Самая загадочная повесть Куприна

Текст: Андрей Цунский

Каждое желание

Среди обширного шеститомного наследия Куприна (а оно шеститомное оно - только в изданном варианте, сколько было у него совершенно незначительных газетных публикаций, которые могут быть интересны разве что самым дотошным исследователям его творчества) стоит особняком одна повесть. Первые читатели узнали ее под заглавием «Каждое желание» - в роковом 1917 году. В собрание сочинений она вошла как «Звезда Соломона».

Немало авторов обращалось и к мистике, и к древним преданиям, и к колдовству – делая их не просто приманкой для аудитории, а своим инструментом для постижения человеческой натуры. Писателю всегда было интересно наделить рядового человека фантастическими возможностями и посмотреть, что из этого выйдет.

И сколько таких героев мы сможем назвать буквально с ходу. Волька Костыльков, профессор Преображенский, физик Гриффин, Дориан Грей, калиф-аист… Одному помогает джинн (почему-то колдующий по-древнееврейски), другой и третий опираются на силы науки, четвертому дает вечную молодость его собственный портрет, даже порошок с инструкцией на латыни позволяет понимать язык птиц и зверей. Все перечисленные персонажи – герои произведений, давно ставших классикой, какие-то созданы до повести Куприна, какие-то после. Но ни в одном из них обычный человек не обретал такого огромного могущества.

А персонаж Куприна – обладал им в полной мере.

Никогда раньше человек и не смел и мечтать о такой силе. Но XIX век подвел и авторов, и читателей к новым возможностям, каких и вообразить не могли те, кто жил до них.

Требования времени

Вещий Олег прибивал щит ко вратам Цареграда – а принял смерть от павшего своего коня, каковой финал не скрашивал даже приспособленный к пушкинскому тексту бравурный припев «Так громче музыка, играй победу». Колумб был уверен, что открыл короткий путь в Индию. Левенгук так и не смог никого убедить, что есть на свете живность мельче сырного клеща.

Однако после девятнадцатого столетия возможности казались неисчерпаемыми.

Леон Манташев удесятерил многомиллионное состояние за один день, удачно сыграв на бирже. Самолет братьев Райт вознес человека в небеса, а ранцевый парашют Глеба Котельникова позволил с них прыгать. Виллем Эйнтховен исследовал само человеческое сердце при помощи электрокардиографа, и даже бритву, изобретенную Кингом Жиллетом не нужно стало точить и направлять. А там…телеграфный кабель соединил Европу с Америкой, небоскребы Вулворт и Сингер легко преодолели отметку в 50 этажей, супруги Кюри подобрались к таким энергиям, которые не хватало воображения осмыслить – и это не говоря об общей теории относительности!

И вот в этот мир прибегает… пудель. Да-да, тот самый! Не успел он нарезать и пару кругов «с огненным потоком и искрами по следам его», как оказался на выставке декоративного собаководства, где получил медаль, стрижку с недавно изобретенным электрическим феном, а в качестве бонуса – ошейник с намордником и миску с названием корма.

А зайди он в человеческом облике…

- Что обещаем мы, ты можешь получить

Сполна!

- Что бы это ни было, половина опций – ненужная шняга.

- Но попрошу мне волю предоставить

Тебя моим искусством позабавить.

- Кредитные карты? Натяжные потолки? Абонемент в фитнес-центр?

- Ты в краткий час среди видений

Получишь больше наслаждений…

- У меня уже есть кабельное…

- Ни дивный ряд картин чудесных

Не будут сном волшебных чар;

Ты будешь тешить обонянье,

И вкус…

- Магнит-косметик, что ли? Яндекс-еда?

- …и даже осязанье —

Всё, всё тебе доставлю в дар!

Приготовлений ждать не нужно:

Мы в сборе все…

- Ты что, обкурился? Тише ты, у меня жена дома!

И как ему работать в таких условиях?

Нужно было менять подход. И он сменил. Новый век требовал новых решений. А стало быть, и литераторам нужно было проверять своих героев на новых условиях.

Герой

Некогда для привлечения публики требовался герой сам по себе эффектный – красавец-мушкетер, граф с кучей денег, князь – либо Болконский, либо Серебряный, гусар-снайпер, подводный принц, великий сыщик. Для задачи Куприна такой не подходил.

Можно было поискать в другом наборе: Акакий Акакиевич, Родион Романович, Евгений Васильевич, Николай Аполлонович, в конце концов! Но нет.

