Евгений Водолазкин: «В праздник самые странные вещи выглядят вполне естественно»

Текст: Елена Новоселова

В Великобритании бросили семь с половиной миллионов фунтов стерлингов на борьбу с одиночеством в праздники. Но есть категория людей, которые могли бы и сами приплачивать за возможность ощутить себя абсолютно оторванными от мира. О них наш разговор с писателем Евгением Водолазкиным.

Евгений Германович, есть у вас рецепт, как бороться с праздничной депрессией и одиночеством?

Евгений Водолазкин: Помните Галича: "В новогодний бедлам, как в обрыв на крутом вираже"? Праздник - это такой "вираж", когда странные вещи выглядят вполне естественно. Например, ты можешь обратиться к такому же одинокому человеку и предложить ему, например, отпраздновать вместе. И это будет нормально и никого не удивит. Онлайн-ужин одиноких сердец - это одна из сфер интернета, которая, может быть, его только и оправдывает.

Коль скоро мы пошли по поэтам, вспомним Окуджаву: "Умный в одиночестве гуляет кругами, он ценит одиночество превыше всего". Ну а дураки, как известно, "обожают собираться в стаи"…

Евгений Водолазкин: Одиночество, как всякое значительное для человека явление, может оборачиваться разными сторонами…

Писатели по определению одиночки?

Евгений Водолазкин: Принято считать, что писатели - существа одинокие. Правда, это не является правилом. В основе писательского труда лежит некоторое отделение себя от других, некоторая дистанция. Но вот что для меня лично важно: можно "отделиться" с кем-то. По-немецки одиночество - "Еinsamkeit". Однако появился интересный неологизм "Zweisamkeit". То есть "одиночество вдвоем", а я бы даже перевел "дводиночество". И это тоже очень неплохой способ работы. Могу подтвердить на собственном опыте: в этом году во время пандемии я впервые работал вместе с женой. Продиктовал ей вторую часть романа, за которой меня застал приход коронавируса. И оказалось, что так гораздо сподручнее: можно сразу же обсуждать текст, что позволяет лучше сосредоточиться.

Впрочем, одиночество благотворно только в том случае, если оно не вызвано грустными обстоятельствами, невозможностью найти своего человека. Речь может идти только о добровольном состоянии, в которое ты сам себя погружаешь.

Вы могли бы вспомнить свое самое упоительное одиночество и его антураж?

Евгений Водолазкин: Ночной парк в центре Мюнхена. Мне вдруг захотелось ощутить какую-то оторванность от мира, и я кружил по темным аллеям на велосипеде. Это было, пожалуй, самое пронзительное чувство уединенности.

Писатели, видимо, передают своим героям умение психологически сохранять себя в вынужденном изгнанничестве?

Евгений Водолазкин: Наверное, вы правы, подчеркнув, что никто из моих героев к нему не стремился. Самый известный - Лавр - пережил страшную потерю и не смог найти замену. Генерал в "Соловьеве и Ларионове" - трагическая фигура со страшной историей. Он потерял всех людей, которые сопровождали его по жизни. Помните, у него было две папки с бумагами: "Живые" и "Мертвые". И когда все из его близких и знакомых перешли во вторую папку, он не понимал, кто же жив, он или они, находясь в абсолютной покинутости.

В интервью "РГ" глава Центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, ныне покойная Татьяна Дмитриева сказала парадоксальную вещь: свобода и одиночество ходят парой, обрываешь все человеческие связи и зависимости и становишься неуязвим для жизни. В какую сторону вы бы сдвинули стрелку на этой шкале ценностей?

Евгений Водолазкин: Свобода - это не самоцель. На мой взгляд, большее благо - это соединение, а свобода часто предполагает отделение. Первое всегда выше второго. Такое романтическое отношение к миру, байроническое: я стою на скале, завернувшись в плащ, и наблюдаю за тем, что делается под ногами, - это не мое. Оно, в конечном счете, неблаготворно, оно может быть лишь этапом, ступенью и средством для человека. Святые стремились к одиночеству. Уходили от мира, ни с кем не общались… Но это был особый уход. Уход, когда человек одновременно соединяется со всем миром. Это, парадоксальным образом, очень высокая степень объединенности, но она уже не персональная.

В нашей же повседневной жизни - это всегда драма.

Например, изоляция, в которую мир загнал ковид... Для многих она оказалась настоящим испытанием.

Евгений Водолазкин: Конечно, есть откровенные экстраверты, которые и получаса не могут наедине с собой находиться. Для них удаленка и самоизоляция были бедствием. Но для людей творческих, мне кажется, возможность ограниченных контактов стала неожиданным благом (если, конечно, вся эта история не навсегда). За это время мои коллеги-писатели успели много чего создать - новый год обещает быть очень интересным в литературном отношении. Это будут результаты года одиночества. Знаете, после холодной и снежной зимы рождается много детей.

Источник: rg.ru