Текст: Андрей Цунский
Четыреста лет назад жил в Лондоне не то чтобы богатый, но и не сказать чтобы бедный человек по имени Айзек Уолтон (ну или – в русской традиции – Исаак Уолтон). Даже и вовсе не бедный, поскольку был владельцем почтенного торгового предприятия. Впрочем, коренным лондонцем назвать его было бы ошибкой.
Как провинциал стал настоящим лондонцем
Уолтоны – семейство почтенное. Джордж Уолтон владел кое-какой землей в Стаффордшире и служил на должности помощника шерифа деревни Йокселл. Не шериф ноттингемский, конечно, но все же и не конюх или дворник. Его сын Джервис вместе с женой в конце XVI века переехал в Стаффорд, на улицу Истгейт, где приобрел таверну и гостиницу. Там-то и родился наш добрый знакомый Айзек – не то в сентябре, не то в августе 1593 года, точно известно, что в приходской книге городской церкви Св. Марии от 21 сентября 1593 года имеется запись о его крещении. Джервис спустя три года умер. А годом позже мать Айзека вышла замуж за Хамфри Боурна, хозяина пекарни. Отчим обучил пасынка премудростям коммерции, и семнадцати лет Айзек уехал в Лондон, где стал подмастерьем у богатого родственника.
Слишком часто в истории небрежность становится причиной протяжённых во времени ошибок. Так и Айзека Уолтона надолго записали в торговцы скобяным товаром. Но это было не так. Просто по какой-то странности торговля льном была отнесена к почтенному цеху производителей и продавцов скобяных изделий, и Уолтон тоже вступил в это объединение. Ну, понятное дело, плотники знают: где гвозди и шурупы – там дерево, где дерево – там и пакля, а где пакля, там, стало быть, и лен.
Дело у Уолтона было нешуточное, поскольку располагалось в здании Лондонской Королевской биржи. Это здание открыла в 1571 году сама добрая королева Бесс – Елизавета Первая. Здание это не уникально – такие были построены еще и в Амстердаме и Роттердаме, а самое первое сооружено в Антверпене – и везде это были биржи. Антверпенская биржа была взята за образец не случайно – именно из Нидерландов Англия импортировала камень, стекло, строевой лес и кровельные материалы. В здании все было приспособлено для ведения торговли и размещения офисов страховщиков, нотариусов, коммерсантов, было и где спрыснуть удачную сделку – в этом доме разрешалась торговля спиртным (в Англии ее тоже лицензировали). В Лондоне это сооружение было первым, специально построенным для коммерческих целей, а еще именно со ступеней крыльца этой величественной постройки герольды объявляли указы британских монархов о роспуске парламента, объявлении войн – ну, в общем, по самым серьезным поводам. Или о том, что король (королева) умер(ла), и да здравствует король (королева). Или о том, что король (королева), коронован и приступил к служебным обязанностям – и тем более да здравствует. До рубежа XVI и XVII веков биржа работала по своему прямому назначению. Потом сюда перестали пускать маклеров – они ужасно сквернословили. И одеты были кто во что горазд – среди них ведь попадались и настоящие разбойники, причем и сухопутные, и морские! Лицензию на торговлю алкоголем они путали с лицензией на пьянство и вели себя соответственно, а в 1698 году с биржи их и вовсе выгонят взашей, поскольку разгоряченные брокеры устроят там совершенно отвратительный дебош. Биржевики обоснуются неподалеку, в кофейне Джонатана – она теперь и является Лондонской фондовой биржей, для чего кофейню, разумеется, пришлось не раз модернизировать и изрядно увеличить, а также окончательно перенести на Свиттингс-аллею. Страховщики – о, те переберутся в кофейню Ллойда (знакомое название? Да-да, тот самый страховой рынок Ллойда, со скорбным колоколом Лютина и связанными с ним легендами). Но все это будет потом и не в нашей истории.
