Текст: Фёдор Косичкин
1. Николай Гоголь. «Вий» (1835)
Ужасаясь злоключениям «философа» Хомы Брута, вынужденного вступить в схватку с потусторонней нечистью над гробом панночки-ведьмы, мы порою забываем, что Хома – бурсак, то есть насельник бурсы при Киевской духовной академии. Иными словами – студент, живущий в общежитии. И с панночкой в образе ведьмы он познакомился на каникулах, когда со своими товарищами-однокашниками шел из Киева в поисках места репетитора на лето у детей какого-нибудь помещика.
Странное имя «Хома» – очевидно, местный вариант имени «Фома» или Thomas. А если составить с эпитетом «философ», то есть ученик третьей ступени, – то мы приходим к Фоме Аквинскому, знаменитому средневековому схоласту, отстаивавшему понятие Бога как первичной реальности и разбивавшему построения своих врагов несокрушимыми силлогизмами. Но эти рассуждения могут нас далеко увести, особенно в сопоставлении с не менее знаковым латинским именем «Брут».
2. Антон Чехов, «Человек в футляре» (1898); Федор Сологуб, «Мелкий бес» (1905)
Два хрестоматийных произведения рубежа веков, герои которых – провинциальные гимназические учителя. Причем оба – словесники: Беликов – античник, Передонов – русист. И оба представлены далеко не в лучшем свете. Если в Беликове еще есть что-то привлекательное – искренняя любовь к древнегреческому языку, то душа Передонова – темное царство без единого луча. Ностальгирующим о прекрасном дореволюционном гимназическом образовании полезно время от времени перечитывать.
3. Иван Бунин. «Митина любовь» (1924)
Любовные страдания главного героя заслоняют от читателя тот факт, что и сам Митя, и его возлюбленная Катя – студенты. Он – московского университета, она – частной театральной школы. И описанная в повести коллизия (полюбила сверстника-студента, но выбрала влиятельного мэтра) – довольно типична именно для студенческого периода жизни. К счастью, так трагически, как у Мити, она заканчивается крайне редко.
4. Михаил Булгаков. «Белая гвардия» (1925)
Казалось бы, все герои знаменитого романа давно вышли и из гимназического, и из студенческого возраста. Но при ближайшем рассмотрении это оказывается не совсем так: «Сотни прапорщиков и подпоручиков, бывших студентов, как Степанов, – Карась, сбитых с винтов жизни войной и революцией, и поручики, тоже бывшие студенты, но конченные для университета навсегда, как Виктор Викторович Мышлаевский. <…> В Городе к началу революции оставалось четыре юнкерских училища – инженерное, артиллерийское и два пехотных. Они кончились и развалились в грохоте солдатской стрельбы и выбросили на улицы искалеченных, только что кончивших гимназистов, только что начавших студентов, не детей и не взрослых, не военных и не штатских, а таких, как семнадцатилетний Николка Турбин...»
И вообще гимназия – знаковое, почти священное для Булгакова место – не хуже пушкинского Лицея. «Всей Александровской императорской гимназией» собирается записываться в полк Най-Турса Мышлаевский. И там же, в этой родной для героев гимназии, разворачивается драматическая сцена, когда Най-Турс объявляет юнкерам о бегстве гетмана и этот полк распускает.
5. Лев Гинзбург. «Из вагантов» («Во французской стороне»…) (1970)
И напоследок – самое новое и самое древнее произведение русского канона 1 сентября: задорная песенка с многосложной историей. Формально она является переводом анонимного стихотворения «Hospita in Gallia» из манускрипта XIII века, известного как «Carmina Burana». Но русский переводчик сумел, не особо следуя букве оригинала, наполнить ничуть не шутливые жалобы неизвестного средневекового паренька, который действительно страшился отправляться из родной Швабии аж в самый Париж, романтической шестидесятнической бесшабашностью. И бодрая продвинутая музыка Давида Тухманова со звонким голосом Игоря Иванова в 1974 году окончательно закрепили за переводом с ученой средневековой латыни статус гимна всех иногородних студентов, смело берущих весло, чтобы поскорее отчалить в новую жизнь.
С первым сентября!
