Текст: Елена Яковлева/РГ
Twitter запретил использовать хештег #1984. Чтобы происходящее сегодня в мире ни у кого не вызвало ассоциаций с одноименным романом Джорджа Оруэлла. Как этот человек стал зеркалом происходящего сейчас? Как он увидел из своего времени наше "сегодня" - цифровую блокаду Трампа, вездесущие беспилотники, стокгольмский синдром? Об этом нам рассказывает автор новой биографии Оруэлла, писатель и критик Вячеслав Недошивин.
Оруэлл не из МИ-5
Имя Джорджа Оруэлла, наверное, чаще всего всплывает в самых злободневных комментариях мировых политических сюжетов. "Все идет по Оруэллу", - многозначительно улыбаются эксперты, обсуждая цифровую блокаду Трампа или запрет Твиттера использовать хештег #1984.
Вячеслав Недошивин: Да, его предсказания до сих пор электризуют воздух. Этот беспокойный, долговязый, прямолинейный человек, с вечно пустым банковским счетом и подорванным здоровьем, проживший короткий век, сумел стать величайшим провидцем мировой литературы.
Пророки в литературе всегда были.
Вячеслав Недошивин: Но Оруэлл не вмещается ни в одну из одежд признанных пророков XX века - ни в белую хламиду Махатмы Ганди, ни в цивильный костюм Жан-Поля Сартра, ни в цветастые жилетки Герберта Уэллса, ни в полувоенный френч Солженицына.
Он не был особенно знаменит при жизни. Джозеф Конрад, Ивлин Во, Сомерсет Моэм были куда более известными. Зато сейчас его все пытаются перетянуть на свою сторону. И консерваторы, и либералы, и традиционалисты, и анархисты, и олигархи, и святые отцы-католики, и демосоциалисты, и коммунисты. И наши политологи. Мы только сейчас "догоняем" этого человека. Да и то непонятно, догоняем ли. А поскольку тенденции, подмеченные Оруэллом, становятся пугающей реальностью, его значительность и известность будут только расти.
Но у нас в широком общественном мнении к Оруэллу крепко-накрепко прибили идеологическую табличку антисоветчика и русофоба, сотрудника МИ-5.
Вячеслав Недошивин: Ну до сих пор, наверное, можно найти упорствующих в мнении, что он русофоб, разрушитель СССР и книги его вредны. Но время идет, мир меняется, и выясняются новые подробности жизни Оруэлла, которых раньше никто не знал.
Что за ним, например, следили - свои, англичане - буквально с молодости, с Индии. Потому что он выражал "не те" мысли уже в 24 года. Это был очень неудобный человек. На него заводили дело, обыски проводили в доме. Он числился в Англии коммунякой.
А в Испании - парадокс, но отражающий его характер - за ним следили и британцы, и испанцы, и наш родной НКВД. Он был невыгоден всем, потому что говорил правду.
Ну а русофобом он точно не был. Интересовался Россией невероятно, кричал, споря, что никаких "советикус" в России нет, дружил с русскими до готовности рисковать жизнью ради помощи им. В нем скорее находили русские идеалы "жить по совести".
Но "Скотный двор", конечно, был жесточайшим ударом по советской модели. Хотя теперь, правда, все чаще говорят, что он не про нас, а про них.
Вячеслав Недошивин: Именно с этой книги началась беспрецедентная ненависть наших тогдашних политиков к Оруэллу. "Скотный двор" - да, верно! - был про нас до последней буквы. Но книга воевала не с социализмом, а с построенным вместо него "сталинизмом", то есть с извращениями самой идеи социализма как общества справедливости и честности. Это ведь видели многие и у нас в стране, и платили за это жизнью и тюрьмами. А Оруэлл был закаленным сторонником социализма, он ведь и в Англии, вообразите, прямо звал в статьях к революции, с баррикадами рабочих и даже, представьте, реальной кровью. Это примерно 1943 год, когда он как раз и задумал "Скотный двор". Другими словами, он и в этой сказке про животных был в душе соратником мирового социалистического движения, не мистером и сэром - "товарищем Оруэллом". Товарищем всех униженных и оскорбленных в мире: от индийских кули, до горняков Ланкашира или городских нищих, ночевавших под мостами. Цельная натура, что тут скажешь!
