Текст: Андрей Цунский
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Фото: wikimedia
Между богом и червем
«Человек не имеет крыльев и по отношению веса своего тела к весу мускулов он в 72 раза слабее птицы... Но я думаю, что он полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума».Н. Е. Жуковский
Мальчикам еще долго не бывать по-настоящему счастливыми. До космических путешествий хотя и не так далеко – но и не слишком близко. А мальчишеское счастье – покорение стихий. Им хочется быть героями – или хотя бы стать похожими на героев. Экзюпери удалось невозможное – и стать героем, и стать писателем. Хотя героем он стал не на войне, а гораздо раньше.
Пространство
Когда-то покорение пространства имело не только прагматическую, но и еще одну, особую цель. Вокруг путешествующего по пространству менялись уклады жизни, материальные и моральные ценности, духовный облик мира. Менялось понимание красоты и этика поступков. Просьба дать напиться воды в жаркий день в Европе – одно, а в пустыне – совсем другое... Понять, что не все можно судить по себе и домашним привычкам – вот для чего было нужно преодолевать пространство.
Кроме того – человек в путешествии мог проверить знание на деле, и оно переставало быть формальностью, заученным сведением. В XVI веке в Европе разбушевалось Возрождение. Вопреки заученному в советской и российской школе, человек знал, что Земля круглая, задолго до Магеллана. Эратосфен Киренский даже вычислил диаметр земли еще в III веке до нашей эры. Кстати, пресловутая инквизиция заставила матросов Магеллана принести покаяние не за то, что Земля кругла, а за то, что они «потеряли» в пути один день. Путешествие считалось и считается обязательным условием для хорошего образования. Увы – не везде. Экзюпери побывал на четырех континентах. Его книги покорили все шесть – вряд ли среди тех, кто побывал в Антарктиде в ХХ веке, кто-то не читал Экзюпери...
Но жизнь Экзюпери – это не научный подвиг. И не подвиг первооткрывателя. Хотя его перелет из Нью-Йорка на Новую Землю мог стать одним из великих путешествий. Но - не судьба.
Покорение стихии.
Подлинным счастьем для юношества были эпохи покорения стихий. Море владело умами – и до сих пор владеет. Стихия – и особенно морская - посылала навстречу человеку не одно испытание, а множество, одно за другим и сразу вместе – и шторм, и штиль, и голод, и жажду, и вражеский корабль, и пробоину в собственном, и бесконечность вопреки привычно измеренному пространству, и отсутствие любых ориентиров, и пустоту, и одиночество. Тем более настоящей, тем более ценной становится победа... Экзюпери пробовал себя в другой, куда более подвижной стихии. Все было то же самое – только гораздо быстрее.
Стихия неба
В двадцатом веке, когда шары-монгольфьеры были уже в прошлом, Жуковский создал аэродинамическую трубу, а Ленуар – двигатель внутреннего сгорания – оставалось сделать шаг. И он был сделан. Двадцатый век – самый трагический в истории (хотя не будем забегать вперед) – должен был стать веком авиации. И стал. Так что немудрено, что в 12 лет мальчик Тони оказался не только на «авиадроме» - этакой воздушной выставке и ярмарке в Амберье-ан-Бюже, но и в кабине польского авиатора Габриэля Вроблевски. Оставим ненадолго историю и обратимся к биографии.
Кое-что о побуждениях (не героических).
Биография Антуана де Сент-Экзюпери неоднократна переписана и допридумана. Самое смехотворные и убогие вещи делаются «из лучших побуждений». Если это побуждения «лучшие» - то худшим удивляться не приходится.
Итак – версия... как бы сказать-то? - «общеупотребительная». «Маленький Антуан с детства мечтал о небе. На каникулах он прочел все журналы об авиации. А потом он сделал из простыни крылья, и приделал их к велосипеду, мечтая взлететь. И мама, тонко понимавшая и жалевшая мальчика, оставшегося так рано без отца, пошла на аэродром и попросила летчика Врублевского...» Так, хватит. Уже тошнит.
