САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Доктор У

Почему лауреату Патриаршей премии Андрею Убогому не хватает одиночества и читателей?

Фото: gazeta-kozelsk.ru
Фото: gazeta-kozelsk.ru

Текст: Газета «Козельск»

Текст предоставлен в рамках информационного партнерства «Российской газеты» с газетой «Козельск» (Козельск).

По профессии хирург-уролог, по призванию писатель; работает в больнице, которая в размерах повторяет Ноев ковчег, живет на территории больницы психиатрической – часто гуляя вместе с безумными. В свободное время путешествует пешком по непроходимым лесам России и пустыням Индии. Женат… Это похоже на характеристику героя постмодернистского романа, но это история реального человека – писателя и врача Андрея Убогого.

У калужского «гнезда кукушки» Андрей Убогий живет с детства – родители психотерапевты, и совершенно искренне считает территорию психбольницы лучшим местом на земле. Потому что здесь есть то, что нужно русскому писателю – покой. А шутки знакомых на тему – писательство тоже диагноз, здесь, мол, тебе и место, – Убогого никогда не задевали. «Писать и рассказывать для человека – все равно что для птицы петь, – говорит он и как врач, и как прозаик. – Патология – когда птица не поет, а человек не пишет».

Сам Убогий без патологии живет уже более тридцати лет – со студенчества. Сначала своей нормы стеснялся и прятал рукописи за анатомическим атласом. Но чем больше понимал, что без литературы не может дышать, тем становился смелее и даже однажды отправил свои тетрадки в московские издательства. И вдруг ему ответили – не абы кто, а «Молодая гвардия» и «Современник» – ваши рассказы, дорогой наш новый Чехов, одобрены к изданию!

«На этом этапе в советское время уже можно было праздновать, – вспоминает Андрей, – но однажды в один и тот же день от обоих издательств я получил бандероль. Они вернули мои рукописи с извинениями».

Калужскому доктору объяснили – на дворе разгар Перестройки, в стране заканчивается даже бумага, печатать молодых талантов просто не на чем. «И тогда я решил, что отныне писать буду только для себя». Но у хороших хирургов всегда есть связи! Пусть в типографии РОВД по соседству с объявлениями «Розыск», а все же Убогому удалось увидеть свою книгу (о калужских банях!) на верстальном столе. «Я был сражен: лежит металл теплый, светло-серебристого цвета, над ним еще марево брезжит, и в этом металле отлиты слова книги!». Андрей рассказывает с такой эмоцией, будто ему только что сообщили о присуждении Нобелевки.

Ему и правда во время нашего с ним разговора позвонили, но не из Швеции, а из родной больницы Скорой помощи – вызвали на срочную операцию.

Кстати, о работе Убогий долго не писал, но однажды случилось нечто мистическое. Родился образ – больница как Ноев ковчег. Метафорично! Пошел мерить здание своей работы, и – о, чудо, оно оказалось точь-в-точь как библейское судно – 300 локтей в длину и 50 в ширину. Сам Бог велел сесть за роман.

Фото: gazeta-kozelsk.ru

Помимо крупных форм, есть в библиографии Андрея и повести, и очерки. Многие изданы в журналах, за некоторые получены литературные премии. В 2021 году Андрею Убогому присудили Патриаршую литературную премию – одну из самых престижных в стране.

Его произведения – действительно интересные и написанные одаренной рукой – все больше становятся востребованными, но…пока не настолько, чтобы Убогий считал себя избалованным читательским вниманием.

Впрочем, от внимания он всё чаще добровольно уходит за шестьдесят километров от Калуги, в Оптину Пустынь, а то и за все семьдесят – в Тарусу, где до него уже оставили свои следы Цветаева, Паустовский, Бродский

«Я хожу за одиночеством, которое сильно ценю и которого мне, как доктору, чудовищно не хватает», – говорит Убогий и тут, будто специально, ему снова звонят из больницы, торопят на операцию. Мы едем вместе – через остров покоя – психбольницу, через пол-Калуги, в это время писатель с восторгом рассказывает, как это круто – «прийти в Тарусу, уснуть на лавочке в сквере и проснуться под градом птичьего помета!» Наверное, соседство с безумными все же не проходит даром, успеваю подумать я, но Убогий торопится объясниться: «Только когда несколько дней проведешь в лесу и не встретишь никого, кроме деревенских старух, будешь рад чистой скатерти и красивой жене».

Как-то в Индии его прогулка чуть не закончилась трагедией. На Андрея напала стая местных собак. Отбиться не удалось. Зато удалось сочинить последнюю строчку для автобиографии: «Надо же, финал для русского доктора – быть разорванным индийскими собаками!» Но тут подоспел полицейский с палкой, который в ответ на благодарность рассказал – то были души злых людей. С тех пор Убогий ходит только по родным местам.