И является нам скромный Иван Степанович, по фамилии Цвет. Образован далеко не блестяще, особенно по географии и истории. Страстей никаких: «не курил, не пил, не был ни картежником, ни волокитой». Слава богу, не веган и не полный зожник, с дуба рухнувший. «Позволял себе только разумные и дешевые удовольствия: по субботам, после всенощной, — жаркую баню с долгим любовным пареньем на полке, а в воскресенье утром — кофе с топлеными сливками и с шафранным кренделем». Да он еще и в хоре церковном поет! И мечтает о чине четырнадцатого класса… Ну что, что может сделать толкового, интересного, умного, хорошего такой персонаж. Именно персонаж и никакой не герой! Ну – в меру способностей.

Необходимая поправка

Всех реалий наступающего времени Куприн учесть не сумел – хотя бы потому, что оно еще только наступало. Нам сейчас понятно, что не под силу одному человеку, будь он гением среди гениев, прочитать геном человека, создать айфон или начать выпуск Форда-Т. Составить собственную формулу всемогущества Цвет бы никак не сумел. Однако мог воспользоваться чьей-то готовой. Иван Степанович это и сделает. Точнее – найдет в одиночку решение старинной задачи, просто посмотрев на нее под другим углом. Точнее – на просвет.

А представитель фирмы, что хочет зла, но вечно совершает благо (и вечно же лжет, как агент по продажам), является к нему в виде юриста Мефодия Исаевича. Он не соблазняет - по этой части ему в двадцатом веке за людьми не угнаться. Он честно предоставляет скромный пакет возможностей и доступ к специальному оборудованию с подробной инструкцией:

«Вся книга была вперемежку с текстом испещрена множеством странных рецептов, сложных чертежей, математических и химических формул, рисунков, созвездий и знаков зодиака. Но чаще всего, почти на каждой странице, попадался чертеж двух равных треугольников, наложенных друг на друга так, что основания их противолежали друг другу параллельно, а вершины приходились — одна вверху, другая внизу, и вся фигура представляла из себя нечто вроде шестилучной звезды с двенадцатью точками пересечений. Чертеж этот так и назывался в дядюшкином шифре “звездой Соломона”».

И всегда “звезда Соломона” сопровождалась на полях или внизу столбцом из одних и тех же семи имен, написанных на разных языках: то по-латыни, то по-гречески, то по-французски и по-русски:

«Асторет (иногда Астарот или Аштарет).

Асмодей.

Велиал (иногда Ваал, Бел, Вельзевул).

Дагон.

Люцифер.

Молох.

Хамман (иногда Амман и Гамман).

Видно было, что все три предшественника Цвета старались составить из букв, входящих в имена этих древних злых демонов, какую-то новую комбинацию, — может быть, слово, может быть, целую фразу, — и расположить ее по одной букве в точках пересечения “звезды Соломона” или в образуемых ею треугольниках».

Между прочим, микроволновка, универсальный клей и даже пенициллин – тоже были открыты случайно. Говорят, что Александр Флеминг так увлекался работой, что даже ел за лабораторным столом и развел на забытых сэндвичах плесень, которая попала в образец стафилококка – и вот когда все бактерии сдохли... Впрочем – вряд ли Нобелевскую премию дают за одно лишь неряшество.

Подобрав логин-пароль «АФРО-АМЕСТИГОН», Ивану Степановичу оставалось только «пустить тяжелой палкой в козлиную морду». Раз, два, три - ирландское рагу готово.

Проба пера

Первые желания Ивана Степановича после осознания им собственного могущества вполне невинны:

«приказал ветру сдуть панаму с головы важного барина, прогуливавшегося с надменным видом индейского петуха», пожелал заткнуться железнодорожному чину, который «безобразно, на весь вагон, орал на прислуживавшего ему лакея за то, что тот подал ему солянку не из осетрины, а из севрюжины». Вполне понятные желания. Но ни одного из них не доводит он до «совершенства», все время ему что-то мешает: «Ах, нет, нет, пускай благополучно!», «Не надо, не надо!», «Неужели я хотел видеть, как он убьется?».

Он дает осуществиться полностью только самым уж простецким штукам: «Хочу, во-первых, чтобы сию минуту зажегся свет. А во-вторых, хочу, во что бы то ни стало духов «Ландыш». «Хочу завтра ее видеть»…

Потом желания становятся разве чуть покрупнее. Деньги, автомобиль, полетать. Деньги приходят. Кресло вместе с ним в воздух не подымается – зато прилетает в город (кстати, приятель Куприна) летчик Уточкин – и пожалуйста, два круга над полем. Но арбуз не в сезон у него не появляется – а в наше время – появился бы. Что же мешает «властвовать»?

Ну, во-первых, полученная Иваном Степановичем способность – это не власть над всеми силами природы, а скорее – власть над случаем. Тоже «оверчемнужно». Но главное – вот в чем:

«"Сколько еще несчастий причиню я всем вокруг себя. Что мне делать с собой? Кто научит меня?" Но о Боге набожный Цвет почему-то в эту минуту не вспомнил».

Кстати, вот вопрос! Отчего не вспомнил?

