Анкета Басинского: Писатели на карантине. Василий Авченко

Текст: Павел Басинский/РГ

Известно, что Корней Иванович Чуковский был не только великим критиком, филологом и детским писателем, но и любил собирать писательские высказывания по разным вопросам. Памятником этой стороны его деятельности стала знаменитая "Чукоккала" - сборник экспромтов, рисунков, стихотворений едва ли не всех великих и просто известных писателей ХХ века.

Менее известно, что Чуковский любил писателей "анкетировать". Так, в 1919 году в преддверии 100-летия Н. А. Некрасова он стал адресовать известным поэтам и прозаикам вопросы о Некрасове. Вопросы были простые: "Любите ли вы стихи Некрасова?"; "Какие стихи Некрасова вы считаете лучшими?"; "Не оказал ли Некрасов влияния на ваше творчество?" и т. п. Ему ответили Александр Блок, Николай Гумилев, Анна Ахматова, Максим Горький, Евгений Замятин и многие другие. Интересно было то, как на одни и те же вопросы отвечают разные знаменитости.

А еще в 1910 году он осмелился "анкетировать" самого Льва Толстого, послав ему вопрос о его отношении к смертным казням. Лев Толстой ответил во время своего "ухода", из Оптиной Пустыни, за несколько дней до смерти в Астапове. И это был последний текст Толстого, если не считать писем родным.

Я, разумеется, в мыслях не держу рядиться в мантию великого Корнея Ивановича, но мне показалось интересным разослать современным писателям, находящимся "на карантине", свою анкету.

Вот что они ответили. Ответы будут появляться на сайте "РГ" по субботам и воскресеньям.

Будьте здоровы!  Ваш Павел Басинский

Василий Авченко, прозаик, Владивосток

Где вы сейчас проводите время (если не секрет)?

Василий Авченко: Где и обычно - по большей части дома. Мой режим вообще никак не изменился. Единственное - закрылись детсады и школы, из-за чего дети больше времени проводят дома (хотя и гуляют, конечно), что заставляет несколько корректировать свое поведение. А так все по-прежнему, живу как жил. Если есть дела в городе - еду в город. В том числе используя общественный транспорт. Пробки, кстати, почти исчезли. Хочется сходить к морю - иду к морю. На днях помогал родителям грядки вскопать на даче, в Чугуевку ездил - изучал древние городища и фадеевские места… Из моего ближайшего окружения, пожалуй, лишь один человек самоизолировался и прекратил контакты.

Реже стали звать на разные вполне бесполезные мероприятия, от посещения которых порой трудно отказаться, - это даже лучше.

Милиция у нас не зверствует. Другое дело, что не могу понять логику властей. Скажем, "закрыли" остров Русский - по-моему, просто потому, что это технически просто: поставить наряд на мосту и штрафовать. А все остальное - открыто. Или вот: уменьшили количество электричек, хотя на дачи ездить никто не запрещает. Это привело к скученности в немногих оставшихся электричках - а тогда в чем смысл?

Особых неудобств лично для себя пока не вижу, но есть три обстоятельства, обусловивших это: 1) интроверту комфортно наедине с собой, без ресторанов и заграниц вполне могу обойтись; 2) в основном работаю дома за компьютером; 3) во Владивостоке ситуация с вирусом несопоставима с Москвой.

Понимаю, что у людей, живущих в Москве, иного склада характера и иных занятий, все совсем по-другому - куда жестче, тревожнее, дискомфортнее, что касается и самой угрозы, и режимных ограничений.

Сил им и выдержки.

Обидно, конечно, что отменились поездки в Японию, Китай, Корею, но переживу. Жаль, что пришлось перенести наш владивостокский литературный фестиваль "ЛИТР".

Над чем вы сейчас работаете? Что читаете?

Василий Авченко: Работаю в штатном, что называется, режиме. Что-то пишу, естественно, - и "текущего", и не текущего плана. Читаю обычно несколько книг сразу, так что назову только первые пришедшие на память. Проза Эрнста Юнгера, труды академика Вернадского, биография летчика Нестерова… Чернышевского вот прочел. Нудновато, но - настоящий постмодернизм!

Влияет ли как-то на ваше творчество вынужденная самоизоляция? Самая продуктивная творческая пора А. С. Пушкина, Болдинская осень 1830 года, пришлась на "холерный карантин".

Василий Авченко: Поскольку образ жизни практически не изменился, говорить о каких-то всплесках или спадах не стал бы.

Как вы относитесь к черному юмору, который я прочитал в интернете: "Сидите дома. На улице люди"? То есть люди - это опасность, как дикие звери. Не кажется ли вам, что мы сейчас живем во времена какой-то новой этики и новой стилистики в широком значении этого слова?

Василий Авченко: Не думаю. Конечно, покажет время, но лично мне не хотелось бы пересматривать ни этику, ни стилистику в широком смысле. Надеюсь, что не станем "волками", а, напротив, сможем более действенно помогать друг другу. В любом случае кооперация как способ жизни всегда казалась мне симпатичнее конкуренции.