Еще говорят так: «мальчишка Тони все время со своим велосипедом торчал на аэродроме, а 7 июля уговорил Габриэля Врублевского, который ухаживал за его мамой, покатать его под тем предлогом, что мама разрешила ему полет, как подарок на недавний день рождения...»
Врублевски было тогда всего 22. Мама Антуана была красивой молодой женщиной, и относился Врублевски к ней с участием – но вот ухаживать... Возможно, конечно. И так понятнее. Но как же скучно с теми, для кого «понятнее» – главное.
А главное – пилот видел, какими глазами мальчишка сморит на самолет. И понял его, потому что сам смотрел на него такими же глазами. Габриэлю Врублевскому было 22, а Антуану 12. Это только в детстве огромная разница. Но они ведь оба были тогда мальчишками. Только Габриэлю осталось жить чуть больше года. Он погиб в марте 14-го, испытывая вместе с братом новый самолет. Это многие считали мальчишеством. «Не заставляли ведь». А может, оба уже были мужчинами?
Романтика и индустрия
«Вот он один. Циферблат высотомера отражает солнце. Яркое и негреющее. Движение педали – и ландшафт уплывает. Этот свет – мертвый, эта земля – кажется мертвой: все, что составляет сладость, аромат и хрупкость живых вещей, – уничтожено.
И все-таки под кожаной курткой – твое теплое и смертное тело».
Сколько смотрели вы фильмов о летчиках? Штук пять. «Экипаж», второй «Экипаж», «Точка невозврата» – это только из отечественных. «Аэропорт», «Авиатор» - это из прочих. Вынужденная посадка или авария, взрыв на борту, отказ руля, беспокойство всех наземных служб, поиски. Напряженная работа спасателей - моряков, военных, местных жителей. Рекомендации «земли» по радио. Дружная работа слаженных коллективов, умелые действия опытных командиров, взаимовыручка и чувство локтя... Забудем пока. Это уже индустрия. Кстати, одним из ее создателей и первых тружеников и был Экзюпери.
Но вот когда он начинал, пилот был в машине один. Радио не было. На Земле – пустыня, местные смотрели на самолет в африканском небе и думали... а кто их знает, что они там себе думали? Что наверху боги так шутят?
Случись что – надежда только на себя. И уж кто-кто, а пилот Сент-Экс это знал очень хорошо. Количество аварий просто не сосчитать. Авиация соответствовала общему уровню техники – надежность ниже, чем у советских «жигулей», но если «копейка», скрипя, кашляя и даже разваливаясь, может ехать – то у самолета вариантов немного. Он летит, пока может, а ездить по земле не умеет. Внизу море, горы, пустыня. Советов никто тогда дать не мог и не давал. А если удавалась вынужденная посадка, то рады были искать – но знать бы где. Список аварий, вынужденных посадок и травм Экзюпери даже по информации из самых популярных сетевых источников на трех страницах не уместится.
Сейчас авиация – это индустрия. Ты не один в воздухе ни на минуту. Радио постоянно работает. В кармане мобильный телефон, и он тоже звонит! Работает в салоне телевизор. За полетом следят спутники, радары, сигналы шлют. Тебя видят все – включая идиота возле зенитной установки...
Еще о биографии
В традиционных, клишированных биографиях Экзюпери предстает либо писателем «от нечего делать», либо летчиком, которому в трудную минуту нужно как-то заработать на жизнь, когда сбоит авиационная карьера. И то, и другое – глупость.
Второе глупо уже потому, что литератор Экзюпери был не просто популярен, а буквально всемирно известен и признан. Фильмы по его произведениям сняты при его жизни и во Франции, и в Англии, и в Голливуде, а там его главных героев играет не абы кто, а Кларк Гейбл и Элен Хэйес. Кстати, в фильме «Аэропорт» по Артуру Хэйли именно Элен Хэейес сыграла потом ту самую обожающую полеты, отважную и веселую старушку-безбилетницу. У жизни удивительное чувство юмора. Литература не просто приносила ему доходы – она вполне могла сделать его независимым от постоянных заработков человеком. Да и сделала.