А мы заметим, что наш знакомый и сегодняшний именинник Айзек Уолтон выгодно отличался от своего биржевого окружения. Деловой человек, скромный, вежливый и приятный в общении – таков он был в своем торговом зале и офисе. Но вечерами он менял торговые и бухгалтерские книги совсем на другие! В 1624 году маленький магазин на бирже он продал, а приобрел большой, во втором доме от конца улицы Чэнсери Лэйн, на северной стороне Флит-стрит, но оттуда он тоже уходил по вечерам к таинственным книгам, а вскоре стал ежевечерне бывать в… Таверне Дьявола!
Ну-ну-ну, успокойтесь. На его книгах не было козлорогих морд или пентаграмм. Просто англичане всегда любили пошутить – и названия пабов и таверн отражали эту склонность к юмору. Это было обычное питейное заведение. А религиозным людям никто не запрещает назвать свой бар в соответствии с убеждениями, в честь какого-нибудь святого трезвенника, и даже пить там разбавленное молоко.
Итак, он стал ежевечерне бывать в Таверне Дьявола и встречаться там… с викарием церкви Святого Дунстана. Сейчас наш постоянный читатель встретит доброго знакомого! Смотрите, печальный человек с кружкой… да это же сам Джон Донн!
О, это Джон Донн уже времен третьего портрета (если кто-то читал очерк о нем у нас на сайте). Он вдовец, и рана, оставшаяся после кончины супруги, так и не затянулась в его душе. Глаза его печальны, он часто думает о смерти – и она придет к нему уже через шесть лет, хотя ему лишь слегка за пятьдесят. За плечами – полная приключений, путешествий и любви жизнь, в которой были и война, и тюрьма, и морские просторы, и коварство врагов – и великая дружба. Но вот он – тихий и грустный человек, заходит в таверну со столь неподобающим почтенному настоятелю собора Святого Павла и викарию церкви Святого Дунстана названием, и садится за стол, где сидят, ожидая его, друзья-ученики. Это, например, Бен Джонсон, но не легкоатлет, что установит рекорд на дистанции в сто метров, а актер – нет, и не тот, что прославился ролями Джеронимо Билла и шерифа Стронга в Америке, а будущий великий английский поэт, драматург, актёр и теоретик драмы. И Майкл Дрейтон, поэт, известный своими прекрасными сонетами –
- Средь всех известных птиц на этом свете
- Одна лишь птица Феникс на земле
- С тобой сравнится…
Ну, поищите сами! Ведь у вас такое преимущество перед теми, кто искал это по книгам в библиотечных залах!
А у нас Джон Донн подносит к губам кружку с элем, в глазах появляется искорка, и поэзия, о которой он вдохновенно говорит с учениками, примиряет его с горестями последних лет его жизни. Вот куда и к кому стремится по вечерам добропорядочный и вежливый торговец льняными тканями Исаак Уолтон. И заметьте – лордов и сэров за столом нет. Здесь мистеры – занятые своим делом хорошие и добрые люди, и цитируют они мистера Шекспира, мистера Марло… И общество простого торговца их нисколько не смущает.
Айзек Уолтон уверенно и радостно смотрит в будущее. Ему едва за тридцать, он собирается расширить дело, жениться и не забывает о том, что есть на свете много важного и хорошего помимо денег. А на Донна смотрит как восторженный ученик. И правильно делает – его имя останется в истории рядом с именем Донна. Но не только.
Как лондонец стал провинциалом
В 1626 году Айзек Уолтон женится на внучатой племяннице весьма известного исторического лица – архиепископа Кентерберийского Томаса Крэнмера, лидера британской реформации, казненного при королеве Марии I, вошедшей в историю как Мария-католичка, или Кровавая Мэри – да-да, коктейль назван в ее честь.
А об архиепископе Томасе Крэнмере, чрезвычайно важном деятеле – у нас мало что знают. Он не увековечен ни на барной стойке, ни на прилавке кондитерской, как Наполеон Бонапарт. А между тем, именно он был одним из главных авторов юридического обоснования аннулирования брака Генриха VIII с Екатериной Арагонской, что стало одной из причин отделения англиканской церкви от католической. Это он составил «Книгу общих молитв» и полную литургию для новой английской церкви. Он практически стал одним из тех, благодаря кому Британия стала великой, погиб на костре, приняв за свои убеждения мученическую смерть.
