Текст: Андрей Цунский
Кто же такой этот Пулитцер, и что это за премия?
Юзеф из Мако
10 апреля 1847 года в венгерском городке Мако родился мальчик – Юзеф Пулитцер. Мама его была немкой-католичкой, а папа – евреем. Семья была точно не бедная – папа торговал зерном и обеспечил сыну учебу в частной школе. Как всякий начитанный и умненький мальчик из обеспеченной семьи, юный Юзеф мечтал о приключениях и славе – и он их найдет немало. Но как и множество таких мальчиков, сперва Юзеф искал не в том месте. Ему захотелось стать воином. Австро-венгерская армия отказала ему – слабое здоровье. Франция тоже. И он решил отправиться в Америку. Сказано – сделано.
И вот уже в Америке ему предоставили возможность отличиться – Первый Нью-Йоркский кавалерийский полк, эскадрон L, голубой мундир Севера – и что совсем удобно – в составе полка в основном эмигранты из Германии. Никаких языковых барьеров. Правое дело, армия президента Линкольна! Мечта сбы… но тут война кончилась. Он получил сто тридцать пять долларов – совсем неплохие деньги по тем временам. Но скоро закончились и они. Свое последнее имущество – изящный белый носовой платок – он продал за 75 центов.
Юноша с частной школой за плечами, что называется, пробовал себя на самых разных поприщах – правда, поприща в основном не требовали глубоких знаний (тогда и среднее образование считалось весьма хорошим). Он увидел объявление в газете Westliche Post (благо она издавалась на немецком языке), что в казармы Бентона требуются погонщики мулов; немедленно попробовал себя в качестве погонщика – но неудачно. Сам он об этом опыте сказал так: «Тот, кто не перегонял шестнадцать мулов, не знает, ни что такое труд, ни что такое трудности».
Опыт грузчика и носильщика на железной дороге едва не кончился под колесами локомотива. Когда работа заканчивалась или надоедала, он перебирался в другой город, и так добрался до Сент Луиса. Здесь его взяли официантом в местный перворазрядный ресторан Тони Фауста на Пятой улице. Культурный молодой человек, говорящий по-немецки, заинтересовал владельца, поскольку его заведение посещали философ и поклонник классической немецкой философии Томас Дэвидсон, просветитель и философ Виктор Торри Харрис и даже племянник Отто фон Бисмарка Генри Брукмайер. Тут бы и завязать знакомства, и жизнь бы наладилась. Но в руках у Джо Пулитцера поднос с дюжиной кружек пива и горкой соленых крендельков – оружие страшной разрушительной силы. Под пивной поток скоро угодили и клиент, и сам Тони Фауст. Воистину, в тот момент мокрый и душистый ресторатор «во зле увидел свою жизнь, а в убийстве наслажденье».
- If I feel tomorrow like I feel today
- If I feel tomorrow like I feel today
- I'm gonna pack my trunk and make my getaway
- А если завтра все будет как теперь,
- Если завтра все будет как теперь –
- Схвачу вещички и ну бегом за дверь.
Минорная часть «Сент Луис блюза» звучит в этом месте особенно печально.
Завтра ждать не пришлось.
St. Louis Blues для юного Джо
Тогда в этом городе еще не было ни бейсбольного клуба «Сент Луис Кардиналз», ни хоккейного «Сент Луис блюз», ни знаменитого оперного театра под открытым небом, ни знаменитых «Ворот на запад» (это архитектурное сооружение, арочный мост – внешне ровно как половинка эмблемы покинувшего нас «Макдональдса», только очень большая). Не было даже «небоскреба» Уэйнрайт Билдинг (десятиэтажного, аж сорок один метр высотой). Это все появится позже. А вот аболициониста, борца за свободу чернокожих Элайджи Пэриша Лавджоя уже не было – его убили другие граждане, несогласные с его идеями. Причем уже давно.
Больше того – Уильям Хэнди еще даже не написал свой знаменитый «Сент Луис Блюз», так что ничего бы не сказали ему слова
- I’ve been to the gypsy to get my fortune told
- Been to the gypsy to get my fortune told
- Because the gypsy knows crazy ‘bout my jelly road
- Спросил цыганку где удача ждет
- Спросил цыганку где меня удача ждет,
- Она ведь знает, где медовая река течет.