Когда "Скотный двор" был напечатан, его называли баллистической ракетой. Настолько это было выгодно буржуазным идеологам. Но потом со "Скотным двором" произошли удивительные метаморфозы. Сегодня его, например, хотят убрать из школьных программ. И не только потому что социалистическая реальность исчезла. Но и потому что люди все больше начинают видеть вокруг себя, в британской действительности, реалии "Скотного двора". Вроде "все животные равны, но некоторые равнее". Происходящее в сказке Оруэлла становится все более похожим на современный капиталистический мир. Британская The Guardian к 110-летию писателя задала вопрос, сбылись ли его пророчества и где? 82 процента опрошенных сказали, что сбылись. В Британии.
Ну а что касается чьих-то старых обид на Оруэлла как антисоветчика, то мы сами в перестройку и 90-е наговорили об СССР столько негативного, что Оруэллу и не снилось.
Увидеть будущее могут честные и проницательные
В чем же секрет его успеха и знаменитости? Почему он обогнал и Во, и Моэма, и, может быть, даже Хемингуэя?
Вячеслав Недошивин: Во-первых, в предугаданности грядущего. Он даже стокгольмский синдром предсказал: роман "1984" заканчивается тем, что жертва начинает любить своего палача. А вообще я насчитал 15 тенденций, выявленных Оруэллом и сбывшихся - начиная от свертывания демократии и кончая генной инженерией. Тут и власть могущественных международных корпораций (кто сегодня не говорит про ТНК?), и цензура слова, изображения и звука (вспомним отключение предыдущего президента США Дональда Трампа от соцсетей), и переписывание истории в угоду идеологии, и притеснение настоящей культуры, и сужение образования, и вытеснение гуманитарности. Он даже беспилотники предугадал - в романе "1984". Помните, за жильцами квартир следили "бесшумные" вертолеты. А предложение оруэлловских героев исключить из учебников слова "Бог", "папа" и "мама" разве не напоминает недавнее предложение спикера Палаты представителей США Нэнси Пелоси запретить "родственные" термины - отец, сын, мать, дочь?
Как ему это удалось?
Вячеслав Недошивин: Действительно, как? Оруэлл для меня человек-загадка. Он был белой вороной среди интеллектуалов, беглецом из лагерей любых победителей, как назвал его друг Ричард Рис.
Он всегда, как сам признавался, жил наперекор порядку вещей. Это сейчас все хотят его перетянуть на свою сторону, а раньше официальная власть, правые и левые в Англии охотно считали его врагом. Он говорил про себя: я всегда был третьим в споре двух.
И при этом самым главным словом в его писательском словаре - это высчитано - было простое слово "порядочность". "Быть честным и остаться в живых, это почти невозможно" - его слова, с которых я начинаю книгу. И мне кажется, что это правда. Мы все сотканы из половинчатости, умолчаний, недоговоренностей, боязни признаться в чем-то даже самому себе. Так что если человек и хочет быть по-настоящему честным, это почти невозможно. А Оруэллу удалось.
Но главное, по-моему, в Оруэлле вот что: ни один из его знаменитых современников не был сначала бойцом, а потом писателем. А Оруэлл был. Всегда рвался в драку - будь то гражданская война в Испании, где он получил пулю в шею, или бедная жизнь низов человеческих - и всегда оказывался в первых рядах. А потом это становилось фактом его литературного творчества.
Что вызывает к жизни таких людей?
Вячеслав Недошивин: Мне кажется, что их воспитывает среда и заложенная в человеке способность мыслить, видеть, сравнивать. И не оставаться равнодушным к бедам других людей. Оруэлл этим отличался еще в Индии. Чувство сопереживания людям - особенно униженным - это тоже причина.
Писатели часто зациклены на своей писательской роли, на честолюбии. У Оруэлла этот мотив был слабее, чем у других. Иначе бы 12 томов его публицистики не превысили 8 томов художественных произведений. Умение писать было для него вторым оружием.
И поэтому у Оруэлла в конечном итоге главное не композиция, не работа со словом, не сюжетность, а любовь к людям. Именно ее наличие оставляет писателя в истории. Всепобеждающая любовь писателя к людям чрезвычайно важный критерий. И именно по нему Оруэлл в ряду великих.
Люди со столь активной жизненной позицией по отношению к происходящему в мире остались где-то в середине XX века - времени Оруэлла и Хемингуэя?
Вячеслав Недошивин: Да почему же? Валентин Распутин в последние годы жизни, забросив творчество, занимался общественными делами. А когда знакомый журналист спросил у него: "Что же вы, мать честная, не пишете?", сказал: "Как я могу писать, если вижу вокруг себя столько несправедливости?". Эдуард Лимонов создавал партию, сидел в тюрьме. Захар Прилепин поехал на войну.
