САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Чум или интернат

Какое образование для детей кочующих аборигенов лучше?

Какое образование для детей кочующих аборигенов лучше?
Какое образование для детей кочующих аборигенов лучше?
Текст: Елена Мационг/РГ
Фото: wikimedia.org
 
Для кочующих аборигенов Севера начало учебного года - всегда эмоциональное потрясение. Детей нужно оторвать от семьи и на девять месяцев отправить в школу-интернат. Куда сегодня без образования, даже в тундре. Это понимают все, и никто уже, как 60—70 лет назад, не прячет ребятишек от вертолета, собирающего детей в школу.

- Как только школьный вертолет увижу в небе, уже тяжело, - рассказывает жена оленевода с Ямала, мать пятерых детей Алена Альма. - Когда ребятишек в первый раз в интернат отправляешь, они плачут, жмутся ко мне. Я им говорю, там хорошо, яблочки, конфетки вам будут давать, а у самой едва слезы не текут…

Догонит ли школа?

В последние годы в регионах Крайнего Севера пытаются изобрести "формулу", которая бы позволила решить почти неразрешимую задачу, как сделать так, чтобы дети и полноценное образование получали, и с родителями при этом не разлучались. Семьи оленеводов кочуют вместе со стадами, преодолевая по тундре сотни километров, перевозя чумы и весь свой скарб. Никакая школа за ними не угонится.

Или угонится? На Ямале, где сегодня больше всего в стране аборигенов-кочевников (почти 20 тысяч), придумали несколько моделей образования для детей коренных народов. Их так и назвали "кочевая школа".

Недавно ямальский опыт обсудили в Совете Федерации на заседании совета по Арктике и Антарктике, предложили закрепить в федеральных законах и распространить в других арктических регионах.

- В общей сложности этих моделей 18, - рассказывает замдиректора департамента образования Ямала Сергей Бойченко. - Мы постарались максимально подстроить их под индивидуальные особенности жизни и быта аборигенов. А они ведь тоже у всех разные, зависят от того, по каким маршрутам кочуют оленеводы, в какой близости от поселков, сколько у них детей и т. д. Есть, например, опыт, когда педагоги круглый год ездят прямо вместе с бригадой оленеводов. Обычно бригада состоит из двух-трех семей. Детей у оленеводов, как правило, много, и в такой "школе-детсаду" набирается 10—12 ребятишек. А есть небольшие модульные школы в факториях в тундре, куда кочевники приезжают пополнить запас продуктов и топлива, оформить бумаги. Пока взрослые занимаются своими делами, их детям педагоги дают уроки. Конечно, длится такое обучение не больше двух-трех недель, пока оленеводы снова не отправятся в путь. А потом когда-нибудь снова не заглянут в факторию.

Рассказывая о разных вариантах "кочевых школ", Сергей Бойченко, предупреждая мой журналистский вопрос, замечает, что образование в таких садиках-школах дается только для дошколят или учеников младших классов. "Об основном образовании пока не может идти и речи. Какая в тундре физика, химия и сдача ЕГЭ? Без интернатов обойтись, конечно, невозможно", - резюмировал он.

Парта или хвост оленя?

Сегодня на Ямале у коренных народов, в основном это ненцы, ханты и селькупы, больше девяти тысяч детей школьного возраста, и почти 3500 - детсадовского. Из них только 400 человек могут посещать садик, хоть в какой-то его форме, - традиционной или кочевой. Все остальные дошкольное образование не получают. При этом в младших классах кочевых школ учатся 200 человек. Остальные дети - в интернатах.

К самой идее кочевого образования эксперты относятся очень неоднозначно. Некоторые и вовсе считают ее профанацией. Как, например, Борис Павлов, профессор Института экономики УрО РАН, долгие годы занимавшийся изучением экономики и социальной сферы народов Крайнего Севера.

- Какое образование в условиях тундры? Это всего лишь светлая, но нереализуемая мечта. К каждому чуму педагога не приставишь. Нужно, чтобы дети кочевников видели в своей жизни что-то кроме хвоста оленя, и данность такова, что полноценное обучение возможно только в условиях интерната, - резюмировал ученый.

Антрополог Александра Терехина в качестве научного эксперимента сама проработала год воспитателем кочевого детского сада на Ямале в ходе научной экспедиции "Настоящие люди". Кочуя вместе с семьей оленеводов, она дотошно изучила тонкости национальных традиций, жизни в чуме, сурового быта оленеводов в условиях арктических морозов, полярного дня и ночи, постоянных перемещений на сотни километров по тундре. Она обучала нескольких ребятишек из семьи ненцев по программе детского сада и готовила их к школе.

Александра пришла к выводу, что кочевое образование в тундре может быть только дошкольным, в очень редких случаях - для учеников младших классов. При этом охватить всех детей-тундровиков дошкольным образованием невозможно, даже в условиях идеальной организации этого процесса.

