Текст: Дмитрий Сосновский
Глеб Панфилов не впервые обращается к текстам Александра Солженицына – в середине нулевых выходил его сериал «В круге первом». Правда, тогда сценаристом был сам писатель. Экранизацию рассказа «Один день Ивана Денисовича» Панфилов начал уже после смерти Солженицына, сценарий написав лично. И создав в результате абсолютно самостоятельное произведение по мотивам. На это указывает и слегка изменённый заголовок – картина называется просто «Иван Денисович».
Панфилов довольно точно перенёс на экран созданные Солженицыным зарисовки лагерного быта, при этом в корне поменяв и содержание, и, что более важно, дух рассказываемой истории. Если у писателя подробное описание суровых зековских будней складывалось в образ концентрированной и безысходной экзистенциальной муки, режиссёр вводит в повествование понятие надежды, которое становится для фильма ключевым. Собственно, это подчёркивается сразу тем фактом, что герою ленты остаётся до освобождения всего несколько дней, в то время как книжному Ивану Денисовичу Шухову сидеть ещё около двух лет – и это если не «накинут» ещё, что более чем вероятно.
У Панфилова Шухов, окрылённый скорым выходом на свободу и вместе с тем обеспокоенный угрозой проштрафиться и схлопотать дополнительный срок (да хоть бы даже сутки!), проживает один из самых счастливых дней в заключении. У солженицынского Шухова день тоже складывается «удачно»: в карцер не угодил (в фильме как раз угодил, но этот кошмар как будто только оттеняет грядущее счастье), работы не самые тяжёлые, удалось заполучить лишнюю миску баланды, да ещё печеньем с колбасой угостили. Таков предел мечтаний человека, осознающего, что в течение ближайших месяцев (а оставшиеся Ивану Денисовичу два года считаются по местным меркам фактически истекающим сроком) лучше попросту быть не может.
А ещё у киношного Ивана Денисовича умерла жена. Зато ждут дома две дочери, одна из которых беременна, и это ожидание новой жизни вперемешку со страхом за своих детей даёт ему дополнительную причину перетерпеть, выжить.
Вместе с книжной перепиской с женой Панфилов исключает и негромкий, но ощутимый в рассказе Солженицына мотив, важный для всего его творчества, - боль за разорённую русскую деревню. Зато, меньше отвлекаясь на бытовуху, уделяет больше внимания не только происходящему в сознании центрального персонажа (Филипп Янковский, что не раз отмечалось, сыграл одну из лучших своих ролей), но и злой иронии в адрес советской власти.
В этом отношении важен додуманный сценаристом-режиссёром бэкграунд Шухова, по книге – без каких-либо подвигов угодившего в немецкое окружение и кое-как сбежавшего. В фильме он оказывается настоящим героем, уничтожившим несколько нацистских танков и лишь после этого угодившим в лапы к врагу. Откуда бежит по минному полю, ведомый явившейся ему маленькой дочерью. Помимо зрелищности, которой этот развёрнутый флэшбэк добавляет скупой на эффектные эпизоды истории Солженицына, он даёт возможность подольше задержаться на живописании механизмов репрессивной системы, когда Шухов с товарищем по побегу оказывается на допросе у советского следователя.
Измотанный, выхолощенный тяжёлой рутиной Шухов из рассказа не находит ни времени, ни духовных сил для религиозных переживаний, остался только горький скепсис. Панфилов же помещает внутреннюю жизнь протагониста в контекст веры – как в широком смысле, так и в узком. Апогеем становится мистическое явление матери с чертами Богородицы (Инна Чурикова), но к этому моменту зритель уже побывает свидетелем другого чуда, позволившего герою не только уцелеть в немецком плену, но и добраться к своим.
(Летов, конечно, тем более пел совсем о другом, но речь-то не об этом). Чем парадоксально оптимистичная и очень личная картина Панфилова многих, разумеется, вывела из себя. Но тут уж ничего не поделаешь – сколько павший давным-давно режим ни ругай, кому-то всё мало будет.
