Текст: Ядвига Юферова/РГ
Гул-рух-сор = землетрясение
Биография юной таджикской поэтессы - советская сказка: участник Всесоюзного совещания молодых писателей, лауреат премии Ленинского комсомола, председатель фонда культуры Таджикистана, а потом делегат знаменитого I Съезда народных депутатов СССР, где Сахаров с Собчаком и Раймонд Паулс, Руслан Аушев, Василь Быков...
Я встретила Гулю на изломе империи, на пике ее славы: в советском посольстве в Швейцарии. Она стажировалась у Зои Новожиловой, единственной тогда женщины-посла. Были у МИДа виды на поэта... На всякий случай обменялись визитками.
"Случай" раздался через несколько лет. Глухой голос в телефоне: только что российские военные вывезли из ада гражданской войны. Боевик, который в Душанбе пришел (по списку) ее убивать, узнал по фотографии в букваре. Несколько мгновений спасли жизнь.
Пять лет ей помогали выжить переделкинские поэты, московские друзья, президент Киргизии Аскар Акаев, с которым они познакомились в том самом Верховном Совете... От боли разлуки с семьей и родиной Гулрухсор стала писать стихи на русском. Татьяна Бек, которая много переводила Сафиеву, назвала их "стихи с акцентом".
Наш дом тоже стал для Гули своим.
- Когда закончится война, ты приедешь в гости, придешь в наш дом, он рядом с президентским... Узнаешь, что в таджикских семьях многих девочек назвали в мою честь...
Слушала горечь человека, вынужденно оказавшегося на чужбине, и ее истории казались такими же ирреальными, как и все то, что происходило на далеком Памире. Пока мы не поехали к нам на дачу, в подмосковные Вербилки. Пошли в березовую рощу за грибами. Как сейчас стоп-кадр: на поляну с ножом выходит солидный мужчина, изумленно смотрит, мы ошарашенно на него, а потом падает на колени: "Малима, это Вы!?" Оказался Надиром, прорабом бригады таджикских мигрантов... "Вот что значит мать нации, - расхохоталась Гулрухсор.- А ты мне не верила..."
В1997 году, как и миллион таджикских беженцев после подписания перемирия, Гулрухсор вернулась на родину. Ей присвоили звание народной поэтессы. И я полетела к ней в гости. И дом действительно оказался по соседству с кем надо.
Наш общий друг, известный белорусский поэт, шутя перевел ее имя как Землетрясение: Гул-рух-сор. Чтобы бы ни писалось в древних манускриптах, что "гул" - это цветок, а "рухсор" - лицо...
Поэт всегда не самый удобный человек. Но это не мешает ей оставаться самым ярким поэтом Востока. Исследователем. Философом. Переводчиком. В этом году Гулрухсор Сафиева возведена в ранг постоянного члена Академии персидского языка и литературы (Иран). За особые заслуги в исследовании Хайяма.
"Прошу сейчас, наличными, вином"
- Из пяти тысяч приписываемых в мире Хайяму рубаи ты авторизовала лишь 350. Остальные, на твой взгляд, фольклор, подражания Хайяму. Неужели ты до сих пор сомневаешься, что это не Хайям написал:
- Что мне блаженства райские потом?
- Прошу сейчас, наличными, вином.
- В кредит не верю.
- На что мне слава, над самым ухом барабанный бой?
Гулрухсор Сафиева: На любви к Хайяму всегда делали деньги, делают и сейчас. Я должна разочаровать русского читателя: многие рубаи - это абсолютно не хайямовские стихи. Такой мудрец, как Хайям, не может сотню раз, как попугай, повторять: пей вино, пей вино. Я нашла рубаи-двойняшки, тройняшки... Они все - подражание ему в разные века. Каждый, кто был недоволен своим временем, говорил от имени Хайяма. Всегда подозревала, что не может мужчина так сказать: "словно тюльпан мои щеки, словно кипарис мой стан". Об этом моя книга "Плакала капля воды", которая выходила в издательстве "Совершенно секретно", ставшая сейчас библиографической редкостью.
- Но ведь Хайям не был ханжой и затворником.