Но мы же знаем, что еще по поводу графа Толстого на Крымской войне было распоряжение государя беречь талантливого писателя. А в партиях так много карнавала…
Вячеслав Недошивин: Мне лично так не кажется. Карнавал карнавалом, а пули на войне летают. Только со стороны может казаться, что это все им нужно для галочки или для славы. Как Оруэлл лез в первую шеренгу, чего бы это ни касалось, так и эти тоже лезут. И перед ними, как и перед Оруэллом, надо снять шляпу.
А еще Оруэлл никогда не становился под какие-то политические и идеологические знамена. Вы помните пьесу Хемингуэя "Пятая колонна"?
Нет.
Вячеслав Недошивин: И никто не помнит. Потому что автор стал под знамена испанских коммунистов, бывших противниками анархистов. А Оруэлл считал, что если ты становишься под чьи-то знамена - ты исчезаешь как писатель. Поэтому "Пятой колонны", написанной в духе времени, с нами нет, а по "Памяти Каталонии" Оруэлла ставят спектакли и снимают фильмы. История все расставляет по своим местам.
Почему в Испании остановилась история
Оруэлл оставил нам что-то, кроме симптоматики бед? Какие-то подсказки, рецепты?
Вячеслав Недошивин: Рецептов у него нет. Кроме, пожалуй, одного: простые люди. Широкозадая баба из романа "1984", развешивающая во дворе белье и при этом еще и поющая - вот на кого он надеялся.
Наверное, потому что был социалистом…
Недошивин: Да, но я называю его социализм утробным. На первом месте для него понятия справедливости, равенства и обычного, будничного, человеческого, простецкого отношения: "это должно быть так".
Потом он стал сторонником "третьего пути"?
Вячеслав Недошивин: Побывав в Испании, Оруэлл сказал Кестлеру: "В Испании остановилась сама история". Потому что там предан коммунизм как идеология революции. Причем самими коммунистами. А стало быть - исчезла возможность дальнейшего поступательного развития, и история остановилась. Оруэлл недаром называл опыт Испании вторым своим рождением. Он там все понял про политику. И про нежелание слышать правду. Но он все-таки ее сказал. Про капитализм, заинтересованный в послушных и манипулируемых людях, не видящих дальше своего носа. Про социализм, где всегда начинается закабаление человека системой.
Я пессимист во взглядах на человеческую историю. Может быть, и потому, что слишком много занимался антиутопистами с их мрачноватым взглядом на мир. Хотя мой оппонент на диссертации по антиутопиям, философ Эдвард Араб-Оглы говорил нам на лекциях, что человечество, сталкиваясь с серьезной проблемой, заходит в тупик, но потом, непонятно как, находит выход. Чудеса возможны, как говорил Александр Грин.
Мы живем во время куда менее влиятельного слова, чем при Оруэлле.
Вячеслав Недошивин: Решающее влияние слова зависит от времени. Литературные всплески - мы знаем это по истории своего Серебряного века - случаются в сложные, кризисные времена. В спокойные же обычно не рождаются великие произведения. Мне кажется нормальным, что у нас сегодня слово не собирает стадионы, не имеет решающего значения, а в газетах исчезла рубрика "По следам наших выступлений". На литературу, да, никто особо внимания не обращает. Но бульон булькает, что-то варится, и однажды из этого неожиданно появится нечто поражающее. Возникнут протуберанцы мирового значения. А литературные дачи, сумасшедшие тиражи - так западная литература всегда жила без этого.
Да, но Черчилль писал тексты и получил за них Нобелевскую премию по литературе. С дачами у него явно все было хорошо, но ему хотелось влиять словом на мир.
Вячеслав Недошивин: Его премия - дань уважения к его политической фигуре. И ее ему, как Алексиевич, дали за публицистику.
Не мармеладный Джордж
Ваш герой не милый, сладкий, мармеладный. Запомнила фразу "Он был недобр к друзьям". Но при этом многие говорили о его святости. Какая святость у атеиста?
Вячеслав Недошивин: Не знаю, почему вы прицепись к фразе "Он был недобр друзьям". Он был интроверт, закрытый человек, и близких людей у него особенно не было. Но в Испании, я уже говорил, он бросился спасать арестованного Коппа. Он рисковал жизнью ради друзей.
