Чаша ярости и любви. Владимир Максимов

Текст: Павел Басинский

Пятнадцать лет назад «РГ» провела акцию, в которой я имел честь принимать участие. С Игорем Виноградовым, ведущим критиком легендарного «Нового мира» Александра Твардовского и другом Владимира Максимова, писателя и редактора не менее легендарного журнала эмиграции «третьей волны» «Континент», мы возложили венок на могилу Максимова на кладбище Сен-Женевьев де Буа близ Парижа. Репортаж об этом показал телеканал «Россия».

На кладбище было тихо, солнечно. Все было скромно. Возложили не один, а два венка – от «Российской газеты» и журнала «Континент», который в 90-е годы Максимов передал Виноградову. Сходили на могилу Александра Галича. Максимов с Галичем были друзьями. И кресты на их могилах одинаковые – черные, восьмиконечные.

Потом поехали к вдове Максимова Татьяне Викторовне. Помянули Владимира Емельяновича...

На кладбище Сент-Женевьев, где покоятся останки многих русских эмигрантов, начинаешь понимать, что такое «русская судьба». Вот на одном из крестов написано: «Так было угодно Господу Богу». Что угодно? Чтобы русский человек умирал на чужбине?

«Гении рождаются в провинции, а умирают в Париже». Владимир Максимов прошел этот путь с небольшой поправкой: родился он все-таки в Москве 27 ноября 1930 года (умер в Париже в 1995 году). Но вся его близкая родня – мать, отец, сестра отца – выходцы из Тульской губернии, из Узловского района.

Его настоящие имя, отчество, фамилия Лев Александрович Самсонов. Отец пропал без вести на фронте в 1941 году. Лев закончил только 4 класса московской школы, а потом сменил имя и ударился в бега. Вел бродячую жизнь, скитался по стране, по таежным уголкам. 16-летним мальчишкой был пойман и осужден на 7 лет лишения свободы. Весь срок не отсидел, был освобожден «по состоянию здоровья». Жил на Кубани, печатался в местных газетах, в Черкесске издал свою первую книгу стихов «Поколение на часах». Занимался переводом на русский язык поэтов Северного Кавказа.

Вернувшись в Москву, стал одним из ведущих сотрудников журнала «Октябрь», которым руководил Всеволод Кочетов, находившийся в оппозиции к «Новому миру». С этого времени начинается неизбывное противостояние Максимова и либеральной интеллигенции, которого он никогда не скрывал и даже излишне подчеркивал.

В стратегии поведения Максимова в среде столичной интеллигенции 60-70-х годов было много общего с поведением Василия Шукшина. Оба они отчасти играли в таких «изгоев» в кругу рафинированной, исповедовавшей западные ценности художественной интеллигенции. Мол, не интеллигенты они, а из «простых». С другой стороны, в судьбе Максимова было много от биографии Горького – такой же бродяга, бунтарь, самоучка...

И в прозе Максимова явно прослеживается горьковская традиция – автобиографизм, «ницшеанство», интерес к маргинальным людям, которые «выломились» из нормального общества и не находят себе места на земле.

В 1963 году стал членом СП СССР, первые его тексты (повести «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Баллада о Савве»), были вполне в духе «соцреализма». Но при этом он стал печататься в Самиздате и русских эмигрантских журналах, в издательстве «Посев» с его откровенной антикоммунистической направленностью. В 1973 году его исключили из Союза писателей «за политические взгляды и творчество, несовместимые со званием советского писателя». Отъезд с женой во Францию (формально на год, оказалось, что навсегда) был, безусловно, согласован с органами (он сам об этом откровенно пишет в автобиографической повести «Чаша ярости»). В 1975 году по личному указанию председателя КГБ Юрия Андропова был лишен советского гражданства.

К тому времени он возглавил главный журнал эмиграции «третьей волны» «Континент» (название придумал Александр Солженицын). Журнал оказался жесткого антикоммунистического направления, но широким по своим художественным и общественным предпочтениям. Здесь печатались Сахаров и Солженицын, Аксенов и Лимонов, Виктор Некрасов и Венедикт Ерофеев, Владимов и Войнович, Бродский и Чичибанин и многие другие, чьи тексты трудно представить рядом на страницах одного журнала.

В то же время Максимов с его внутренней оппозиционностью оказался в весьма сложном противостоянии одновременно с Солженицыным и Синявским, редактором-издателем другого важного эмигрантского журнала «Синтаксис».

А когда грянула перестройка, развалился СССР и случился расстрел Белого дома, Максимов снова оказался в оппозиции и печатался в коммунистической газете «Правда» с гневными «антиельцинскими» статьями. Его упрекали в беспринципности, «идейной капитуляции», но это была неправда. Причиной здесь был его патриотизм и боль за судьбу родины, от которой он не отлепился душой и в эмиграции. И еще – обостренная совесть и некоторое чувство вины, о котором так точно и емко выразился философ Александр Зиновьев: «Мы целили в коммунизм, а попали в Россию».

Судьба Максимова – это яркий пример большого писателя и просто крупного русского человека ХХ века, неспокойного, вечно мятущегося в поисках правды и самого себя. Такова и его лучшая проза – роман «Семь дней творения» и дилогия «Прощание из ниоткуда» и «Чаша ярости». Максимов навсегда останется в истории русской литературы, журналистики и общественной мысли.

Источник: rg.ru