Гулрухсор Сафиева: Я знаю наизусть почти все рубаи Хайяма и давно хотела вывести его из кабака, вот почему за него взялась. Не все составители Хайяма были поэтами, поэтому не могли почувствовать разницу между поэзией и фольклором. Если Хайям кого-то и приглашает, то не в кабак, а по-персидски - в "куништ", это место не имеет ни начала, ни конца.
- И как это переводится?
Гулрухсор Сафиева: Трудно найти одно слово в русском языке... Воображение рисует: красавица танцует, миндаль цветет... Это подобие рая на земле.
- Почему такая путаница существует в мировой литературе?
Гулрухсор Сафиева: Потому что при жизни Хайям не был издан. Даже люди, которые считали его своим учителем, не писали, что были у Хайяма-поэта (боялись!), а писали - у Хайяма, придворного астронома. Хайям был инопланетянином для своего времени - он был свободным человеком. Грех его в том, что он с Богом разговаривал на равных.
Западу Хайяма открыл английский переводчик Эдвард Фицджералд. Он сделал хорошее дело, но оказал и медвежью услугу: он писал свои стихи, подражая Хайяму. И этим указал путь многим дилетантам. Даже в русской литературе, увы, кто бойко говорит о вине или женщине, - это уже Хайям. Хайям - совсем другой поэт. Он не пошлый, он мудрый и точный. Почти два миллиона человек каждый год приходят на могилу Хайяма поклониться ему. Он космос, который надо постичь, поэт вопросов, главные из которых - бытие и небытие человека.
Из наших долгих разговоров с Гулрухсор:
- Трудно ли жить на Востоке знаменитой? Когда тебя знает каждая собака, я не знаю, это слава или бесславие. Я хотела бы свое имя собирать с крыльев ветра, чтобы меня никто не знал. Чтобы я могла пойти на базар, поторговаться, как все. А то мне или даром отдают, или слишком высокую цену требуют. Я не знаю, что такое слава. Может, это болезнь. Но я и бесславия боюсь.
- Каждый год мои книги выходят в Иране, участвую в международной книжной выставке в Тегеране. В Душанбе выходят. В России мне всегда было легко жить, издаваться, вечера проводить. Ты сама была свидетелем нескольких таких вечеров. Этим я обязана своим московским друзьям, поэтам, переводчикам. Но с уходом Андрея Вознесенского, Риммы Казаковой переводческая школа ушла. Вы в Москве, извини, даже не очень представляете, кем была для всех поэтов, как теперь говорят, ближнего зарубежья Татьяна Бек - великий связной культур и людей. Она многих знала, любила, переводила. Это адский неблагодарный труд. Каждый поэт хочет писать свои стихи.
Сегодня Россия для таджиков - великое профтехучилище. Многие едут в Россию, не умея ничего, а возвращаются домой - своими руками каменные дома возводят. Университеты нации при нашей безработице.
- Корни терроризма - в унижении. Идею бомбить невозможно. И расстрелять идею невозможно. На мой взгляд, терроризм - это большой бизнес. Вспомним, что в басмачи записывались в прошлом веке за три копейки, а воевать против них - за пять. Мир ни в коем случае не должен поделиться на буддистский, мусульманский и христианский миры, каждый будет если не настаивать, то подразумевать свое религиозное превосходство. В религиозной войне не будет победителей. И эта война никогда не кончится, пока хоть один человек останется.
У меня есть стихотворение об афганском поэте Халили. Ему стыдно было свой народ назвать беженцами во время войны, он назвал их скитальцами. Благодаря его выступлениям по радио тысячи афганцев вернулись на родину. Поэт - язык любой нации. Тому народу везет, у кого поэт - еще совесть нации.
- Какой характер у таджиков? Гостеприимные, во все верят. Вспыльчивые. Любящие и ненавидящие. Мудрые и очень терпеливые. Не было бы терпения - ни одного таджика на белом свете не было бы. Каждый первый из нас любит стихи, каждый второй - их пишет. Без стихов у нас невозможно родиться, любить, они звучат даже на похоронах, когда человек уходит из жизни.
От редакции:
В декабре юбилей у Гулрухсор Сафиевой, которая не раз была гостем "Российской газеты". Пусть талант Гулрухсор, кстати, автора лучших переводов Лермонтова на таджикский язык, всегда служит свету и миру.