Заметил, что включается защитная реакция: мозг практически перестал воспринимать новости о коронавирусе, заполонившие все пространство. Есть же другие вещи, важные лично для меня, другая повестка. В конце концов, даже в блокадном Ленинграде сочинялась и исполнялась музыка, издавались книги.

Можете ли вы вспомнить какие-то примеры из русской и мировой классики, где была примерно описана нынешняя ситуация? ("Пир во время чумы" не называть!)

Василий Авченко: "Алая чума" Джека Лондона - пандемическая антиутопия: "Человечество умерло, планету захлестнул поток первобытной жизни, сметая на своем пути все, что сделали люди; леса и сорная трава надвинулись на поля, хищники растерзали стада, и вот по берегу, где стоял ресторан, бродят волки…" Интересно, что Джек Лондон годом катастрофы назвал 2013-й.

Рассказ Арсения Несмелова "Убивший чуму": "По утрам, выходя из своих домов, мы наталкивались на трупы, подброшенные к воротам и палисадникам, - жатва чумы за ночь. По ночам родственники умерших выволакивают мертвецов на улицу и бросают подальше от своих домов (речь идет о китайском населении Владивостока. - В. А.) …За трупами приезжает мокрый от сулемы грузовик". Несмелов, бывший колчаковский офицер, в 1920—1924 гг. жил во Владивостоке, откуда ушел в Харбин. Он описывает эпидемию чумы, вспыхнувшую во Владивостоке в 1921 году, - почти ровно век назад. Причем зараза, что интересно, пришла из Китая. Есть у Несмелова и автобиографические записки, где он еще раз касается этой темы и иронизирует над поэтом Асеевым, который тогда тоже жил во Владивостоке и не выходил на улицу без респиратора. Сам Несмелов жил по принципу "До смерти ничего не будет".

Писатель в России обязан быть пророком. Как вы думаете: когда это закончится и что нас ждет после этого?

Василий Авченко: Насчет пророков - вот сейчас читаю записки Нансена "Через Сибирь" о поездке в Россию в 1913 году. Нансен описывает камлание енисейского шамана, который предсказал: "Скоро начнется большая всеобщая война". Нансен настроен очень иронично, но летом следующего года большая всеобщая война действительно началась! Как к этому относиться, не знаю.

Конечно, надеюсь, что скоро все закончится и можно будет вернуться к нормальной жизни. Глубоко сострадаю всем, кто потерял близких. Вместе с тем

боюсь, что борьба против вируса может принести вреда еще больше, чем сам вирус

("оба хуже", рецептов нет). Если такой режим продлится еще какое-то более или менее продолжительное время - рухнет очень много бизнеса, бюджеты останутся без денег, люди - без работы, скакнет уличная преступность… После всей этой самоизоляции может вдруг выясниться, что половина офисных сотрудников не нужна. Книжной сфере предстоят очень непростые времена: будут резать все, что не относится к "первой необходимости", а многим кажется, что без книг вполне можно жить. Может настать большая долгая нищета. Вспоминаю, как мы с отцом, доктором наук, году в 1993-м ловили корюшку и продавали ее на рынке. Не хотелось бы повторения.

Вирус может серьезнее ударить по концепции глобального мира, чем регулярные экономические кризисы. Открытый, объединенный мир оказался слишком уязвим - как подлодка без переборок. Никто не говорит о "железных занавесах", но определенные уроки извлекать необходимо - это касается и финансирования медицины, и пресловутого импортозамещения (в том числе, допустим, в туристской сфере: может, хоть теперь мы вместо Таиланда или Филиппин поедем на Байкал и Камчатку, а турфирмы и авиакомпании среагируют?).

Очевидно, что вирус этот - не последний. Настоящие бедствия - еще более серьезные эпидемии, разрушительные войны - впереди. Не могу только понять, говорит это во мне оптимист или пессимист. Но вообще я настроен довольно спокойно: все уже было - и тиф, и чума, и войны, и революции. Чем мы-то лучше наших предков, которым выпали куда более серьезные испытания, чем мы заслужили безбедную жизнь?

А может быть, это говорит во мне небогатый, мягко говоря, провинциал, у которого и без вируса масса проблем, начиная с постоянного вопроса о том, чем завтра кормить детей. Если кто-то уверился в собственном бессмертии, в том, что все проблемы решаются деньгами - по мировоззрению таких людей пандемия, наверное, наносит серьезный удар. 

По моему - едва ли. Я и так смотрю на жизнь достаточно мрачно, где-то даже фаталистски, ощущение "внезапно смертен" - всегда с тобой. Возможно, именно отсюда растут корни моего спокойствия и даже оптимизма: бояться нечего, все страшное уже случилось или еще случится, а потому живи и радуйся, пока живется и радуется.