Текст: Андрей Цунский
- Я встал, походил по кабинету, бормоча себе под нос: «Как в пьесах Беккета, как в пьесах Беккета, как в...» А как там, действительно, в пьесах-то Беккета? Вот уж не знаю. Чего не знаю, того не знаю.
- А. и Г. Вайнеры, «Визит к Минотавру».
Ах, Ирландия, однажды, так никем и не понятая, ты задумываешься – почему же тебя не поняли? И осознаешь, что и сама еще поняла о себе далеко не все, но, по крайней мере, сделала шаг навстречу непонятному, не испугалась неизведанного, не устрашилась – и приняла решение, не все же гнуть спину на сильную и практичную соседку. И тогда, прямо из крохотного городка, улетаешь ты через море – и только наивный подумает, что ты выбрала местом жительства Нью-Йорк, Мельбурн или даже Париж. Нет. Ты внезапно так широко раскидываешь руки, что в твои объятия умещается весь человеческий мир.
Париж – Дублин
13 апреля 1906 года в городке Фоксрок, в графстве под певучим названием Дун-Леарэ-Радтаун провинции Лестер в семье Уильяма Фрэнка Беккета родился сын. Было бы вполне ожидаемо, если б дали и ему имя Уильям – ведь деда тоже так звали. Старый Билл Беккет когда-то основал строительную компанию J. and W. Beckett Builders; уже одно это стало бы значительным вкладом в ирландскую культуру – ведь фирма эта построила и Национальную Библиотеку Ирландии, что в центре Дублина на 2/3 Килдэйр стрит, и Национальный Музей Ирландии – на Килдэйр стрит, 2. Назвали бы и внука Уильямом – так скорее всего, по веяниям моды и разнообразия ради, стали бы его звать Лиам, что означает по-ирландски «хранимый судьбой». Но внуку старого Билла дали имя библейского пророка Самуила, что означает «услышанный богом». Впрочем – имя дали мальчику не в честь самого пророка, а в честь обыкновенного и любимого дяди – брата отца. Мама была женщина строгая и серьезная, зато папа очень мягкий и добрый человек, так что все в их семье было не так, как принято кругом – за добрым словом и лаской бежал сын к папе, а воспитанием и дисциплиной ведала мама. Учился он в частной школе Портора-Ройял, что в Энискиллене (снова музыка! Какая музыка в одном слове!), а затем поступил в Тринити колледж…
Стоп! У вас может появиться ощущение дежавю. Школа Портора-Ройял, Тринити колледж. Неправда ли, мучает чувство, что эти названия вы уже где-то читали, и при том – в таком же порядке. Ох Ирландия, не морок ли это, не волшебство ли из твоих легенд? Ну, как сказать. Волшебства может быть и нет. Но и в этой школе, и в этом колледже полувеком раньше учился другой ирландский гений – Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллз Уайльд. Волшебства тут, может, и нет – просто школа Портора была основана в 1608 году, а Тринити колледж – Coláiste na Tríonóide – в 1592-м; обе работают и поныне. Чувства истории набираются люди не из учебников, а от старых стен, от деревьев, которые росли при жизни предков, от… но мы увлеклись.
И уж если говорить об истории, то и несостоявшийся Лиам-Сэмюэл, и отец его Уильям, и старый Билл были, конечно, ирландцами – но не совсем. Их предки бежали из Франции после отмены в 1685 году Нантского эдикта. Генрих IV Наваррский даровал этим эдиктом свободу вероисповедания гугенотам, а «король-Солнце» Людовик XIV – забрал ее снова. Самовластные короли – хозяева не только своим, но и чужим словам. И если бы только словам – жизням. А некоторые считают, что еще и душам.
Сэмюэл не только вернется в Париж – но и положит в основание ирландской библиотеки и музея несколько куда более важных камней, чем простые кирпичи.
Дублин
В Тринити колледже Сэмюэл встретит человека, без которого все бы могло сложиться иначе. Литературу и языки ему преподавал профессор, знаток романских языков Томас Рэдмоуз Браун (Thomas Rudmose Brown). Кстати, лекции и труды его по французской литературе издаются и сейчас. В очень солидных кожаных переплетах, сами книги выглядят (и стóят) отнюдь не как учебное издание, а скорее как произведение искусства.