…Но вот мы подъезжаем к больнице, и ветер закрывает за Андреем двери ковчега, где он уже почти 40 лет лечит и злых, и добрых. Врач не выбирает пациентов, так же как писатель не выбирает своих читателей.

Сонный бес

Рассказ Андрея Убогого для газеты «Козельск»

Предаваться любви – или сну, служить Эросу – или Морфею: это, можно сказать, полюса нашей жизни, состояния абсолютно противоположные. Нельзя находиться в одном – часть души отдавая другому. Это как в анекдоте про исповедь: «А спала ли ты, дочь моя, с мужчинами? – Что вы, батюшка, нет: разве с ними уснёшь?»

Но даже вражда укрепляет их вечный союз, их единство. Недаром и слово «поединок» несет в себе корень «един»; по-настоящему враждовать могут лишь близкие, в чем-то даже родные, явленья и силы.

Скажем, для человека, избравшего путь монашества – нет, пожалуй, серьёзней врагов, чем эта вот самая пара: сон и Эрос. Ну, что касается Эроса, здесь все понятно. Но ведь и сон – враг монаха; распорядок монашеской жизни направлен к тому, чтобы всячески притеснять, сокращать, ограничивать сон. Во сне душа ускользает из-под цензуры рассудка, она начинает блуждать, как ей хочется – и греховные помыслы входят к монаху воротами сна.

И, коль уж речь зашла о монастырях – вспомню о «сонном бесе», которого встретил я в Оптиной.

Лет пять назад двинулись мы с другом из Калуги в Оптину пустынь. Второй день пути нас вконец измотал. Часов восемь подряд мы не шли – пробивались в засечных лесах, правым берегом Жиздры. Тропка, едва появившись, опять исчезала, и нам большей частью приходилось протискиваться сквозь бурелом или буйный подлесок, вязнуть в болотцах, форсировать речки (помню, как они назывались: Чертовка, Песочная) – и щедро кормить комаров.

Ходоки мы бывалые, но в тот день мы то и дело сбивались то вправо, спускаясь в топкую пойму Жиздры, где ничего не было видно из-за трёхметровой зелёной стены камыша, то забирали слишком уж влево, в нехоженый лес, где что-то бесперерывно шуршало и чавкало, и всё время казалось, что кто-то за нами следит. Слова «бесы водят» приходили нам в голову уже не однажды.

К тому же, мы вспомнили, как, ещё ранним утром, на окраине села Ильинское, нас загадочно предупредила старая женщина, у которой мы спрашивали дорогу:

– А напрямик, через лес, не пройдёте.

– Дороги, что ль, нет?

– Не то, чтобы нет – дорога-то раньше была – только там, – и старушка замялась, не зная, как лучше сказать, – ну, в общем, там эти…

И она неопределённо махнула рукой, потом повернулась и, не говоря более ничего, пошла догонять своих коз.

Мы припомнили эти слова часов через пять, когда совершенно измучились от усталости, раздражения и – как ни стыдно признаться – от нараставшего исподволь страха. «Что же это за чертовщина? – думалось нам, когда мы перелезали через очередную упавшую сухостоину, обдирались о сучья и вязли в торфяной хлюпавшей жиже. – Ведь, судя по карте, должны быть тропинки и просеки. Или и впрямь бесы путают тех, кто идёт в монастырь?»

К вечеру этого полубезумного дня купола Оптиной всё ж засияли над нашими головами. Уже в сумерках, заселяясь в гостиницу для паломников, мы стояли в прихожей и, ожидая, пока нам найдут место, рассматривали рисованную стенгазету. Там был, среди прочего, изображён сонный бес, искушающий молодого монаха. Этот бес был представлен тощим, заморенным червяком с большой головой – выражение мордочки было очень живым, хитровато-блудливым – и этот червяк-искуситель, выглядывая из-под кровати, мешал спящему иноку пробудиться к заутрене.

Осоловевший уже от усталости, я долго рассматривал этот забавный рисунок – и вдруг, ни с того ни с сего, произнёс:

– Ишь, тощий какой… Наши-то, Лёх, пожирней будут, правда?

Справка

Андрей Убогий — потомственный врач, хирург-уролог высшей категории, прозаик, драматург. Член Союза писателей России. Автор книг прозы: «Горькая радость» (1991 г.), «Река, по которой плывем» (1993 г.), «Общага» (1998 г.), «Дороги» (2001 г.), «Ковчег» (2006 г.) и др. Автор книги литературоведческих очерков и эссе «Остаются слова» (2005 г.), учебника анатомии, физиологии и психологии для средней школы «Человек» (2007 г.). Имеет многочисленные публикации в российских журналах и альманахах. Член редакционного совета журнала «Наш современник».

В 2021 году в издательстве «Альпина Паблишер» вышла новая книга Андрея Убогого «Моя хирургия. Истории из операционной и не только».

Оригинальный материал: газета «Козельск»