Так что цыганка не предсказала ему ничего.
А что же было в этом городе?
Сто шестьдесят тысяч жителей. Чернокожие американцы, получившие свободу, но оставшиеся рабами – потому что остались нищими. Порт. Несколько пивоварен, Арсенал с сорока тысячами винтовок и население, совершенно недовольное итогами гражданской войны, а потому расколотое пополам и готовое начать ее заново в пределах штата Иллинойс или хотя бы одного города. Этим радикальным планам по окончательному разрешению гражданского конфликта помешали силы природы – в виде эпидемии холеры.
Культурный молодой человек, которого не нужно было убеждать в пользе карболки и регулярного мытья рук, немедленно получил работу. Не слишком веселую, правда. Город нужно было избавлять от трупов, количество которых гарантировало занятость на несколько месяцев.
Что же делал – теперь уже Джо – Пулитцер после работы? Дезинфицировался снаружи и изнутри более приятными, чем карболка, вещами? Э-э, не знаете вы этого парня. Он шел в библиотеку и читал, а еще – занимался… грамматикой. Он ведь почти не знал английского языка! Чемоданы, мешки, подносы с блюдами, мулы – и уж тем более покойники – не слишком много с ним разговаривали. Изредка, если выдавался случай, он поигрывал в шахматы. Скорее всего не бесплатно.
Полковнику нужен хороший совет
В Коммерческой библиотеке Сент Луиса, в специальном шахматном зале собирались любители этой игры. Как-то раз (дело было в 1868 году) Джо заметил двоих шахматистов, доигрывающих партию, причем один уже был на грани поражения. Джо тихонько подсказал ему ход – и неизбежный мат обернулся разгромом противника. Состоялось знакомство. Подсказка спасла безнадежную партию полковника Карла Шурца. Оказалось, что Пулитцер даже служил некоторое время под его началом. Довольный Шурц, узнав, чем занимается его шахматный спаситель, пообещал приглядеть для него местечко на своем предприятии. А предприятием была немецкоязычная газета Westliche Post.
В коротеньких энциклопедических биографиях сразу после этого Пулитцер покупает газету St. Louis Post-Dispatch. Но нас с вами не проведешь, нищие санитары газет не покупают. Да и к тому же между этими событиями прошло десять лет! Чем же занимался Джо между исторической партией в шахматы и покупкой первой собственной газеты?
Первое время писал; естественно, по-немецки. Но «по-немецки цацки-пецки, а по-американски – гамбургер». Газета не ленинский коллективный организатор, а коммерческое предприятие общественного значения, и без финансового успеха значение это – мизерно. Немецкие иммигранты постепенно учились английскому языку. У немецкого издания не было будущего.
Но и американское издание могло благополучно разориться.
Чему десять лет учился Джо Пулитцер
Если вы хотите понять, что представляла собой журналистика, в которую окунулся Джо Пулитцер двадцати лет от роду, то вполне подойдут ваши любимые рассказы Марка Твена…Что?! Не читали? О господи, может, вы его еще и с Юрием Михайловичем Лотманом на фотографиях путаете, и это при своих высших образованиях?! Немедленно читать! Да, обоих!..
Так вот, рассказы прекрасного американского писателя и журналиста Марка Твена «Журналистика в Теннесси» и «Как я редактировал сельскохозяйственную газету».
Последний для нас чрезвычайно важен. Многие журналисты были людьми невежественными. Писали такую чушь, что по сравнению с этим «Репу никогда не следует срывать, это вредно. Гораздо лучше заставить какого-нибудь мальчика взобраться наверх и потрясти дерево» – верх компетентности, по крайней мере, автор знал, что репа – не животное.
Совершенно обычным делом была безграмотность и неумение связать два слова. О, Пулитцер это прекрасно знал – по себе. Он ведь учился английскому языку даже не с колес, а прямо на колесах. Но он-то хоть учился, а многие журналисты, для кого английская речь была родной, демонстрировали просто выдающееся косноязычие.