Как увлечь молодого человека Петраркой, Данте, Макиавелли – ну, в общем, понятно. Но убедить в том, что может быть захватывающим и головокружительным пафосный Расин – это высший пилотаж педагогики. Если вам кажется, что раньше книги казались студентам интереснее, потому что сознание людей не испортили телевизоры, кино и компьютерные игры – вы заблуждаетесь. Но Томас Родмоуз-Браун умел увлекать.
У Сэмюэла были еще две страсти. Одна из них – спорт. И он не ограничивался вполне подходящими книжному очкарику стереотипными крикетом, гольфом и плаванием. Он страстно увлекся боксом, а бокс сменил на регби. Да, если у вас есть знакомые регбисты, вы знаете, что бокс – это деликатнейший, интеллигентнейший вид спорта, сродни урокам хороших манер и придворным танцам. Впридачу Беккет обожал регби.
Но уж если вы знаете – только если на самом деле знаете – что такое театр, то подтвердите, что регби – это скучная настолка, вроде шашек. На сцене ирландского театра в двадцатые годы прошлое билось с настоящим, сторонники особого национального пути ожесточенно противостояли последователям всяческих интеграций. К тому времени стала классикой ирландской драматургии комедия Джона Миллингтона Синга The playboy of the Western world (не имеющая отношения к мужскому журналу, тот появится позже. На русский язык название пьесы лучше перевести как, скажем, «Ловкий парень западного мира»). На основе ирландского фольклора Синг напишет пьесу «Дейрдра, дочь горестей». А на подмостки уже ворвалась «Графиня Кэтлин» Уильяма Батлера Йейтса, которому за вклад в мировую поэзию уже присуждена Нобелевская премия по литературе. Оба великих драматурга – сторонники возрождения Ирландии, Йейтс (хотя точнее по звуку – Йитс, ну да уж традиция) – ярый сторонник Джона О’Лири, одного из лидеров тайного общества фениев. А вот другой живой классик – Шон О’Кэйси – уже разочаровался в националистических лозунгах. «Тень стрелка», «Юнону и павлина» публика в Дублине еще как-то вытерпела, но «Плуг и звезды» так разозлили ее, что О’Кейси навсегда уедет из Ирландии, и понять его творчество родная страна сумеет только после его смерти. И даже назовет именем О’Кейси мост через реку Лиффи в Дублине.
Казалось бы, водоворот ирландского театра и научное честолюбие должны бы вовлечь Беккета не в одно, так в другое. Но, как и случается в этом замечательном возрасте, однажды все перекрывается звучанием женского имени – Этна Маккарти. Счастливая первая любовь встречается редко. И Беккет оказался в числе неудачливого большинства. Так что пламенный дух на время утихает, регби вскоре уступает место крикету, театр – тихим галереям и музеям. Сэмюэл получает степень бакалавра лингвистики – и науки никакой уже не хочет. Довольствуется работой преподавателя в колледже Кэмпбелл, что в Белфасте.
Не стоит себя обманывать, Сэм. В твоей крови кипят сразу два авантюризма – ирландский и французский, непокорность гугенотов, романтизм старшего Билла и спортивный дух Уильяма. Какой из тебя учитель? Ты же взвоешь от скуки, года не пройдет! Да так и вышло.
Между колледжами Ирландии и Франции и существовала программа обмена преподавателями. Беккет уезжает в Париж, в Высшую школу гуманитарных наук (Ecole Normale Superieure, каковое название безголовые «переводчики» обозначают в русских текстах «Нормальная школа»). Он еще думает, что на время.
Париж
Собственно, один раз в Париже он уже бывал. Там он не окажется «просто бедным мальчиком, в городе чужим».
В Касселе, в Германии, живет его тетка, а у нее имеется дочь – его очень симпатичная кузина – Пегги Синклер. Мама Сэмюэла крайне обеспокоена слишком уж близким родством девушки, а как властные дамы придумывают и прилаживают к нежелательной подруге сына все возможные гадости и пороки – я думаю, многие из вас знают и сами. Ну вот и хорошо, что можно поехать к ней в Париж, подальше от тяжелого характера мамы. А еще в Париже расположен его любимый книжный магазин – «Шекспир и компания», хозяйка которого Сильвия Бич занимает выдающееся место в истории мировой литературы. Но – об этом магазине как-нибудь лучше просто напишу отдельно. Для нас важно, что именно в этом магазине Беккет знакомится с Джеймсом Джойсом – великим ирландским гением и самым знаменитым ирландцем своего времени. И не просто познакомился – а стал доверенным человеком, и мог часто бывать в его доме. Тут же познакомился он и с Лючией, дочерью Джойса.