Брак Уолтона оказался трагически несчастливым. Нет, дело не в том, что муж и жена не сошлись характерами. Да и в делах Уолтону сопутствовал успех, обеспеченный его честностью и старанием – он был весьма почитаемым человеком, присяжным заседателем, активным деятелем муниципального совета, был даже констеблем – тогда это был не уличный полицейский, а ответственное лицо, следившее и за общественным порядком, и за благонравием, и даже за уборкой улиц. Никто не сказал бы о нем плохого слова. Но в семье его прочно поселилось горе – все семеро детей, шесть сыновей и дочка умерли во младенчестве. В 1640 году умерла и жена, перед смертью в полубреду и отчаянии она крикнула: «Прокляни бога и умри!»
Он искал утешения в кругу мудрых и степенных друзей. С 1630 года он посещал собрания ученых мужей, по большей части богословов, в городке Грейт Тью, в доме виконта Фалкленда – и собиравшееся там общество называлось Кружком Грейт Тью. Устава у этого неформального общества не было, но главным принципом его было уважение к мнению других, широта взглядов и достойное ведение дискуссий. К Кружку Грейт Тью принадлежали сэр Люциус Кэри, сэр Эдвард Хайд, поэт, математик и священник сэр Уильям Чиллингворт, остроумный поэт и изобретатель карточных игр сэр Джон Саклинг и множество других, в том числе более знаменитых людей. Но если вы хотите узнать об этом кружке поподробнее, то сделайте это самостоятельно. Уверяю вас, среди этих людей вы найдете того, чьи мысли будут вам по душе. И всем бы нам поучиться у них умению спокойно воспринимать те мнения, с которыми мы не согласны! Думаю, многих участников, а то и ведущих наших телевизионных ток-шоу оттуда… да нет, просто не пустили бы на второй раз. Причем на пушечный выстрел – и не за точку зрения, а исключительно за хамское поведение.
А в 1642 году противоречия между старым и новым в британской жизни стали невыносимыми. Старое не желало замечать нового, новое не церемонилось – в таких случаях неизбежны и революция, и война. И тут уж неважно, на чьей ты стороне, революции и гражданские войны снимают головы, не глядя на кокарды. Ну и мало того, что Уолтон на стороне короля. Парламенту и Кромвелю нужны деньги. Все знатные и все состоятельные оказались жертвами бесконечных поборов. Новые власти вводили все новые пени, пошлины, налоги – и огромные штрафы. И взимать их приходили отнюдь не изысканно вежливые интеллектуалы из кружка Грейт Тью. Уолтон мрачно проронил: «Жить в Лондоне честному человеку стало опасно». В августе 1644 года в церкви Святого Дунстана пришлось проводить довыборы в приходское управление, одно из мест освободилось: «Айзек Уолтон недавно покинул приход и уехал жить в другое место», – записано в приходской книге.
Уолтон уехал в пригород Лондона Кларкенуэлл, получивший название от некоего колодца Кларка. Кто этот Кларк и где был колодец – трудно сказать. Сейчас это давно не пригород, а почти что центр, между Ислингтоном и Кэмденом, где-то возле метро Кингс-Кросс–Сент-Панкрас, возле Фаррингтон-стрит, теперь этот район известен на весь мир своими гастропабами the Peasant, the Coach and Horses, the Gunmakers и the Green. И для нашей истории этот район памятен – именно здесь впервые встретились Ленин и Сталин.
На новом месте у Уолтона многое исправилось. В 1647 году он снова женился, и снова первый сын умер в возрасте четырех месяцев. Но вскоре родились дочь и сын – и они выросли хорошими людьми. Впервые он узнал, что такое полноценное семейное счастье. А восемь лет спустя он купил за 350 фунтов стерлингов ферму недалеко от деревушки Шеллоуфорд, в четырёх или пяти милях от Стаффорда – хозяйственные постройки и девять полей, которые обрабатывал работящий крестьянин, взявший ее в аренду. Зачем же была нужна интеллектуалу и коммерсанту ферма? Он ведь явно не собирался пахать землю или доить коров. Есть вполне обоснованное предположение. Чтобы заниматься неподалеку любимым делом! Возможно, вы даже догадались, каким таким делом может заниматься городской житель вдали от суеты и шума лондонских улиц. Ведь рядом была река!