Вот дошло дело и до «Журналистики в Теннесси».
«Джен придет сюда в 3 часа, отдуйте его плетью. Джильмен зайдет быть может несколько пораньше, выбросьте его в окно. Ферножн придет в 4, убейте его. На сегодня, я думаю это все. Если у вас останется свободное время, напишите ядовитую статейку про полицию, заставьте полицмейстера проглотить несколько горьких пилюль. Плети лежат под столом, оружие в ящике стола, патроны в углу, халат и бинт в конторке. Если с вами приключится что-нибудь особенное, спуститесь вниз к Ланцету, хирургу. Он у нас помещает объявление, и мы с ним сладим счеты посредством взаимных услуг».
Оно конечно, преувеличение, но… Журналистика в Америке никогда не была работой для неженок. Как конкуренты, так и герои публикаций охотно полюбовались бы на лучших авторов в гробах, и нередко прикладывали к тому вполне реальные усилия.
В этом занимательном мире Джо Пулитцер проварился десять лет, стал ведущим журналистом, редактором, а затем и совладельцем газетенки полковника Шурца. У него появились свои взгляды на дело, которому он решил посвятить жизнь. Почему? Потому что тут ему хватало и боев, и риска, и подвигов – а славой он распоряжался и вовсе по своему усмотрению.
St. Louis Post and Dispatch
Так называлась первая газета, которую в 1878 году Пулитцер купил в полную собственность. Точнее, купил-то он две: St. Louis Dispatch и St. Louis Post – а уж из двух газет сделал одну. Он уже знал, что в его команде есть люди, замечательно пишущие – но далеко не все они могут найти нужную информацию вовремя (а вовремя – это накануне). Есть прекрасные репортеры, которые могут добыть событие из пасти у черта – но вот с языком у них часто бывает не очень. Что же делать?
Так пусть репортер информацию добывает, а хороший стилист – переписывает. Так возникли legmen – буквально те, кого ноги кормят. И рерайтеры – те, кто оттачивает стиль (вернее, просто грамотно излагает). То есть факт и событие превращаются в информацию, а уж потом эту информацию комментируют специалисты, эксперты, политики, лидеры общественных мнений – и просто активные читатели. Появился и новый формат: отдельный человек, интересный публике, выражает собственную оригинальную точку зрения. То есть – ведет авторскую колонку. С некоторыми изменениями и вариациями все редакции в мире устроены так и по сей день. Именно Пулитцер ввел в обиход прессы редакционные статьи, которые выражали не мнение одного человека, а позицию всей газеты как общественного института.
Но «Пост энд Диспэтч» не только создал и отшлифовал превосходную организацию работы. После целой серии разоблачительных расследований и погружения в местные политические скандалы, что называется, «по уши», газета оказывается втянута в настоящую драму. Финансист и железнодорожный магнат Джей Гулд продвигал на выборах своего кандидата – Джеймса Броадхеда. А пулитцеровская газета жестко ему оппонировала. Разъяренный адвокат Броадхеда Алонсо Слейбэк ворвался в редакцию, угрожая револьвером выпускающему редактору Джо Кокериллу, и открыл стрельбу. Кокерилл, как тут же и выяснилось, стрелял лучше. Слейбэка осталось только отнести на кладбище. Как видите, Марк Твен не слишком преувеличивал, когда писал «Журналистику в Теннесси».
В то же время Пулитцер понимал, что в Сент Луисе ему стало уж слишком тесно. Нужны были новые масштабы.
- I got the St. Louis blues, just as blue as I can be, Lord, Lord
- That man's got a heart like a rock cast in the sea
- Or else he wouldn't have gone so far from me
- Ты мне оставил один Сент Луис блюз, - о, бог мой!
- Сердце его холодней и тверже, чем морской утес,
- Иначе он от меня его бы не унес.
Впереди был Нью-Йорк.
Мир Нью-Йорка
В 1883 году Пулитцер едет в Нью-Йорк. Вроде бы просто по пути в Европу, где собирается провести отпуск и посетить родные места. Но на самом деле он хочет на нейтральной территории встретиться с… Джеем Гулдом, тем самым, из-за кандидата которого началась стрельба в редакции!