- Как показал мой опыт, кочевой детский сад может представлять собой компромисс между государственной системой образования с ее учебными дисциплинами, готовящими к школе, и жизнью на стойбище, не ориентированной на жесткий график, продолжительность рабочей недели и федеральные санитарные нормы, - отмечает Александра Терехина. - Функционирование детского сада в семьях оленеводов - своего рода модель возможного взаимодействия "городской" и "тундровой" культур, их ценностей и представлений.

К самому понятию "кочевая школа" Александра Терехина относится как к распиаренному "модному бренду", зачастую не имеющему ничего общего с тем, в каких условиях кочевники живут и воспитывают детей. Температура в чуме, например, может быть едва близкой к нулю, а когда стоит полярная ночь, не позанимаешься с детьми при свете керосинки. После долгого переезда рабочий день может начаться в три часа дня, а спать оленеводы могут лечь и под утро. Иными словами, сама тундра, природа диктуют им, что нужно делать в тот или иной момент, а не "федеральные образовательные стандарты". В иные дни, а то и целые недели об обучении говорить и вовсе не приходится.

Спросите у кочевников

В дебатах тех, кто "за" и "против" кочевых школ, заместитель президента Ассоциации коренных народов Югры Людмила Алферова не встает ни на чью сторону, - она предлагает спросить мнения самих аборигенов, какая форма ближе всего им самим.

- Я бы, например, предпочла, чтобы мой ребенок подольше оставался со мной, - говорит она. - Часто связь с родителями куда важнее, чем высококлассное образование в будущем. Понимаю, что невозможно, чтобы учителя пришли в каждую семью оленеводов. Но некоторые компромиссные формы обучения при сегодняшнем уровне технологий применять все-таки можно.

К слову, в Югре нынче 1 сентября откроется первая стойбищная школа в деревне Русскинская.

- Дети в нее будут зачисляться, как в обычную школу и детсад, - говорит глава Югры Наталья Комарова, - но могут выбрать на какое-то время и дистанционное обучение, чтобы побыть дома. Принять такое решение могут только родители. Это позволит сохранить традиционный уклад жизни кочевников. Дети не будут отрываться от семьи, при этом получат возможность качественного дистанционного образования.

Более того, в Югре перед началом этого учебного года утвердили целую концепцию этнокультурной системы образования в местах традиционного проживания аборигенов. Она предполагает внедрение цифровых технологий, разработку специальных программ и т. д, чтобы как можно больше детей коренных народов могли обучаться без отрыва от той среды, в которой живут. Программа расписана по этапам вплоть до 2030 года.

Жизнь в интернате

Сама жизнь детей в интернате - тяжелое психологическое испытание, особенно в первый год обучения. Представьте ребенка, который не знает русского, никогда не ходил в детский сад, которого только что оторвали от родителей и начинают усиленно учить разным наукам. Такой мощнейший стресс не каждому взрослому по силам. Чтобы хоть как-то приблизить условия для детей к тундровым, в каждом интернате на Ямале установили по чуму, оборудовали их имуществом, необходимым для кочевой жизни. Открыты этнопарки. Но все равно все это, конечно, не решает проблемы. Тем более не может заменить родителей. Года через два-три дети адаптируются к жизни в интернате. Что со временем рождает еще одну психологическую проблему: ребенок на гособеспечении и обслуживании постепенно привыкает к тому, что все готово, теряет навыки жизни в тундре.

Получается замкнутый круг. В интернате свои проблемы, а в тундре невозможно обеспечить высокий уровень образования. Как говорит Александра Терехина, тут как в известной сказке, где нужно было прийти не одетой, и не раздетой, и с подарком, и в то же время без.

В сказке, как известно, задача разрешается. В жизни большинство экспертов едины во мнении, что нужно все-таки пробовать, пытаться находить ту самую оптимальную формулу обучения детей кочевых народов. Которая бы позволяла и традиции сохранять, и образование получать. А уж как ее назвать "кочевая школа" или как-то еще, не так важно. Главное все-таки результат.

Из тундровых записей демографа Александры Терехиной:

- График работы кочевого детского сада был полностью обусловлен распорядком дня оленеводов. На стойбище я собирала детей всегда в разное время. После летнего ночного каслания, отбоя в 6.00 и подъема в 15.00 мы могли начать занятия и в 17.00, и в 22.00. Строгое городское расписание нам совсем не подходило: и я, и дети, и родители быстро к этому привыкли. Мы занимались в нашем чуме, поэтому часы работы кочевой группы зависели от обстановки в жилище. Чтобы не нарушать ритм жизни членов семьи, мне каждый раз приходилось выгадывать такой промежуток времени, когда в чуме было относительно спокойно: не дымил костер (летом ненцы готовят на открытом огне); не пришел со смены дежурный, которому нужно сразу варить чай и ставить стол; не приехали гости из другого стойбища.

Полноценную работу кочевой группы в период с октября по февраль осложняли темнота и холод. В этот период даже в дневное время внутри чума темно. Ненцы зажигают одну или две керосиновые лампы, которые горят целый день, но полностью осветить чум можно только включив электрические лампочки, для чего требуется заводить генератор. Бензин ямальские тундровики достают с трудом и, как правило, по завышенным ценам, поэтому стараются его экономить…