боках, а также с упадком энергии и неприятием спонтанных решений. «Главное – не кабанеть», – считает косметолог, хранитель народной речи.
Между тем, по радио вчера сказали, что способность принимать спонтанные решения присуща в первую очередь молодым людям – и, значит, может служить одним из признаков физиологической юности.
– Вы, кстати, для своего возраста нормально выглядите, – сообщает редиска.
Автор с благодарностью вскидывает голову – при первой же возможности поспешит к зеркалу, чтобы посмотреть на себя при разном освещении.
Тут ведь ещё и не разберёшься сразу – верить таким комплиментам или нет? Студентка в поисках материала для интерпретаций соврёт – недорого возьмёт!
Но по части спонтанных решений с автором ей не тягаться.
– А может, лучше поговорим о зависти? – предлагает автор будущей дипломнице. – Я в некотором роде эксперт...
– Можно и о зависти, – не сдаётся редиска. – Как вы думаете, почему ваши персонажи среднего возраста так часто завидуют молодым?
А вот это, кстати, хороший вопрос.
Итак, зачем нам быть молодыми? Почему мы добровольно присягаем модной секте, где поклоняются юности?
Понятно, что свежесть и молодость ценились во все времена, но лишь в последние несколько десятилетий человечество буквально свихнулось на вечной юности. Вечной – и (скажем в скобках) фальшивой. Потому что подлинная юность – это не только тугие щёчки, лёгкая походка и способность выглядеть после бессонной ночи так, будто спала десять часов в фитобочке. Это ещё и страх перед будущим, это жуткая неуверенность в себе (позабытая вместе с умением обходиться без тонального крема), это давление со стороны состоявшихся, опытных, ценных членов социума. В большинстве случаев это ещё и бедность, пусть трижды благородная, но всё равно неприятная. И множество сомнений во всех, включая себя самоё. И неумение выбирать себе друзей, спутника жизни, стиль, работу, извините, что через запятую, но здесь всё важно.
Истинная молодость – то ещё испытание, заявляет автор, и редиска кивает, проявляя таким образом абсолютную коллегиальность. Я бы ни за что не хотела вернуться в свои двадцать лет – разве что кожу бы ту вернуть, сияющую, бело-розовую, но вот беда, юность – как и зрелость – идёт в комплекте. К юному сияющему личику прилагались неустроенность и проезд в туго нафаршированном пассажирами трамвае, транспорте, к нынешнему – дорогой косметолог и сияющий «Инфинити» под окном. А мы хотим всё и сразу – чтобы и молодость знала, и старость могла…
Автор, похоже, увлеклась – прямо на ходу сочиняет, и редиска хмурится: ей ведь ещё интерпретировать!
– Так почему же вы так много пишете о том, как люди стареют?
Может, потому, что в наш век культа молодости об этом пишут немногие?
Любая женщина год от года меняется – но только умная с годами становится красивее, чем в молодости, и не выглядит смешной в футболке своей дочери. Она берёт у прожитых лет всё самое лучшее, переплавляя свои ошибки в опыт, учится находить красоту там, где её видят немногие. Она знает, чего стоит сила личности, и как ценится харизма, и почём во все времена идёт элегантность. Радоваться тому, что стареешь, конечно же, глупо – но и впадать в отчаяние не стóит, ведь отчаяние добавит к календарному возрасту ещё с десяток лет.
Вот если бы старела только я – а все вокруг оставались вечно юными – тогда можно было бы отчаиваться! Ну и вообще, надо знать меру во всём, даже в страхе перед старением. Есть много женщин, прекрасных даже в самые зрелые годы – как правило, в их лицах живёт что-то детское.
А избежать старости – всё равно как попытаться обмануть смерть.
– Ну и последний вопрос, – говорит редиска, – как вы думаете, чего не хватает стареющим людям, что они «забыли» в молодости?
Ой, ну тут всё совсем просто, моя дорогая. Не хватает лёгкости. Любви. Интереса к жизни и свежести впечатлений. Спонтанных решений. И возможностей – бескрайних возможностей изменить свою (и чужую!) жизнь прямо здесь и сейчас!
– Прямо сейчас? – редиска хлопает накладными ресницами.
В самом деле, можно ведь отложить ненадолго этот дурацкий диплом – и позвонить, и поехать, и бросить всё, и начать что-то новое, не опасаясь того, что это новое – последний шанс, конечный вагон уходящего поезда…
Вот этому и завидуют мои персонажи, – говорит автор, когда дипломницы уже и след простыл. – Не гладкому лбу, не стройной фигурке – а безграничным возможностям, которые бывают только в юности. Но об этом мы поговорим на следующей встрече – как хорошо, что читатели, как правило, задают одни и те же вопросы!