Насчет «от нечего делать» - его литературные премии присуждало жюри, состоявшее из весьма искушенных читателей и читательниц. Во Франции с этим все в порядке.
А то, что самым известным произведением его стала сказка о маленьком принце, притча – невероятно опошленная нами, читателями – что мог сказать людям человек, самые лучшие минуты жизни проводивший в воздухе, между звездами и могилой, между червем и богом? О чем он мог им написать? Увы, это мы рисуем шляпы снаружи и изнутри. А слона не видим. Как и удава.
Место в списке покорителей
На рассвете тебе предстояло взять в руки мысли целого народа. В свои неумелые руки. И перенести их, как сокровище под плащом, через тысячи препятствий. Почта, сказали тебе, – это драгоценность, она дороже жизни. И она так хрупка. Малейшая неосторожность, и пламя испепелит и развеет ее по ветру.
Экзюпери мог бы встать в один ряд с Бэрдом, Линдбергами, Чкаловым. Завершись удачно его перелет Нью-Йорк – Огненная Земля, он и занял бы в этом ряду свое место – не первое, но и далеко не последнее. Но чтобы написать о небе, мало быть портретом с первой полосы газет. Главный герой не может стать и автором книги о себе, и исполнителем главной роли, и постановщиком трюков, и режиссером фильма. А вот побыть настоящей костью неба, в самом лучшем смысле слова его черной костью, той костью на которой оно держится - очень даже нужно. И Экзюпери ею был. Он доставлял почту и посылки. Он испытывал новые машины. Он платил за это буквально – своим здоровьем. Переломы костей он и сам бы не смог сосчитать. Он мечтал сделать небо другом и помощником людям. И ради этого он был готов рисковать жизнью. А потом...
Конец неба.
В 1944 году, когда свободное человечество решило сломать хребет гитлеровскому режиму и отнять у него небо, пришлось для этого... притянуть небо к Земле. Налеты на германские промышленные центры были уже – при несомненном риске – промышленным предприятием. Сотни бомбардировщиков в сопровождении десятков истребителей прижали что оставалось от люфтваффе к аэродромам. Огромные армады давили немецкие заводы, как с отвращением давят клопов. Англичане и поляки мстили за, Ковентри, Лондон и Варшаву, разрушая старинные центры немецкой культуры - Лейпциг и Дрезден, это называлось «полеты на экскурсию». Русские не уступали – но уж простите, после того, что сделали с нашей страной – сдерживаться? В итоге, в небе не осталось места для злодеев-фанатиков. Но и для добрых романтиков тоже. Потеря неба для Экзюпери была не символична, а неизбежна. Но и на Земле ему места тоже не осталось.
Его смерть, и то, что могилой ему стало море – это больше похоже и на символ, и на милосердие судьбы. Тогда казалось, что небо больше не будет добрым.
И все же... Все же. Вскоре взлетит в небо самолет Ричарда Баха. Появятся «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», «Иллюзии». Простые, в чем-то безыскусные – но исключительно добрые книги. Очень нужные многим людям. Только Экзюпери писать такие книги уже не смог бы.
Можно победить настоящего врага, можно покорить пространство. И пускай стихию покорить невозможно - только чего же мы стоим, если не пробуем? Экзюпери пытались либо упростить, либо дополнить. Фильмы по его романам... увы, это свидетельства того, как его плохо понимали. Он не был прямолинеен и монохромен настолько, насколько его толкователи. Он не мечтал «покорить» стихию. Он искал доказательство права всего человечества на жизнь в сотрудничестве с ней. А сам хотел быть в этой стихии перелетной птицей. Кем и стал. Выполнив все свои задачи и исчерпав себя в деле авиации, он погиб. Прекрасная жизнь. А уж как его поняли мы, читатели, действительно драма. Только наша, а не его. Вот о ней он, похоже, и писал.