У Гулда была газетка. Так себе и газеточка, пятнадцать тысяч тиража, сорок тысяч долларов в год убытку. Гулду игрушка надоела, да и что с ней делать – он просто не знал. Но когда он увидел, кто хочет стать покупателем, взревел, как гудок самого мощного своего паровоза: «Полмиллиона и ни центом меньше!» Пулитцер отчаянно торговался, чуть не бросил это дело. Но судя по всему, кто-то сказал Гулду, что других-то желающих все равно нет. Сошлись на трехста сорока шести тысячах. За такую сумму Пулитцер приобретал здание редакции, к нему переходили все сотрудники – и крайне бестолковая организация рабочего процесса. За время споров вокруг цены энтузиазм сотрудников, что вполне понятно, достиг небывалых отметок, и тираж рухнул до шести тысяч экземпляров. Но Пулитцер уже переехал в Нью-Йорк и, взяв в рассрочку дом в Грэммерси-парке, взялся за газету всерьез. Называлась она New York World.
Три месяца спустя редакция была организована по схеме, отработанной в Сент Луисе. Тираж поднялся до тридцати девяти тысяч. Газета выбрасывала на информационный рынок одну сенсацию за другой. Преступления, катастрофы, скандалы, коррупция – все, что возбуждало читателя, немедленно ему предоставлялось. Стиль газеты Пулитцер назвал «3B – brief, breezy and briggit», то есть «кратко, свежо, энергично». В газете была масса иллюстраций и вообще картинок, что было и заботой о не очень грамотном читателе (таких было много), и дополнительным инструментом – иная иллюстрация говорит больше любого текста. Заголовки стали хлесткими и деловыми. Именно здесь Пулитцер начал свои «Крестовые походы» – серии публикаций, поднимавших волнующие читателя темы и разбирающие их с разных сторон; причем с продолжением – прочитав один номер, люди ждали следующего. Да, через год тираж был шестьсот тысяч экземпляров.
В 1887 году Пулитцер принимает в штат «Мира Н-Й» Элизабет Джейн Кокран-Симан. Ее вскоре узнает весь мир, и до сих пор она считается классиком и родоначальницей расследовательской журналистики. Впрочем, больше известен ее газетный псевдоним Nellie Bly – Нелли Блай. Она ворвалась в журналистику через палату психиатрической больницы. Именно в психиатрическую клинику на острове Блэкуэлл (ныне остров Рузвельта) она проникла, симулируя душевную болезнь, и написала серию материалов о тамошних злоупотреблениях и издевательствах, заставив город навести в этом страшном заведении порядок. А позже проделала кругосветное путешествие с целью доказать, что роман Жюля Верна «Вокруг света в восемьдесят дней» – не выдумка, и справилась с задачей за семьдесят два дня, шесть часов и десять минут.
Именно издания Пулитцера впервые назвали «желтой прессой»: в New York World печатались выпуски комикса «Желтый малыш» – The Yellow Kid, художника Ричарда Фелтона Аутколта. Этот Малыш в желтой рубашоночке постепенно начал хулиганить на политические темы и завоевал огромную популярность – именно в честь его рубашки все издания, ориентированные на сенсацию и повышенный интерес публики, стали называть «желтой прессой». Позднее магнат Херст переманит к себе Аутколта вместе с «Малышом», но Пулитцер будет отстаивать авторские права газеты в суде – и выиграет. Художника – перекупай, но «Малыш» принадлежал и принадлежит «Нью-Йорк Уорлд».
Жизнь Пулитцера полна такого количества событий и даже приключений, что этот текст можно было бы растянуть до размеров книги, но… Во-первых, тут полно материалов моих коллег, и отнимать у них слишком много вашего времени – некрасиво. Во-вторых, лучше и правда, напишу книгу, а вы ее купите. В-третьих, сам Пулитцер призывал писать «Кратко, свежо и энергично». А если растягивать – то где уж там свежесть и энергия.
Где почитать о Пулитцере? А в особенности – о его премии и за что ее дают, насколько велик ее размер в деньгах, дают ли медаль и что еще полагается лауреату… Значит, так. Открываете поисковый сервер…
