Текст: Андрей Цунский
Журналисты очень охотно пишут о Сергее Довлатове, но частенько не помнят, насколько это опасно. Хотя… Читатель простит. Это сам Довлатов не простил бы, например, такой изысканной фразы: «Дочь Довлатова Маша увидела отца впервые в буквальном смысле слова в гробу».
Все талантливые люди пишут разно, все бездарные люди пишут одинаково и даже одним почерком.
Тут я еще не стал бы ругаться, как дедушка Довлатова. Разве что приведу цитату подлиннее:
«В нашей конторе из тридцати двух сотрудников по штату двадцать восемь называли себя: «Золотое перо республики». Мы трое в порядке оригинальности назывались — серебряными. Дима Шер, написавший в одной корреспонденции: «Искусственная почка — будничное явление наших будней», слыл дубовым пером». (С. Довлатов, «Компромисс».)
Впрочем, будь Довлатов жив, автор этого пассажа рисковал бы не только двойкой по стилистике. Далее следует вот что: «*** в своих воспоминаниях многозначительно намекает на имевшие место романтические отношения между ними. Однако внешность ее, надо думать, мало располагала к тому, даже при большом подпитии. Чего не скажешь об интеллектуальных достоинствах этой дамы и ее родословной».
Кормящийся сплетнями шакал-борзописец – явление везде нередкое. Но у нас оно какое-то особенно гадкое. Вытащили неизвестно откуда какую-то фотографию некоего мужчины, и понеслось: «Довлатов умер от потрясения после того, как нашел фотографию человека, который был его настоящим отцом!»
Те, кто опубликовал эту сентенцию, будут прикрываться отсылкой к свободе слова, называть себя «исследователями», уверять, что распространяют правду из любви к Сергею Донатовичу, которого называют попросту «Сергеем» (еще не Серегой, но это пока). То, что это «открытие» оскорбительно и для памяти писателя, и для памяти Норы Сергеевны, его мамы, – очевидно каждому нормальному человеку.
«…мы говорили с одним известным медиком, описали ему обстоятельства смерти Сергея — и врач очень удивился! Он назвал смерть Довлатова ничем не оправданной, родившейся без симптомов! Так происходит, когда причиной смерти становится психологическое потрясение».
«Сергей Довлатов всю жизнь догадывался, что Донат Мечик не его настоящий отец. Своему другу Ефимову он писал, что ненавидит отца, Доната. О том же он рассказывал своей любимой женщине Асе Пекуровской».
Это что за доктор ставит диагнозы со слов «исследователей»?
Письма вам Ефимов дал? Пекуровская под этим подписалась?
Если дать творческую свободу петуху, он все равно будет кукарекать.
Абанамат, господа «исследователи»! Как же весело резвятся люди, зная, что тот, о ком они распускают сплетни, уже не сможет наведаться к ним лично. В данном случае эти лица могли бы очень пострадать, будь Довлатов жив. И все отнеслись бы к этому, как минимум, с пониманием.
Я привел здесь всю эту гадость в виде цитат только для того, чтобы случайно наткнувшийся на нее в другом месте читатель имел возможность сразу, с полуслова понять, что именно перед ним оказалось. И пусть не притворяются эти люди поклонниками и не клянутся в любви к Довлатову.
Антоним любви — это даже не равнодушие и не отвращение, а банальная Ложь.
А вот еще автор.
«Знал ли Довлатов, пафосно вопрошающий: «Кто же написал четыре миллиона доносов?» — что сей вопрос стоило сначала задать собственному отцу, с коим, по воспоминаниям современников, его связывали «теплые доверительные отношения»?
«Выступление *** сорвало бурные аплодисменты, но Донат затаил обиду, да и студенты предупреждали ***, что ее выступление было не самым умным шагом.
«***, что ты делаешь, — говорил мне влюбленный в меня ***, — ведь у Мечика такие связи», — цитировал бабушку мой собеседник.
*** некоторое время помурыжили и отпустили. «Слава богу, следователь был русский, да и на дворе был лишь 30-й год, еще так не сажали», — говорила бабушка».
Теперь почтенное некогда издание кормит читателя сказками чьей-то бабушки.
Такое все равно куда писать – в общественную приемную, в местком или в литературный журнал. И я не про Доната Мечика. Все это изложено автором как бы в тоне предположения, без прямых утверждений. Ну так и подписывайтесь скромно – «Доброжелатель». Из той же грязной чернильницы досталось и Татьяне Толстой, и Михаилу Светлову, и, полагаю, многим другим. Автор этой пачкотни – черт с ним. Но журнал-то? Там ведь, кроме репутации издания, и главный редактор какой-то имеется… И что бы сказали о таком рассмотрении литературных вопросов М.М. Бахтин, В.Б. Шкловский, Д.С. Лихачев, Л.Е. Пинский, неоднократно там публиковавшиеся…
Впрочем, я лучше просто извинюсь перед автором. Как в повести Довлатова «Филиал», по словам Владимира Войновича, извинялся Наум Коржавин.
Нахальство — это та же наглость плюс отсутствие стыда.
С чего вдруг это все появилось? Откуда берется? Кто производит это столь щедро?
И за это его не любят.
Не любят те, кто чувствовал себя в том времени комфортно, а теперь тоскует по нему.
Не любят те, кто ненавидел это время, а теперь ненавидеть стало нечего.
Не любят и те, кто в любом времени останется подловатым сплетником. Меня спросят, почему ты не называл тут их фамилий, имен? Потому что человеку нормальному не нужны эти фамилии. И рекламы эти люди не дождутся. А кто хочет покопаться в помойке – найдет ее сам. И вот этому последнему, охотнику до гадостей я адресую еще один, заключительный абанамат.
Ой… а я, кажется, догадался… Хотя нет. Ну что вы! Да не может быть!
;0)