Отдельно пропишем: в 1929 году в Париже Сэмюэл Беккет знакомится с Сюзанн Дешево-Дюмениль. Suzanne Georgette Anna Déchevaux-Dumesnil.
Проработав в коллеже Ecole Normale Superieure два года, Сэмюэл вернется на год в Ирландию. Его родители очень довольны – наконец-то перебесился, защитил диссертацию, будет теперь уважаемым преподавателем, профессором того и гляди…
Но у Беккета есть предел преподавательской работы. Два семестра. Прочитав некоторое количество лекций о французской литературе, Сэмюэл бросает кафедру и вообще Тринити колледж, и несмотря на гнев матери возвращается в город, который ему стал своим.
Писатель
Для множества людей неприступным барьером на пути в парижане был и остается французский язык. Но только не для Беккета – он владеет и английским, и французским, и итальянским, и ирландским в равной степени. И это стало одним из главных залогов его дружбы с Джойсом – тому был необходим ассистент для работы над романом «Портрет художника в юности», человек, который отследил бы качество переводов на французский. Полную уверенность в этом мог ему обеспечить только Беккет. Нет, Джойс и сам прекрасно знал французский (и не только) язык, в его авторском тексте изобилуют многочисленные заимствования то из одного, то из другого языка, да и английский он обогатил своим словотворчеством. Здесь было важнее всего доверие художника художнику – а Джойс сразу разглядел в Беккете огромный потенциал и заставил его написать и опубликовать в 1929 году эссе «Данте…Бруно. Вико… Джойс» и рассказ «Вознесение». А в 1932 году Беккет уже пишет свой первый роман: «Мечты о женщинах, красивых и так себе».
Материалов для этого романа у него предостаточно. Отношения с кузиной принесли больше мучений, чем радости – она была больна туберкулезом, и оба понимали неизбежность ее скорого ухода. Этну Маккарти он так и не смог забыть. Плюс добавился опыт не самый приятный – в него влюбилась дочка Джойса Лючия, страдающая душевной болезнью и чрезвычайно настойчивая, а у него никаких ответных чувств к ней не было.
Вспомнилось, как на выставке художника Глазунова продавали специальную схемку: на его картинах, весьма крупных, было дикое количество реальных исторических персонажей, и по схемке неискушенный советский зритель мог отследить: вот тут Хрущев, вот Битлз, вот Распутин, вот Майкл Джексон. Я не стану подсказывать читателю, кто и под каким именем выеден в романе. Достаточно того, что главного героя романа зовут Белаква Шуа. У Данте Белаква обитает в Чистилище. «Конечно, от него несет Джойсом, несмотря на все мои искренние попытки наделить его собственными запахами» – сказал о романе сам Беккет и позволил опубликовать его только после собственной смерти. Что и произошло в 1993 году.
И женщины, и роман, и первые литературные опыты, и сложные отношения с Джойсом, и – ну в общем, по совокупности,– изрядно подорвали его нервную систему. А в 1933 году умирает Пегги Синклер, а вскоре – отец писателя.
Этот сильный и без сомнений мужественный человек вынужден обратиться за помощью к врачу, чтобы одолеть депрессию. Его бросает то в одну крайность, то в другую, он не может выбрать места для жизни – ездит по Германии, но год 1936-й, и его откровенно тошнит от нацистской власти. Потом то хлопочет о месте преподавателя в Университете Кейптауна, то сам хочет учиться, и не где-то, а в Государственном Институте Кинематографии в Москве, о чем просит самого Эйзенштейна. Сергей Михайлович! Спасибо вам за то, что вы не ответили на эту просьбу! Чем закончился бы 1937-й учебный год для студента Беккета, сомнений не вызывает. Затем он окончательно ссорится с матерью. А кроме того, его затянула в свой вихрь еще одна Пегги – Маргарита «Пегги» Гугенхайм, папа которой утонул на «Титанике», а дядя – основал фонд и знаменитый Музей, и количество любовников которой светские сплетники определяли четырёхзначным числом.