Самая популярная книга в Британии
Целую неделю, начиная с 9 мая 1653 года в газете «The Perfect Diurnall» публиковались рекламные объявления: «Вышла книга ценой в 18 пенсов, названная «Искусный рыболов, или Досуг Созерцателя» (The Compleat Angler, or Contemplative Man’s Recreaction) — беседа о Рыбе и Рыбалке. Стоит прочесть большинству рыболовов. Написана Iz.Wa., а также пьеса об Испанском Цыгане, до сих пор не публиковавшаяся. Обе книги отпечатаны для Ричарда Мариота и будут продаваться в его магазине на церковном дворе Сент-Данстан, Флит Стрит».
А сразу после газета The Mercurius Politicus опубликовала этот же текст. Первым покупателем книги стал некий Томпсон, о чём он и написал на титульном листе, указав дату — 20 мая.
С тех пор каждый настоящий английский рыболов легко узнает эти прекрасные строки:
- «Еще Соломон говорил, что зубоскалы вызывают у людей отвращение. И пусть их одолевают припадки иронии, но я, так же как и все, кто ценит добродетель и рыбную ловлю, считаю их недругами. Вы говорите, что некие серьезные люди жалеют рыболовов, но позвольте мне сказать вам, сэр, что есть люди, которые считаются серьезными и уважаемыми, в то время как мы, рыболовы, презираем и жалеем их. Жалеем потому, что у них от природы мрачный вид, что они заняты только своим обогащением и тратят все свое время, во-первых, на то, чтобы добыть деньги, а во-вторых – на то, чтобы сохранить их. Призвание этих людей – быть богатыми, вот почему у них всегда такой занятой и недовольный вид. Нам – рыболовам – жаль этих бедных богатых людей, и мы никогда не поймем, в чем их счастье. Нас забавляют нападки богачей на рыболовов, ведь, как говорит гениальный Монтень, «когда мы с моей кошкой развлекаемся глупыми трюками, играя с подвязкой, можно ли точно сказать, кто кого развлекает – моя кошка меня или я – мою кошку?»
О, в длительном и обстоятельном разговоре Пискатора, Венатора и их друга Ауцепса будет место и для описания снастей, и приемов ловли – но сколько же в этой книге истинной философии рыболова, спокойного и доброжелательного человека, отдыхающего душой на лоне природы, неподвластного суете и глупости… Нет, это далеко не просто пособие, обучающее способам выудить рыбку из воды – это философский трактат, причем увлекательный (а такое и вовсе редкость).
- Вода – старшая дочь Создателя. Это стихия, над которой впервые появился Святой Дух, стихия, которой Бог повелел обильно породить живых существ и без которой все те, кто населяет землю, включая и всех существ, дышащих ноздрями, превратятся в ничто. Моисей, хранитель Закона и величайший философ, умудренный всеми знаниями египтян, Моисей, которого Бог нарек своим другом и которому были известные помыслы Всевышнего, назвал эту стихию главной стихией в Мироздании и главной составной частью самого Мироздания. Многие философы уверены, что Вода включает в себя все остальные стихии, и большинство из них считает ее источником всех живых существ.
Стоит ли говорить, что таинственный Iz.Wa. – не кто иной, как наш добрый и мудрый друг – Айзек Уолтон!
Есть в этой книге и глубинные скрытые смыслы. The Compleat Angler – таково название книги на английском языке. Angler для Уолтона – это и символ тех рыбарей, которые стали вслед за Иисусом «ловцами человеков», и образы англичан и Англии, мира для которой он так хотел. Его мечтой было общество, где люди будут спокойно относиться к тем, кто на них не похож, кто думает иначе, кто имеет свое мнение. Где каждому будет гарантировано уважение. И он начал поиски лекарства для раздираемой гражданской войной страны – в тишине у воды.