Я могу предложить лишь собственный вариант ответа: скромный и воспитанный Иван Степанович попросту не считает себя вправе беспокоить самого Создателя по пустякам. У вас, как и у Куприна, может быть и другая версия.

Цвету довелось встретиться и со своеобразным книжным камео самого Куприна, бретером и лошадником Осипом Федоровичем Валдалаевым, полетать на аэроплане, много еще чего. Но зачем же он отказался от этого магического дара?

Было «глубокое, печальное горе у Цвета. От него, так волшебно подчинявшего себе настоящее, уплыло куда-то в безвестную тьму все прошлое. Не то чтобы он его забыл, но он не мог вспомнить. Сравнительно ясно представлялись вчерашние переживания, но позавчерашний день приходил на память урывками, а дальше сгущался плотный туман».

Отрыв от вскормившей и воспитавшей среды. Оказавшись в похожей ситуации, Мартин Иден взял да и утопился. А Цвет – не Мартин Иден. И не Фауст. Он хочет жить. И дать жить другим. Увы – Куприн не смог предложить ему ничего, кроме облагороженной версии хамоватой формулы «не жил богато – нечего и начинать».

Анализируя его похождения, «представитель фирмы» сводит баланс:

«Злодей на вашем месте залил бы весь земной шар кровью и осветил бы его заревом пожаров. Умный стремился бы сделать его земным раем, но сам погиб бы жестокой и мучительной смертью. Вы избежали того и другого, и я скажу вам по правде, что вы и без кабалистического слова — носитель несомненной, сверхъестественной удачи».

Сам Куприн устами мелкого чертяки Мефодия Исаевича объясняет эту удачу «доброй душой» Цвета «и таким… не обижайтесь, мой милый… таким… как бы это сказать вежливее… простоватым умом».

Но тут же и подсказывает:

«Но сколькими огромными человеческими соблазнами вы пренебрегли, мой милый Цвет! Вы могли бы объездить весь земной шар и увидеть его во всем его роскошном разнообразии, с его морями, горами, реками, водопадами, от пламенного экватора до таинственной точки полюса. Вы увидели бы древнейшие памятники исторической старины, величайшие создания искусства, живую пеструю жизнь народов. Париж с его вкусом и весельем, себялюбивый и прочный комфорт Англии, бешеная жизнь Нью-Йорка с высоты сорокаэтажных зданий, бой быков в Мадриде, египетские пирамиды, римский карнавал, красота Константинополя и Венеции, земной рай на островах Полинезии, сказочные панорамы Индии, буддийские храмы и курильни Китая, цветущая и нежная Япония — все пронеслось бы перед вашими очарованными глазами… Вы не захотели этого… а теперь уже поздно…

Вы точно забыли или не хотели знать, что в мире существует множество прекрасных женщин. Не только их красота, за которую лучшие люди отдают радостно свою жизнь, дожидалась мановения вашей руки, но также ум, изящество, талант и тот венец женского очарования, который достигается сотнями лет культуры.

Отчего вы ни разу не захотели, не попытались заглянуть в ту великую книгу, где хранятся сокровенные тайны мироздания. Она открылась бы перед вами. Вы постигли бы бесконечность времени и неизмеримость пространства, ощутили бы четвертое измерение, испытали бы смерть и воскресение, узнали бы страшные, чудесные свойства материи, скрытые от человеческого пытливого ума еще на сотни тысяч лет, — а их великое множество, и в числе их таинственный радий — лишь первый слог азбуки. Вы отвернулись от знания, прошли мимо него, как прошли мимо власти, женщины, богатства, мимо ненасытимой жажды впечатлений».

И подводит итог:

«И во всем этом равнодушии — ваше великое счастье, мой милый друг».

И кажется в этот момент, что у Акакия Акакиевича шинель отобрали еще раз.

Но непременно ли нужно отказаться человеку от вкуса и веселья, земного рая, женского очарования и чудесных свойств материи?

По-моему – нет.

Только для этого нельзя уж больше оставаться Акакием Акакиевичем. По двум причинам. Во-первых, все это без вас – именно без вас – пропадает зря. А во-вторых, когда сверхвозможности оказываются в руках у Родионов Романовичей – Акакии Акакиевичи их остановить не смогут. Тем более что не Наполеон выплавлял алюминий и изобрел пароход. Самолет, бритву, парашют и электрокардиограф придумали представители среднего класса. А чтобы вырастить плесень для пенициллина, нужно было иметь бутерброд, который не жалко забыть на столе в лаборатории. И чтобы сформулировать теорию относительности, нужно было иметь для этого время, книги и пусть скромные, но деньги, а не «зарплату». Может, хватит с нас Акакиев Акакиевичей? А то ведь от них и до Герасимов недалеко. Кстати, у вас есть собака (не пудель)?