За несколько лет им написан сборник стихов «Кости эха», сборник рассказов «Больше тычков, чем ударов» (More Pricks Than Kicks), роман «Мёрфи» – он опубликует его в 1938 году. Только сперва роман отвергли 42 (сорок два) издательства. А в довершение всего в Париже Беккет получает удар ножом в грудь. От кого и почему – история долгая. Сами полюбопытствуйте.
Что бы с ним стало – кто знает, если бы не женщина, о которой мы написали отдельным абзацем. Сюзанн Дешево-Дюмениль. Она бегает по издательствам, она утешает, кормит, заботится, лечит. Беккет переводит «Мёрфи» на французский язык и начинает писать стихи… по-французски. И с этого времени он становится французским литератором. Потом – драматургом. А потом – классиком. А потом лауреатом Нобелевской премии… Но это все – потом.
Как стать Беккетом
Когда началась «Странная война», Беккет немедленно записался в армию – и был принят санитаром. Но Франция недолго противостояла Гитлеру на поле боя. 1 сентября 1940 года Беккет становится участником Сопротивления. Он был переводчиком и курьером, и ему казалось, что это нечто вроде игры. Но гестапо вовсе не играло. Ячейка, в которую входили Беккет и Сюзанн, была раскрыта, товарищи были арестованы, им вдвоём пришлось скрытно, пешком уходить в вишистскую зону.
И вот на этом пути, когда два человека шли, стараясь передвигаться в темноте или в сумерках, не попадаясь никому на глаза, заброшенными дорогами – они оказались в безлюдной местности, на обочине забытой всеми дороги, у кривого деревца. Слова все были сказаны давно, надежды их оставили, друзья погибли…
Проселочная дорога. Дерево на обочине. Вечер.
Сидя на камне, Эстрагон пытается снять башмак. Стягивает его двумя руками, пыхтя. Устав, останавливается, отдыхает, тяжело дыша, потом снова принимается за башмак. Сцена повторяется.
Не узнали? «В ожидании Годо»! Главная пьеса, главный труд Беккета, прославивший его, услышанный и понятый всеми. Триумфально прошедший по всем странам мира, где есть театр.
Эстрагон – Ничего не поделаешь.
Владимир – (приближается мелкими шажками на негнущихся ногах, широко их расставляя) – Я тоже начинаю так думать. – (останавливается) – Я всю жизнь сопротивлялся этой мысли, говорил себе: Владимир, будь умницей, еще не все потеряно – и снова рвался в бой. – (он уходит в себя, вспоминая. Эстрагону.) – Вот ты и снова здесь.
Э. – Ты думаешь?
В. – Я рад, что ты вернулся. Я думал, ты ушел навсегда.
Э. – Я тоже.
В. – Как нам отпраздновать эту встречу? – (думает) – Встань-ка, я тебя обниму. – (протягивает руку Эстрагону)
Э. – (раздраженно) – Сейчас, сейчас.
Молчание.
Как только произносится имя Беккета, сразу находится некто, и с умным выражением на лице говорит: «Театр абсурда!». И кто бы мог подумать, что сцена из самой абсурдистской пьесы – абсолютно реалистична…
Что есть абсурд? Разве герои Беккета говорят какие-то странные вещи? Нет. Ужас в том, что говорится все вроде бы и умно, и правильно – но слова утратили значение, мысли бессмысленны, действия – бесполезны. Часто говорят, что трагедия в том, что Эстрагон и Владимир ждут, когда же к ним придет Годо – но Годо не приходит.
Ээ, нет. Трагедия стала бы окончательной и безнадёжной, если бы Годо пришел.
О чем это? Читайте, смотрите – спектакли и фильмы по этой пьесе вполне доступны, по крайней мере, пока.
После печального пешего похода Сюзанн и Сэмюэл проберутся в деревню Руссильон на юге Франции. Продолжат участие в Сопротивлении. Будут прятать у себя оружие и передавать партизанам. О своей роли в Сопротивлении Беккет мало что расскажет – но правительство республики наградит его Военным Крестом и медалью Сопротивления. Будет пережит новый творческий кризис, кризис отношений с Сюзанн, еще несколько безумных романов – но Сюзанн простит и останется рядом. Будет Нобелевская премия по литературе и лавры прижизненного классика. Все будет.
Но на самом деле – самыми важными в жизни Беккета будут несколько дней и ночей бегства из зоны оккупации. Когда все утратит смысл – и вернется лишь то, что будет действительно важно сказать.