Эта книга выдержит неимоверное количество переизданий, больший тираж на английском языке будет только у Библии и у сочинений Агаты Кристи!
И ведь черт подери, научились они смотреть на чужие взгляды с уважением, на иной цвет кожи – без гримас, на чужую религию – без страха… Айзек Уолтон стал одним из настоящих отцов современной британской нации не благодаря крикливым политическим брошюрам, а благодаря пособию по рыбной ловле!
Эту книгу он будет совершенствовать, дописывать и дополнять двадцать лет.
Благодарный слушатель
Но как же дружба с Джоном Донном? Почему его имя осталось в истории рядом с именем великого поэта?
Айзек Уолтон написал отнюдь не только «Искусного рыболова». Среди его сочинений второе по популярности – «Жизнеописание доктора Джона Донна, покойного настоятеля собора Св. Павла в Лондоне», и ее можно прочитать в переводе Елены Дунаевской в замечательном петербургском журнале «Звезда», в № 5 за 2001 год.
Сначала Уолтон не рассчитывал писать масштабное произведение. Он хотел написать всего лишь скромную вступительную статью к сборнику проповедей Джона Донна, опубликованному в 1640 году. Предисловие это сначала было названо автором «Жизнь и Смерть Доктора Донна, настоятеля собора Св. Павла в Лондоне», и только в конце книги было подписано — Iz.Wa. (Исаак Уолтон)
«Жизнь и Смерть Доктора Донна» до сих пор остается основным источником сведений о великом поэте. Уолтон опубликовал ее отдельно в 1658 году. Также он написал биографии Ричарда Хукера, елизаветинского епископа, поэта Джорджа Герберта и епископа Сэндерсона. Но именно «Жизнь и смерть Джона Донна» и «Искусный рыболов» обессмертили его имя.
Вместо эпилога
- «Айзек Уолтон, по завещанию, составленному 9 августа 1698 года, передал в аренду городу Стаффорд, в котором он родился, ферму, расположенную в Халфхеде (примыкающем к Шаллоуфорду), в приходе Чебси, для блага и пользы жителей указанного города, чтобы ежегодно двух мальчиков, сыновей честных и бедных родителей, отдавали в подмастерья к каким-нибудь торговцам или ремесленникам, с намерением, чтобы упомянутые мальчики могли впоследствии достойно зарабатывать себе на жизнь: и дабы также ежегодно передавалось 5 фунтов стерлингов из указанной арендной платы какой-нибудь служанке, которая достигнет возраста двадцати одного года, или дочери какого-нибудь честного бедняка, чтобы были выплачены ей при вступлении в брак; после этого согласно его воле, арендная плата, оставшаяся от указанной фермы и земли, должна быть распределена следующим образом: во-первых, ежегодно, на необходимые траты мэру Стаффорда, а те деньги из арендной платы, которые должны оставаться неиспользованными - для покупки угля для бедняков, которые будут больше всего нуждаться в них в указанном городе».
Сейчас в усадьбе на ферме находится музей Уолтона. Первый этаж музея посвящен жизни Уолтона, на втором выставлена коллекция предметов, связанных с рыбной ловлей.
Достойный финал долгой и достойной жизни.
Стихи, посвященные Айзеку Уолтону
Перевод Владимира Барнабеля
- Моему дорогому другу мистеру Исааку Уолтону во славу рыбной ловли, которую мы оба так любим
- Вниз по течению реки
- Идем, срывая васильки,
- И юный лес, весной согрет,
- Дает нам утренний концерт.
- Сперва синицы перебор,
- Затем согласный с нею хор
- И щука, чтобы в тон попасть,
- В корягах разевает пасть.
- Презрев чертог подводный свой
- Форель взлетает над водой.
- Спешит, преодолев поток,
- Попасть на лживый мой крючок.
- Она не склонна замечать
- То, что ей может угрожать,
- Бросаясь к мушке из воды,
- Не ждет от этого беды.
- Так люди, не боясь угроз,
- Шипов не видят среди роз.