Святым его назвал начальник в Би-би-си, сказав, что как правдолюб и боец за истину он святой нашего времени и среди нас ему равных нет. Под святостью имелось в виду его бескорыстие, готовность помочь деньгами. Скромность. Работая посудомоем, он делал все, чтобы в нем не узнали человека из более высокого класса. А на могильном камне велел написать свое имя от рождения "Эрик Блэр", а не сверхизвестное "Джордж Оруэлл". Несмотря на то, что его называли святым, он не был связан с религией. Но в последние дни перед смертью почему-то говорил, чтобы его похоронили по христианскому обычаю.
Жанр биографии - несмотря на его популярность - очень непрост. Писатель не может знать о человеке все, а заполнять лакуны литературным вымыслом дурной тон.
Вячеслав Недошивин: Биография - ужасно трудный жанр. Я бы даже вслед за Леви-Строссом сказал, что невозможный. В черепную коробку своего героя тебе не проникнуть.
Лев Толстой говорил, что история одного дня человека - со всеми необходимыми отступлениями и воспоминаниями - будет потолще "Войны и мира". А как тогда описать целую жизнь? Да еще человека незаурядного. Я потратил на этот роман пять лет, и у меня нет ощущения, что все на 100 процентов удалось.
Что точно не было моим образцом, так это "Википедия". Меня интересовало не "родился, учился, женился", а страсти человеческие. И еще я все время искал детали. Они создают такую жизненную ткань, в которую ты сам - прежде других - начинаешь верить. И поэтому читатель, может быть, поверит тоже.
Но опуститься в эту бездну - пять лет прожить с человеком, далеким, давно умершим, и не чета тебе - еще раз я бы не рискнул. Это скорее мучение, чем радость.
На первых страницах вашей книги есть изумительное описание Готического квартала Барселоны, где Оруэлл жил во время Испанской войны. Солнце, выбелившее камни, ароматы кофе, алкоголя, пота, амбиций, безучастности…
Вячеслав Недошивин: Редактор "Молодой гвардии" Петров сказал мне: "Сократите это. Ну и что, что вы съездили в Барселону и прошлись по местам Оруэлла". Но дело в том, что я никогда не был в Испании.
Вы шутите?
Вячеслав Недошивин: Я и в Англии не был. Я писал это все по начитанным мною книгам. Увиденным фильмам. Это мой образ Барселоны. И образ мира. И образ Оруэлла.
Я прочитал Оруэлла, когда за это могли посадить
Как Оруэлл уловил вас?
Вячеслав Недошивин: Не Оруэлл уловил меня, а я его, выхватив из самой невыгодной и запрещенной литературы. Первый раз я прочитал роман "1984" в 70-х годах, получив его от своих прогрессивных коллег в ленинградской газете "Смена" буквально на одну ночь.
Он был запрещен.
Вячеслав Недошивин: Да, и за него давали реальные сроки. Ленинградский социолог Андрей Алексеев привлекался к уголовной ответственности в том числе и за хранение книг Оруэлла. Но мы тогда, запираясь, все равно говорили о вещах по тем временам опасных.
Что вы думали наутро?
Вячеслав Недошивин: Я был потрясен. Не приезжая к нам, не зная русского языка, откуда он знал многое из того, что было у нас? А эти его сумасшедшие лозунги: "война - это мир", "свобода - это рабство", как заколдованные круги… Я долго ходил под впечатлением от романа, все больше и больше находя подтверждения собственным мыслям.
А в аспирантуре Академии общественных наук решил писать диссертацию об антиутопиях. Потом перевел и издал роман "1984" и "Скотный двор".
"Все животные равны, но некоторые из них равнее"
"Свобода - это возможность сказать, что дважды два - четыре. Если дозволено это, все остальное отсюда следует…"
"Если ты в меньшинстве - и даже в единственном числе - это не значит, что ты безумен. Есть правда и есть неправда, и если ты держишься правды, пусть наперекор всему свету, ты не безумен…"
"Патриотизм по природе своей не агрессивен ни в военном, ни в культурном отношении. Национализм же неотделим от стремления к власти…"
"Бывают ситуации, когда неверные утверждения более искренни, чем "верные".
"В нашем обществе те, кто лучше всех осведомлен о происходящем, меньше всех способен увидеть мир таким, какой он есть. Короче, чем больше понимания, тем сильнее иллюзии: чем умнее, тем безумнее…"
"Иерархическое общество возможно только на основе бедности и невежества"
"Всякий писатель, который становится под партийные знамена, рано или поздно оказывается перед выбором - либо подчиниться, либо заткнуться"
"Нет ничего твоего, кроме нескольких кубических сантиметров в черепе"