- Прут, конский волос, поплавок,
- Жук, наживленный на крючок
- Доставят все, что жаждет свет,
- Эпикурейцу на обед.
- В поток кристальный брось червя
- И жди ельца иль голавля.
- Из ямы выманит перо
- Форель, что прячется хитро.
- Линь, врач пруда, издалека
- На дне заметит червяка.
- Там, где корней тенистый грот,
- Уклеек быстрых щука ждет.
- Малек, в потоке трепеща,
- Влечет голодного леща.
- Веснянок, выползших на мель,
- Хватает жадная форель.
- Подумав, надо выбирать,
- Где путь спасения искать.
- Тот, кто рыбалку изберет,
- В ней избавление найдет
- От зла, обмана, грабежа,
- От драк и острого ножа.
- Кто у прозрачных вод сидит,
- Тот душу чистой сохранит.
- А если черной мысли тень
- Придет, как туча в ясный день,
- И меланхолии недуг,
- Как зимний дождь, нахлынет вдруг,
- Лекарства прочь, бери сачок,
- К шнуру привязывай крючок,
- К нему – перо от пустельги
- И поскорей к реке беги.
- Как только в воду ты войдешь,
- Покой и счастье обретешь.
- Спорт избавляет от забот.
- Спорт – наслажденье без хлопот.
- Не зря античный Актеон
- Был так рыбалкой увлечен.
- Пусть сокол твой сейчас грустит.
- Дай срок – он снова полетит.
- И не пытайся разум свой
- Отвлечь картежною игрой,
- Из-за которой все вверх дном,
- И за долги заложен дом,
- И нету денег все равно.
- К долгам прибавится вино
- (Недаром турок говорит:
- Бес в виноградине сидит).
- Вот дерево – оно мертво,
- Плющ задушил его давно.
- Так и мужчина сам не свой
- Кряхтит под женскою пятой
- Любовь прошла давным-давно,
- И скука мучает его.
- Дай мне присесть на берегу,
- Оставив латы на лугу.
- Как жаль мне тех, кто носит их
- И сеет смерть в краях чужих.
- Меня же удочка влечет
- И речка, что как жизнь течет.
- А орден, что в бою добыт,
- На сердце тяжестью лежит.
Томас Вивер, магистр искусств. 1649
Читателям «Искусного рыболова», книги моего исключительно остроумного друга
- Тот, кто явил для нас людские судьбы,
- Запомнил все, что вновь не повторится.
- Уоттона и Донна собеседник,
- Способный обьяснить весь ход их мысли,
- Тот, кто дружил с Оулдворзом и Фитли,
- Светившими, как звезды Вифлеема,
- В сравнении с которыми поныне
- Все наши проповедники – лгуны.
- Тот, кто провел года с ученым Морли,
- Блиставшим остроумием и верой,
- Тот, кто обрел такое мастерство,
- Что объяснил, как все они достигли
- Внимания заблудших к их ученью
- И как под маской души сохранили.
- Читатель, вот он, этот рыболов.
- Его талант сокрыт в подводных кущах.
- На иву он свою повесил арфу,
- Ее настроив, прикоснувшись к струнам,
- Он мог бы успокоить пыл друзей
- Или связать удильщика с добычей.
- Но музыка его пера безмолвна,
- Другим пером он ныне увлечен.
- Застыв на берегу с прутом в ладони,
- Не отрывая глаз от некой точки,
- Он постигает древнее искусство,
- Как изловить форель, угря, плотвицу.
- И вновь расскажет о своих победах.
- Он обманул капканы, вот в чем дело.
- Подобно рыбе, сдернувшей насадку
- И избежавшей гибельного жала.
- Сорвал приманку он и был таков.
- Теперь, когда других терзают мысли,
- Что земли их принадлежат не им,
- Он счастлив, что его владенья – воды
- И может он, как некогда голландцы,
- Жить в мире и ловить спокойно рыбу.
Эдвард Пауэлл, магистр искусств. 1650
Брату моему мистеру Исааку Уолтону по поводу его «Искусного рыболова»
- Эта книга как Вы, и Вы – как она.
- Тихих радостей, мира и света полна.
- Несомненную истину я объявлю -
- Что я также как Вас, эту книгу люблю.
Роберт Флоуд, магистр искусств. 1655
Славнейшему и возлюбленнейшему брату, мистеру Исааку Уолтону, искуснейшему в рыболовном искусстве
- Есть особенная рыба —
- врач всех прочих рыб и те,
- Кто к ней может прикоснуться,
- исцеляются мгновенно.
- Точно так же, как Спаситель,
- прикасаясь, исцеляет
- Имя этой рыбы – Ихтис,
- я же слышу – «Иисус».
- Эту редкостную рыбу
- встретить я всегда мечтаю
- Помолись о том и ты,
- милый мой собрат-удильщик.
- Он избавит нас от тяжких
- прегрешений перед Богом.
- Рыба Он и Рыболов,
- рыбой горячо любимый.
Генри Бейли, магистр искусств. 1655
Достойному мужу и опытнейшему рыболову Исааку Уолтону
- Привет тебе, Уолтон, бог уженья,
- Профессор рыболовного искусства!
- Гуляешь ли один в глухой долине,
- Любуясь медленным речным потоком,
- Стоишь ли на краю прозрачной бездны
- Иль, сидя на прибрежной мягкой травке
- Обманку шлешь чешуйчатым созданьям —
- Ты – счастлив! Ты избавлен от забот
- Вдали от шумной, суетной столицы.
- Вдали от толп, у вод, текущих вечно,
- Ты честно водишь за нос рыб-скиталиц
- В то время, как почти весь род людской
- Дарами, как приманкой, жадно ловит
- Друг друга и и крючки златые точит,
- Чтоб зацепить богатых стариков.
- Ты с увлеченьем ловишь только рыбу
- На пескаря – безжалостную щуку,
- На уклею – бандитов полосатых,
- На мушку легкую – увесистых форелей.
- Ты ловишь даже карпа, (хоть его
- Не обмануть ни сетью, ни удою).
- Целителя-линя, бычка-уродца
- И усача с его венком лавровым.
- Тут ты король, пока мороз не хватит.
- Ни дня ты не проводишь без уженья.
- Умелец ты, но ты и теоретик.
- Ты – рыболов прекрасный и писатель.
- Ты, два стила искусно сочетая,
- Изящным стилем пишешь в «Рыболове»
- О тайнах рыболовного искусства.
- Как римский Аппиан, преподаешь
- Науку о наживках и повадках
- Различных рыб, но говоришь не только
- О них, (хотя рыбалка – школа
- Терпения и мудрого покоя).
- Ты – в жизнь привносишь мир и добродетель,
- Знакомя нас с судьбой людей великих.
- Вот Хукера простой, глубокий образ,
- Вот Донн – поэт любви благочестивой,
- Вот Герберт – вдохновенный стихотворец.
- Мы видим ясно их, как на картине,
- Написанной талантливой рукою.
- Благодаря тебе они вновь юны.
- Как славно все, что создано тобою.
- Как рыб сачком, ты ловишь нас строкою,
- Усердствуя в науке и искусстве.
- Ты, глядя на дрожащий поплавок,
- На самом деле видишь суть событий.
- 1655
Исааку Уолтону, хорошему человеку и рыболову
- О, Исаак, пою хвалу искусству,
- Которым Петр, все бросив, упивался
- И сам Петра Учитель не чурался.
- Транквилл нам рассказал, как мудрый Цезарь,
- Ловя уклейку, набирался сил.
- А ныне ты, за Цезарем вослед
- Прославил это древнее искусство
- Крючков и мирных таинств рыболовства.
- О ты, магистр славного уженья.
- Я ученик, а ты учитель мой.
- Тебе я, как и многие другие,
- Достоин только удочку подать.
- Мы стали братьями на берегу залива,
- Товарищами в благородном деле.
- Что может быть прекрасней, о, Уолтон!
- Что чище может быть и выше, о, Уолтон!
- Ведь сам Господь – Небесный Рыболов!
Джеймс Дюпорт, декан колледжа Марии Магдалины, Кембридж
